Завтра мой черед

Джоске стучится в кабинет к Джотаро. Он уже заперся, и открывает не сразу: сначала убеждается, что к нему стучится не Мария и не Джолин. Стук Джоске куда яростнее. — Какого черта? — интересуется он, едва за ним закрывают дверь, и переходит на японский. — Ты зря распереживался, я не стану упоминать при них станды или что-то сверхъесте... — Просто не видел смысла продолжать разговор. — Джотаро садится за стол и боком поворачивается к нему в кресле. Джоске приподнимает брови. — Так тебе неинтересно, кто стер твоей дочери память? Забывчивость Джолин, пропавший дневник, некий Энрико. Может, у меня паранойя разыгралась, но что-то тут нечисто. Я знаю только одного Энрико в твоей жизни, которому мог понадобиться дневник. — И как бы он узнал о нем? — Джотаро пожимает плечами. — Мало ли во Флориде священников по имени Энрико. — Видимо, манипуляции с памятью — это по его части, или ему кто-то помогает. Иначе почему Джолин помнит всё, кроме дневника? — Джотаро снова лишь пожимает плечами, и Джоске начинает злиться. — Я думал, ты на всё готов ради спокойной семейной жизни, и тут — такое безразличие. Ты правда не веришь, или не хочешь верить? — Даже если допустить, что он стер ей память, на этом всё закончилось. Он не тронул мою семью, ему был нужен только дневник. Не я. — Джотаро барабанит пальцами по столу. — Тебе вообще не следовало тащить его с собой, и уж тем более хранить его столько лет. О чем ты думал? — Не поверишь: о тебе, — язвит Джоске. — Мы ещё тогда договорились его оставить. И ты тоже не без греха. Я подарил Джолин дневник на прошлой неделе. Раз ты был свято убежден, что надо его уничтожить, вот и уничтожил бы. — У меня и без ваших выходок дел по горло. — Да-да, лекции, семинары, поездки на работу по два с лишним часа, командировка не за горами, это мы уже слышали, — срывается Джоске и тут же жалеет об этом. Джотаро не виноват в том, что ему надо работать, но до ужаса хочется его уколоть. — Собираешься сидеть сложа руки? Энрико ведь может использовать дневник против... — Прошло двадцать два года, все сроки и причины мести уже иссякли. А если и нет, пускай только попробует. Проблемы будем решать по мере их поступления. — Ждешь первого выстрела? Джозеф тоже не обрадуется, если узнает, что дневник пропал. — Молчи. Он приходит в себя после операции, ему сейчас не нужны пустые волнения. — Пустые, ага. Будем надеяться, твое упрямство тебе не аукнется. — Джоске фыркает и разворачивается к двери. — Выпусти меня. Джотаро подходит к нему вплотную, но не сразу открывает дверь. Зачем вообще было её закрывать? — Не говори деду, пока ничего не ясно. Обещай мне, Джоске. — Может, я скажу ему перед отъездом. — Он пожимает плечами, и тогда Джотаро разворачивает его к себе, прижимает спиной к двери. А Джоске-то думал, он запирает её за тем, чтобы никто не беспокоил. Наивный. — Тогда не забудь упомянуть, что я не уничтожил его из-за твоих капризов. — А ты не забудь упомянуть, что сам мне его отдал. — Это ты меня попросил. — Потому что не мог смотреть, как ты мучаешься, — невозмутимо отвечает он, и Джотаро теряется. — Открой дверь. — И что, ты хранил эту чертовщину, как напоминание о моих муках? Джотаро опирается на дверь, нависает всё ниже, но Джоске всё равно. Он этих выкрутасов натерпелся в юности. — Сказал же: больше ничего не осталось. — Джоске криво ухмыляется. — Ты мне ничего не оставил. У тебя же семья, тихая жизнь без стандов, без всяких там отклонений от нормы, с чем и поздравляю. Я просто вернул недостающий пазл. Джотаро поджимает губы, а потом утыкается лицом ему в плечо. — Этот пазл — ты, — бормочет он, и на миг у Джоске ёкает сердце. Только всё это — брехня. Оно ёкает по старой памяти уже в стотысячный раз. — Отвали, Джотаро, и слышать не хочу. Ещё начни опять заливать про развод, будет совсем замечательно. — Он отпихивает его от себя. — Дверь открой, или я её сломаю, а чинить не стану. Сам будешь объясняться. Джотаро ещё стоит и раздумывает, шутит Джоске или нет, пока не понимает по взгляду, что это не шутка. Джоске вырывается из его кабинета и захлопывает за собой дверь. *** Джоске пытается отвлечься, помогает Джолин убраться в комнатах, но легче не становится. Он так зол на Джотаро, что в итоге уходит из дома почти на целый день. На ходу он гуглит то достопримечательности Рокледжа, то его бары. К