Посреди Равнин

      Утро. Степь медленно оживала после затишья. Холодное безветрие превращалось в тёплые порывы.       Генрик проснулся, обнаружив, что всю ночь пролежал на холодной жёсткой глыбе. Не выспавшись, с болью в спине, он пошёл к ручью, чтобы хоть как-то привести себя в порядок.       Только сейчас, идя через центр лагеря, он вспомнил, что вчера был у пана Гаевского. С какой целью, впрочем, — пока вопрос. Посредине главной площади глаза выцепили самого Юзефа вместе с двумя войнами.       — Панове, что у вас случилось?       — Пан Мицкевич, вы разве не в курсе? — с удивлённым видом спросил предводитель хоругви.       — Видимо, нет.       — Мы заметили приближающегося с севера воина. Идёт пешим ходом, издалека распознать его не можем, — ответил вахмистр — старый служака, воевавший теперь в тылу.       — Так, а в чём проблема? Возьмите пару добрых коней да схватите его, как обычно и делаем, — проговорил Генрик, уже не особо заинтересованный разговором.       Все на секунду притупились. Командир одного из гусарских полков уверенным тоном отчеканил:       — Коней брать не будем. Приводить их в готовность займёт где-то с полчаса. Если ещё и самих гусаров в порядок приводить, так на это весь день уйдёт. Благо, что беглец сам движется к нам и не пытается скрыться. Мы подпустим его поближе, затем возьмём на прицел. А там, как мне кажется, дело не мудрено.              — Пан Мицкевич, задержитесь на пару слов, — остановил Юзеф уже уходившего Генрика.       Тот остановился, потирая спину.       — Да… — протянул собеседник, — пан, вы вчера, конечно, удивили.       Генрик с сомнением посмотрел на него:       — Честно говоря, я смутно помню вчерашний день. Знаю лишь, что пришёл к вам, а затем очнулся на камне посреди чистого неба.       — Я тоже деталей не опишу. Но отчётливо помню, что у меня мы надолго не остались.       Генрик не знал, верить или нет. Это вроде и было похоже на правду, однако…       — Но, всё-таки, вечер прошёл неплохо, — Юзеф похлопал его плечу и пошёл далее совещаться по поводу беглеца.       Мицкевичу не дали даже ответить. Впрочем, потом успеется. Сейчас были дела и насущнее.       — Паны-генералы, так это же наш идёт! — вдруг проорали с башни.       В воинстве сразу все затихли. Разговоры прекратились, взгляды обратились на сторожевого.       — Такого быть не может, — заметил спокойным голосом Юзеф. — Кто отвечал за вчерашний дозор?       — Я, — с растерянным видом из толпы вышел стражник. Его лицо уже будто было знакомо Генрику. Да, именно он, кажется, вчера первым присоединился к их компании.       — Кто-нибудь покидал лагерь?       — Никак нет.       Юзеф заметно помрачнел.       — Значит, он не из нашего лагеря. Есть лишь одно место во всей степи, откуда он мог прийти, — грузным голосом проговорил вахмистр.       Беглец шёл прямо с юга.       — Тогда молитесь всем богам, чтобы он принёс с собой благие вести. Я сообщу старшине. Мицкевич, будь готов выдвинутся. Войцех и Матеуш возьмут с собой готовых коней.       Генрик Мицкевич не был сейчас готов к поездке. При каждом движении спину будто выедало изнутри. Но это, кажется, никого не заботило.              — Извини, даём, что есть — один из оруженосцев Юзефа всунул ему в руки ржавый железный палаш.       Воин с сомнением осмотрел орудие со всех сторон. Такое и четырёхлетнему ребёнку было бы неловко дарить.       — Только ты аккуратнее с ним. У него рукоять слетает.       Когда оруженосец отошёл, Генрик воткнул этот палаш в землю и оставил тут навсегда: вряд-ли в вылазке возникнет потребность прибегать к грубой силе. Ещё и такого до смешного ненадёжного оружия.       — Пановье, прошу минутку внимания, — только что явившийся старшина свистнул, привлекая внимание.       Он был в компании Юзефа и ещё одного предводителя Хоругви — Гацлава Карпиньского, героя войны, прославленного на всё войско деятеля, обладателя высокого и крепкого телосложения, довольно невзрачного лица и, что самое главное, третьего по количеству солдат войска сечи.       — Итак, со мной сейчас выдвинутся пан Гаевский и пан Карпиньский. Каждый со своими людьми. А остальным я приказываю подготовить койку для гостя с юга.       — Но… пан старшина, у нас и так нету лишних мест в лечебнице. Всё заполнено, — неуверенно ответил один из солдат.       — Так выкиньте какого-нибудь пьяницу. Нынче их развелось слишком уж много. В конце концов, от похмелья ещё никто не умирал.                     

