Девичья башня

Рекомендую к прослушиванию: Poyraz Karayel - Imkansiz. Погода перед отъездом заупрямилась: небо заволокло тучами, озорные птицы не пели, не шумели валы у реки. После проливного дождя ощущалась влажность, Эдирне утопал большой лужей. Оттенки леса на берегу Марицы и мрачные тучи, нависшие над домами, слились, преобразовав темно-зеленые пятна. Лале смотрела на пеструю толпу людей, что вышли проводить ее по приказу Мехмеда, но его самого не было, как и ответа на ее вопрос: почему султан велел ей покинуть дворец? — Доброго вам пути, госпожа. Красавица Сафие крепко обняла кузину падишаха и услышала ее слова, произнесенные шепотом: «пиши мне обо всем, что происходит здесь». После довольно длительных объятий, Сафие кивнула головой, а Лале убежденная, что ее слова не бросят на ветер, села в позолоченную карету и отправилась в дорогу. Рядом устроилась Шахи хатун, а напротив — Дайе. Они ехали молча. Лале нарочито открыла книгу, бывшие обывательницы дворца стреляли взглядами в друг-друга, громко вздыхая. Кареглазая не обращала бы на это внимания, ежели скулеж не продолжался бы минут тридцать. — Я слушаю вас, — девушка пренебрежительно хлопнула книгу. — Тебе что-нибудь нужно, доченька? , — невозмутимо отвечала Шахи хатун. — Вы переглядываетесь друг на друга все это время. Что-то стряслось? — Упаси Аллах! , — Дайе потянула за мочку своего уха и три раза постучала по дверце повозки, — все хорошо, Иншаллах. — Но ваш вид твердит мне об обратном! Пока Лале устраивала настоящий допрос Дайе хатун, любыми способами упрекая ее за молчание, Шахи хатун открыла книгу и пролистала несколько страниц. Женщина не упуская ни одну строку из назидания философов, сфокусировалась только на чтении. — Непременно, ты в праве знать об этом, но лучше сделать это Шахи хатун. — Мне нет никакой разницы… — Не на приданое, не на знатность, не на красоту свою следует полагаться жене, а на то, чем по-настоящему можно привязать к себе мужа: на любезность, добронравие и уступчивость, — перебила воспитанницу Шахи хатун, цитируя слова Плутарха — качества эти проявлять каждодневно не через силу, как бы нехотя, но с готовностью, радостно и охотно. В воздухе тишина повисла-слышен был стук копыт коня. Лале проанализировав тонкий намек от женщины, сердито глянула на нее. Глаза кареглазой стали холодными. Обстановка напряженная. — Вы хотите сказать мне о том, что Мехмед намеревается взять меня в жены?! — Утихомирься, деточка. До нас дошли такие слухи, однако не нужно надеяться на них, — ответила Дайе. — Выйдешь ты замуж или нет — всё равно раскаешься, так что во мне нет надежды обрести покой с моим кузеном! Мысль о нашей родственной связи призывают тошноту! Разговор о браке между нами мне невыносим! Я вижу в нем напыщенного павлина! — Мы все взрослеем, Лале, меняемся. — Видимо, это и есть повод меня отправить в Кючюксу? — К сожалению, нам самим неизвестно, почему султан решил так с тобой поступить. — Так даже лучше! , — девушка вовсе отвернулась от собеседниц и до прибытия во дворец сидела в одном положении. Никях, семья, дети…как люди решаются на это? Какими способами они понимают, что тот или иной человек их судьба? Рано потерявшей родителей, круглой сироте трудно осмыслить женское счастье. Шахи хатун, чей опыт в любовных делах был велик, объясняла любимице все прелести пылкости, романтики и влюбленности. Тем не менее, няня запамятовала рассказать об обратной стороне сей великого чувства. Кроме, рыцарских поступков, сентиментального настроя влюбленного и побед над злостью, любовь вынуждает нас творить чудовищные проделки. Влюбленный человек не моргнув и глазом, готов убить сотню невинных людей, ради спасения одного человека. Его рука не содрогнется, поверьте. А сколько одиноких сердец вокруг нас? Они познали не взаимную любовь, что съедает их, словно морское чудище на дне ледяного океана. * — Что дальше, брат? Думаешь, бунтом все разрешится? — Должно, — коротко отвечал Бассараб, — нам необходимо подготовиться. — Подготовиться? Мы устраиваем бунт, а не войну. Мехмед выполнит наши требования — уйдем. — Аслан, ты не понимаешь? , — Влад с какой-то досадой поглядел на друга, — я горю желанием остановить правление «султана». Бунт в этом мне поможет. — На твоей стороне только пятьдесят солдат, половина из них слабеют с каждым треклятым днем! , — Аслан указал пальцем на парней, отдыхающих подле темных шатров, что они разбили около часу назад, — у нас нет ни крова, ни еды! Мы лишились всего! — Господи, Аслан, ты принимаешь меня за дурака? Мы столкнулись с этой несправедливостью по вине Мехмеда, к тому же, он отнял у меня близкого человека! — Близкого человека… — Аслан с горечью произнес эти слова. Влад с ожиданием посмотрел на рыжеволосого, — ты недооцениваешь его. — Это он меня недооценивает. * Мехмед облачился в черный кафтан, и походил на одного из семи людских грехов. Со дня объявления бунта, султан тщательно подготовился, изучив планы действия, способы побега наложниц (в крайнем случае) и дипломатические споры. Эдирне взволнован. Жители прочно забаррикодировали двери и окна, продовольственные рынки закрыты, куролесить и плестить по ночам — табу. Полдень. Стража настежь распахнули огромные ворота дворца. Падишах с горделивой осанкой, чванливым взглядом, но волевыми шагами, молниеносно оказался в большой части двора, где обычно проходили коронации султанов. За всей процессией наблюдали их матери, сестры и жены на высокой башне, не видимой для людских глаз. Мехмед рядом со стражей выглядел немного комично, ибо султан выставлялся, как низкорослый юноша-педант, а плечистые здоровяки изображали сумоистов, правда их телосложения ничуть не подходили под стандарты борцов. — Ну, и, где они? Что за дерзость, заставлять меня ждать? , — нервозно выразил свое недовольство Мехмед. — Сейчас объявятся, повелитель, — ответил один из визирей, что стоял слева от правителя. — Готовьте оружия, — предупредил султан. Все эти два дня Мехмед был занят не только королевскими делами, но и делами любовными. Он писал письма обладательнице карих глаз, бредил ею, словно Тургул бей [1]. Несмотря на то что Мехмед был далек от поэзии, султан излагал мысли весьма красноречиво, хотя ничего вразумительного Лале не узнавала от его весточек. «Лале, я тоскую по тебе. Твой облик отпечатался в моих мыслях, он отвлекает меня от более серьезных дел. Признаю, два дня проведенных без наблюдений за твоими упрямыми выходками, заставили меня скучать. В Эдирне стало жутко спокойно. Пишу с наглым заявлением о том, что та ночь изменила прочность моих чувств к тебе, авось, из твоих уст вылетает мое имя при молитвах. Моя надежда никогда не угаснет. Будь сладок, мой лукум». Ответ от Лале не заставил падишаха долго ждать. Его кузина отвечала так же сухо, как пергамент на котором она писала, но конец весточки дал ему некую верю в их странные отношения: «Добрый день, повелитель, хотя вы к тому времени будете ужинать. Ваша наглость вызвала у меня негодования, ибо воспоминания о вас лишь изредка появляются в моем разуме. Мне не хотелось бы сообщать о моем здоровье или о делах, а спросить причину моей ссылки в Кючюксу. К слову, не думайте, что настойчивость — это благодатель, но я молюсь и за вас». От резкого гула Мехмед вдруг схватил меч. Перед его глазами все четче вырисовывались силуэты юных солдат, но можно было приметить и мужчин зрелого возраста. Каждый из собравшихся был недоволен ситуацией в столице, дискриминацией и безработице. Одначе взгляд молодого государя был прикован к двум кафирам[2], восседавшими на скакунах. Мехмед возмущенный данным поступком иноземцев, злобно скалил зубы. Визири сделали несколько шагов назад, чуя, что дипломатией и умными речами этот спор невозможно решить. «Жалкие трусы» — подумал Мехмед, смело глядев то на Влада, то на Аслана. — Мы думали, что великий правитель всех правителей на земле, предстанет перед нами на сильном скакуне. Кажется, мы поменялись местами, — начал Влад, хищно скосив глаза. — Сколько волка не корми, он все в лес смотрит. Мудрецы были правы, — Мехмед подошел ближе, — думаешь, все величие в моих руках ограничивается скотом? Ты посмел явиться передо мной