Зефирки в какао, и прочие человеческие радости

Шэнь Вэй случайно задел локтем книжную полку и зашипел сквозь стиснутые зубы. Было чертовски узко. Любое неосторожное движение могло привести к катастрофе, что-то уронить или, самое ужасное, привлечь внимание. Но он не мог больше терпеть. Злость и что-то ещё, чему он пока не мог, не хотел давать названия раздувались внутри него, как раскаленный стеклянный шар под дыханием стеклодува. Из-за них дрожали колени, а пульс бился в ушах. Без дополнительной опоры Шэнь Вэй бы рухнул, беспомощно сполз бы на пол, пачкая брюки и оставляя заломы на новой обуви. Но как же он был зол. — Я так и думал, — беспечно отозвался Чжао Юньлань и широко, довольно улыбнулся, будто наконец-то разгадал сложную загадку или получил желанный приз. Его глаза блестели чернотой расширенных зрачков. — В тебе намного больше чувств, чем ты пытаешься показать, Шэнь-сюн. Или я могу тебя называть сяо Вэй? Вэй-эр? А-Вэй? — Чжао Юньлань, — Шэнь Вэй говорил глухо, так, что сам себя не слышал, и именно поэтому был так близко, что кожей чувствовал жаркое неровное дыхание и почти втискивал каждый звук в этот ужасный красный желанный рот. — Замолчи. В дальнем конце библиотеки у кого-то зазвонил телефон. Короткая безликая трель ввинчивалась в уши, почти отрезвляя. Почти, потому что притиснутый к стене Чжао Юньлань не оттолкнул, не попытался освободиться, а поднял руки, положил их Шэнь Вэю на щеки. Будто отстранял от мира и забирал все внимание только себе. Будто Шэнь Вэй мог смотреть на кого-то, кроме этого ужасного, раздражающего, умного, обаятельного… — Ах, я бы с радостью, — Чжао Юньлань улыбнулся, и если бы Шэнь Вэй мог соображать и подбирать эпитеты, то он назвал бы его улыбку голодной. — Но, понимаешь, я бросаю курить. Это так сложно, сяо Вэй, когда я нервничаю, а сейчас я очень нервничаю, — он на мгновение оказался близко, ещё ближе чем раньше, прижался бедрами, всем собой, и Шэнь Вэй замер, оглушенный, — так вот, мне постоянно хочется, уж прости за подробности, что-то держать во рту. А леденцы кончились, поэтому… Шэнь Вэй глухо застонал и невольно сжал крепче кулак на вороте чужой легкомысленной футболки. Ткань протяжно затрещала, но пока выдержала. Зато Чжао Юньлань на секунду умолк, замер, широко раскрыв рот, будто так мог впитать этот звук. — Поэтому что, Чжао Юньлань? — подстегнул его Шэнь Вэй. И дернул за футболку ещё раз, понукая и удерживая одновременно, как хотел все эти несколько часов, когда Чжао Юньлань мешал ему работать, отвешивал сомнительные комплименты, заказывал эротическую лирику и зачитывал наиболее понравившиеся стихи, когда пошло, напоказ облизывал ненавистный ярко-розовый чупа-чупс. Шэнь Вэй держал себя в руках как мог долго. Сдерживался. Помнил о приличиях, о своей репутации и слухах о Чжао Юньлане, повесе и главной головной боли университета, вызывающего восхищение пополам с раздражением у всех, кому доводилось с ним пересекаться. Но в итоге оказалось, что любой самоконтроль бесполезен. Поэтому Шэнь Вэй отпустил себя — и взял Чжао Юньланя. Пока просто в руки, но если он не перестанет так смотреть… — Поэтому я бы не отказался взять в рот часть тебя. Можно, сяо Вэй? — Чжао Юньлань с трудом наклонил голову и коснулся губами запястья удерживающей его руки. Шэнь Вэй замер и от неожиданности расслабил пальцы. Ему не дали отстраниться, перехватили, поцеловали центр ладони, легко приласкали каждый палец с концентрированной, невыносимой нежностью. — Я сделаю тебе хорошо, очень хорошо, а потом мы пойдем на свидание? Пожалуйста? — Ч-что? — Шэнь Вэю казалось, что он спит и видит один из снов, таких привычных в этом семестре, когда у них с Чжао Юньланем стала идти общая пара по криминалистике. Шэнь Вэй его увидел: яркого, харизматичного, обаятельного. Узнал его ум, настойчивость, щедрое и доброе сердце. Столкнулся с его упрямством, потому что Чжао Юньлань его, оказывается, тоже увидел — и больше не давал проходу, став его шумной тенью, верным напарником по докладам и лабораторным и почти другом. Почти, потому что друзей не хочется прижать к стене и заткнуть поцелуем, им не хочется подарить мир и встретить с ними старость. Шэнь Вэй так безнадежно увяз. — На свидание, — повторил Чжао Юньлань. Он улыбнулся шире, но губы нервно дрожали и, Шэнь Вэй наконец-то заметил, что он весь подрагивал в тревоге и неуверенности, из-за которой не мог остановиться. — Кино, кафе, бар, парк, океанариум, куда захочешь, Шэнь Вэй, сяо Вэй, а если нет, никуда не пойдем, если ты не хочешь… Шэнь Вэй закрыл его лихорадочно блестящие, влажные от напряжение глаза ладонью, а рот — поцелуем. Коротким. Невинным, несмотря на жар в венах, на слова и предложения, столь бесстыдные, столь желанные. Если Чжао Юньлань ему соврал, если это была шутка… — О, — произнес удивленно Чжао Юньлань, когда Шэнь Вэй отстранился, но ладонь на глазах оставил. Не важно, отражался ли в них внутренний голод, веселье или нежность, а может злость или насмешка, Шэнь Вэй не был готов встретиться ни с чем из этого. — О. Кхм. То есть, это да? Он вздохнул и тихо откашлялся, возвращая голосу ровное спокойное звучание. — Да, Чжао Юньлань, — будто его глупое влюбленное сердце, слепо доверяющее этому невозможному человеку несмотря на все слухи и сомнения, могло его отвергнуть. — Да.