***

             Оруженосцы смогли достать всем лишь такие же полуосыпавшиеся мечи и старые стёганные доспехи. Времени экипировать полноценное боевое оружие не было. Кому-то даже приходилось идти налегке с попавшимися под руку кинжалами.       Обычно подготовка к битве занимала много времени. Все боевые доспехи перевозились в разобранном виде для удобства транспортировки. А сборка была сложным делом, требовавшим большого мастерства и времени.       — Идти нам минут пятнадцать, не более. Он вряд ли захочет сбежать, но на всякий случай, вы, Войцех и Матеуш, на конях обойдёте его с двух противоположных сторон. Хвоста за ним не видно, да и не было никогда у южан лошадей, способных перегнать наших. Но дня через два к нам могут прийти ещё посетители. И уже не по одному и точно без добрых намерений! — старшина теперь обратился ко всем.       — Раньше они не покидали гор, — злобно кинул кто-то.       — Что же, это мы сейчас и проверим. Воины! Выдвигаемся.              Их провожали взгляды сидевших без дела зевак и пары стражей. Дальний странник, бывший, скорее всего, простым дезертиром, никого не привлекал. Хоть дезертирство и редко явление в равнинах, всё равно находились храбрецы, готовые сбежать.       После побега ты не мог вернутся в войско, пытаться же перебраться к соседним народам было бесполезно. Обычно, они хорошо и с особой охотой припоминали беглецам все нападения.              Уже подходя на расстояние выстрела, Старшина приказал всем пешим держаться на уровне травы и двигаться медленно. Вблизи открывалось, что беглец был истощён долгим переходом сквозь степи: шёл совсем медленно, еле передвигая ноги.       — Да этот парень на последнем издыхании. Встретим же его достойно. Эй, вы, на конях! Возвращайтесь. — Прокричал старшина конникам, отъехавшим на сотню метров и почти окружившим беглеца.       — Панове! Неужто я близ северного лагеря? — задыхаясь, в метрах десяти спросил истощённый.       — Верно говоришь, — отозвался Юзеф, вышедший вперёд всей группы. — Кто ты и кем приходишься войску степному? Другом, врагом иль трусом бесчестным, кто с поля брани сбежал?       — Братья! Помилуйте! Не трус я, не враг! Звать меня Ян, служил я у пана Юргиса, мы лишь…       — Пан Юргис говоришь? Знал я такого, хороший вояка был. Так говори, почему ты сейчас здесь, а не с ним? — остановил его старшина       — Умоляю! Выслушайте меня! — через силу проговаривал Ян.              

***

      

      

К сожалению, единственным сохранившемся вариантом тех слов является стихотворное переложение их графом Лакерт. От безысходности мы прикрепим сюда именно их. -Прим. Писца

      

      

Разбили, Братцы! На равнинах, нам родных, нас, несомненно, никто не мог побить.

      

Но лишь только эти мрази нас в холмы да на прилесья завели.

      

Мы сражались как могли, но не может конь крылатый, там во всю силу разойтись.

      

Нас как скот перестреляли. А затем пошли атакой.

      

И на этом не осталось и горсти от наших войск. Лишь дюжина солдат, кто скорее всех укрылся, жизнь свою позорную спасла.

      

Я сражался там в числе последних, но получив приказ бежать, бежать покуда есть хоть какие нибудь силы, бежать чтобы сказать

      

— на юге том погибло войско наше, и уж осмелятся теперь, жители тамошних мест вылезти из своих лесов, холмов, да и дать нам бой на поле чистом.

      

Не смог я пойти наперекор воле генеральской, и оставил могилу, заготовленную мне на поле битвы.

      

Теперь я перед вами братья, боги видят, я скакал быстрее ветра, и уж на полпути конь мой верный сгинул.

      

Многие дни шёл я без еды, воды и сна, не чувствовал я и ран своих, полученных на поле рати.

      

Падал много раз, и вот уже казалось, посредь поля останусь я навсегда, не увижу больше никогда родной сечи знакомые дома.

      

Но находились во мне силы встать, лишь бы вам сказать:

      

Братья, отомстите!

      

      

***

                           Проговорив последнюю фразу, Ян упал навзничь от истощения. Воины, будто мёртвые, стояли вокруг него. Конники не слышали беглеца и оттого подъехали с поднятым духом, напевая старинные пивные мелодии.       — Немедленно скачите в лагерь и говорите, чтобы все подняли свои задницы и готовились к выступлению завтра же, — проговорил спокойным голос Генрик, вообще-то не имевший власти над этими двумя.       Лица всадников преобразились: пару секунд на них было лишь удивление, а затем, видимо, всё осознав, они переглянулись.       — Неужели… — начал вопрошать Войцех, глядя на Яна.       — Вы приказ слышали? — вмешался в разговор Юзеф. — Тогда какого лешего вы ещё здесь?       Пара опоздавших всё же послушалась и в тот же миг, пришпорив резвых скакунов, рванула со всей прытью к лагерю. Двигались они стремительно, ибо через минуту был виден лишь пыльный след, поднятый в воздух копытами.       Старшина, всё это время тяжело смотревший в землю, пришёл в себя. Его челюсть оскалилась, глаза, подёрнутые пеленой праведной злости, будто бы утопали в крови. Сейчас он, чуть не сорвавшись, проорал:       — Черт вас подери, хватит трепаться! Быстро подняли его и немедленно в лагерь.       Темп во время броска сохранялся высокий. Хотя времени разглядывать степь сейчас ни у кого не было, именно в этот момент она больше всего походила на земной рай. С юга навевало лёгким холодным ветерком. Надвигались облака.