в таком виде, зная о последствиях. Ты либо смел, либо глуп, как пень в моем саду. — Я никогда не поступаю с горяча и нет корыстных целей у меня. Солдаты, янычары, народ, наконец! Именно их плачевное состояние привело меня сюда! , — он спустился с коня и кивнув головой, дал пример и Аслану, — мы будем биться на равных! Не забывай, что я князь, а отец мой — дракон! На руках у толпы были сабли и горящие факелы, их охватила ненависть, она нависла черной тучей над Мехмедом. Люди скондировали «за справедливость! , «за справедилость!», «за справедливость!», и в это время сзади падишаха предстали дворцовые защитники и солдаты. Они образовались в большое сборище. Первая атака началась со стороны защитников Мехмеда. Народ обратил удар на себя, алая кровь пролилась по твердой земле. Влад долго не думая, поднял саблю и нанес удар на грудь, но противник удачно отразил его. Аслан в свою очередь вызвался на помощь Тео. Паренек со слабыми мышцами производил не самое лучшее впечатление, но отвлекал соперника пустыми разговорами, и Аслан вовремя повалил дворцовую тварь. — Ты умеешь искать причины. — Как ты догадался? , — произнес саркастично Влад. — У вас не будет будущего. Я не позволю! Ха! , — острый конец меча проткнул рукава Влада, достигнув бредела. Правая рука Цепеша не слушала его. Тем временем светлая тень пыталась пробиться через толпу. Ей помогал в этом непонятный силуэт высокого человека. Он всеми силами не давал варварам тронуть ее стан, ведь это хрупкое создание не предназначена для касания грязных лап. Длился ее путь не вечно, спустя некоторое время, девушка оказалась в между двумя огнями. Темноволосая скрыла свой страх, правда, дрожащие ноги предавали ее. — Довольно! Крик госпожи не был услышан народом, но к счастью, Влад и Мехмед моментально обратили свои внимания. Влад направился к ней, но путь ему преградил султан. — Не смей. Злая Лале сама сделала несколько резких шагов. — Будьте прокляты оба! Пусть покарает вас Аллах! Не думаете о себе, подумайте о них! , — хатун взглянула на баталию, царившую перед ней. — Кареглазая, ты не должна здесь находиться. Это между нами, — Влад осторожно объяснял ей всю суть происходящего. Рука его потянулась за щеку Лале, но она настырно отпрянула ее. — Не касайся меня! , — тоска по любимому не отпускала ее, но Лале была вынуждена произнести это. — Лале, не вмешивайся! Прочь! , — султан сквозь зубы сказал и немедля подошел к ней, — ты должна немедленно уйти! — Не буду подчиняться я твоим глупым приказам! Сейчас ты станешь выполнять мои! , — взгляд девушки пал на лежащюю саблю, — можете убивать друг-друга сколько угодно, но пренебрегать жизними невинных душ вы не должны! Легким движением оружия, а точнее быть, его острым концом, госпожа скинула белоснежный платок, сняла плотную вуаль. Лале зажмурила глаза, но не от страха, как может показаться, а для попытки остановить бессмысленное кровопролитие. Медовые губы что-то шептали. Она была наедине со Всевышним, разговаривала с ним, делилась бедой. Влад смотрел на Лале, словно на божество. Этот проклятый мир не достоин ее, он еще больше убеждался в этом. Таких особ провозгласили Девой Марией, чистым божеством, лучиком надежды на примирения между людьми. Князь невольно вспомнил свой монолог… Мехмед отводил глаза. В этой девушке таился настоящий черт. Злоба юной госпожи захватывала дух и никто не смел возразить, даже он — повелитель всей империи. Импульсивность, дерзость, хитрость, храбрость все в этом маленьком тельце! Наконец, один из янычар заметил ее. Мужчина остановился именно тогда, когда меч его чуть было не оказался внутри какого-то голубоглазого старика. Люди один за один таращились на юную красавицу, а она молила лишь о их пощаде к друг-другу. Открыв глаза, Лале безмолвно и разочарованно перевела их на Влада и Мехмеда. Казалось, кареглазая выполнила сложную задачу, поколь стрела выпущенная откуда ни возьмись, не пронзилась в тело Цепеша. — Влад! , — на глазах слезы горечи, девушка старалась среагировать вовремя, чтобы поймать падающего юношу. Когда он пал, она пала с ним.