концу дня Джоске заносит в такие интересные места, что ближайшим пунктом на картах оказывается гей-бар, но Джоске и не думает туда заглядывать. Зачем? Ему не надо, и всё равно никто не узнает, не вскипит от злости. Просто на душе паршиво. Он заходит в спортивный бар, но из уважения к Марии заказывает не ужин, а только пинту пива. Футболисты на экране гонятся за мячом, но Джоске не следит за ними. Он всё думал, может ли он что-то сделать для Джолин, если уж Джотаро за неё не особо переживает. Её и Марию не тронули, значит, и не тронут, как же... но не врываться же в церковь, чтобы найти этого Энрико? Джоске даже не знает, как тот выглядит. Он вообще знает о нем только по рассказам Джотаро. Джоске мог бы дать наводку Фонду Спидвагона, но тогда Джотаро точно убьет его. Взвился даже из-за того, что Джоске может рассказать всё деду. Неужели Джотаро не понимает, что дело серьёзное? Надеется, что через неделю все разлетятся по домам, а он заберет Марию и Джолин в Майами, где их якобы никто не достанет? Или это Джоске себя накручивает. У них и правда слишком мало информации. Джозеф потихоньку начинает ходить. Джоске и Холли ездят к нему чуть ли не каждый день, лишь бы побыть вместе подольше, и уже договариваются, на какой праздник слетятся снова. Может, на День рождения отца. Они берут с него обещание, что в сентябре он откроет подарки в кругу семьи, а не в больничной палате. Джоске всё чаще выходит из дома, потому что один вид Джотаро портит ему настроение. Иногда он берет с собой Холли и Джолин — взял бы и Марию, но они подсознательно сторонятся друг друга. И чем чаще Джоске выходит из дома, тем чаще кажется, что за ними следят. Он не видит подозрительных людей, не видит стандов, но когда остается один, то спиной ощущает холодную, липкую дрожь, будто к нему ползет змея. Джоске бы не обращал внимания, но Джолин говорит, что чувствовала то же самое. Он держится поближе к ней и к Холли, просто на всякий случай. Думает только о них, чтобы успокоиться, потому что за оставшуюся неделю Джотаро в конец выводит его из себя. Джолин и Мария снова ходили в церковь, никакого Энрико не встретили. Да он мог уже десять раз уволиться, или они приходили не в его смену. «Книга» не нашлась. Джоске получил ещё одно подтверждение своей правоты, и они с Джотаро опять поругались. Он едва терпит его до своего отъезда. Холли уехала четырнадцатого, в субботу. В доме стало грустнее, но завтра следом улетит и Джоске. Джолин помогла ему собрать чемодан. Раньше пустое место в чемодане, где лежал дневник, мозолило Джоске глаза, а теперь чемодан еле закрывался из-за нагромождения подарков. И это только подарки ему... а ведь Холли и Джозеф ещё передали кое-что для его мамы... До аэропорта его провожает Джотаро. В пятницу у него были занятия допоздна, утром в субботу он провожал маму, а сегодня провожает Джоске. Он едва не жалеет Джотаро, а потом вспоминает, что рядом с ним даже стоять не хочется. Дело не в Джолин, не в Энрико. Дело в обиде, которую Джоске держал в себе годами, и каждый раз говорил, что уже отпустил, что вот-вот отпустит. В этом году он прямо-таки осмелел. Джоске не помнит, когда в последний раз говорил с Джотаро так грубо и прямо. В аэропорту они говорят только по делу: о багаже, о регистрации на рейс, о местах в самолете. Джоске думал, его довезут только до здания аэропорта, но нет, Джотаро следует за ним до последнего, проходит везде и всюду, где только пускают провожающих. Он катит на колесах один из чемоданов Джоске, идет рядом. Кажется, Джотаро то и дело хочет взять Джоске за руку, но наверняка так только кажется. А если и нет, Джоске всё равно. Они останавливаются у зоны, куда Джотаро уже не пройти, и прощаются. Не успевает Джоске опомниться, как Джотаро обнимает его. Джотаро, блин, «Сама Неприступность» Куджо. Он пытается похлопать Джоске по спине так, чтобы это выглядело по-дружески, а потом рука Джотаро ложится ему на пояс. Он жмется грудью к его груди, утыкается лицом в плечо, наслаждается последней секундой. Джоске стоит, как статуя. Когда Джотаро замечает, что его потуги безответны, Джоске хлопает его по спине. И жалеет о своем оцепенении, как только Джотаро отстраняется. Жалеет самую малость, что они не увидятся ещё год, если не дольше. Жалеет, что ещё год не почувствует этого тепла, этой надежды на... В том-то и дело: никакой надежды по правде нет, и он ненавидит Джотаро за это. Ненавидит ещё сильнее, когда тот улыбается ему одними уголками губ, совсем как в юности, и говорит: — Приезжай ещё. Я буду ждать. «Я», а не «мы». Это очень мило. На такой милый обман, пожалуй, способен только Джотаро. — Когда-нибудь. — Джоске криво улыбается. — А я буду ждать, когда ты снова снизойдешь до нашего крохотного Морио. Или хотя бы до Токио. Вот черт. Он не хотел язвить, не хотел ссориться — это вообще не в его характере, и это значит, что Куджо и правда довел его до ручки. Про себя Джоске всё чаще называет его по фамилии. Отдаляется. Подумать только, он сказал такое Джотаро в лицо. Он смог. Отдать дневник Джолин — его лучшее решение в новом году. Болезненное, но освобождающее. Джотаро долго не отвечает, и Джоске уже тянется, чтобы забрать у него второй чемодан, но его хватают за руку. — А что будешь делать, если я правда приеду? Этого он не ожидал. Да ладно, блеф чистой воды. Следующий этап — новая байка про развод. — Посмотрим, — осторожно отвечает Джоске. Он легонько сжимает ладонь Джотаро, и ему позволяют взять ручку чемодана. — Не забудь отчитаться перед Марией. — Не забудь написать, когда приземлишься, — парирует Джотаро. Его взгляд блуждает по лицу Джоске, а потом Джотаро невозмутимо спрашивает, — можно тебя поцеловать? Вот это наглость. Что с ним, а? И так вешался на него все праздники. Джоске вздыхает. — Опять за старое? Думаешь, это что-то изменит? — Вот я и спросил. Он всматривается в лицо Джотаро. Нет, это не издевка. Это часть какого-то плана. Джоске пожимает плечами. — Ну, попробуй. Он не верит, но, может, этот шанс нужен им обоим. Сейчас Джотаро придвинется, и Джоске обнаружит, что надо было давно выкинуть его из головы. Обнаружит, что целоваться с ним ещё противнее, чем просто стоять рядом, а перед глазами возникнут Мария и Джолин. Джотаро придвинется и обнаружит, что семья ему дороже любых воспоминаний о прошлом, и целовать ему нравится только жену, просто он уже забыл об этом. Удивительно уже то, что Джотаро плевать на окружающих, на родителей и детей в зале ожидания. Разве во Флориде за такое не наказывают?.. Или сейчас будет розыгрыш века: Джотаро просто поцелует его в щеку. Он нарочно медлит, будто упивается выражениями на лице Джоске. Потом он хватает его за пояс, резко дергает на себя и целует. Джоске едва не роняет чемодан. Джотаро держит его лицо холодными, липкими руками, и Джоске чувствует, как оно горит. Он вонзает ногти себе в ладони, не трогает Джотаро. Они целуются долго и глубоко, и легкая щетина Джотаро колет щеки. А может, небритость Джоске тоже колет лицо Джотаро: он разленился в последнее время. Джотаро вертит его голову так и эдак, задевает пальцами то его скулы, то короткие волоски у основания шеи. Это ничего не меняет между ними, но это меняет что-то в Джоске. На них наверняка кто-то да пялится: стоят два сорокалетних мужика посреди аэропорта, и один целует другого так, будто никогда больше его не увидит или не отпустит. Джоске уже не хочет, чтобы его отпускали. Вся злость испарилась, и за это он ненавидит уже себя. Ему до ужаса хочется оттолкнуть Джотаро, перехватить инициативу, — в самом деле, чего ломаться, если Джоске и так сломан, — но тут Джотаро отстраняется, и наваждение проходит. А Джоске вспоминает, на какой милый обман чуть не подписался. Они не увидятся год, и к нему в Морио скорее приедет сам Барак Обама, чем Джотаро Куджо. — Ну как? — спрашивает Джотаро. Джоске фыркает ему в лицо. Неа. Хорошая попытка, просто очаровательная. Не сработало. — Прощай, Джотаро. — Он отпихивает его: хочет упереться всей ладонью ему в лицо, но промазывает и упирается в щеку. — Растерял навык. — До встречи, Джоске, — говорит он и на прощание целует ему пальцы, а Джоске отдергивает руку. Джотаро наконец-то отдает ему чемодан и уходит восвояси: идет вполоборота, до последнего машет на прощание. Вскоре он смешивается с толпой, и Джоске уже не может различить в ней его сиреневый тренч. Ещё с минуту он стоит, прижав руку к горящим губам, приходит в себя. Одна пожилая женщина с маленькой девочкой сверлит его яростным взглядом, но тут же проходит мимо. Он уже не школьник. Ему сорок один. У него щетина. У него погоны и звание. У него обязанности и ответственность. Он вернется домой, погостит у мамы, а потом поедет в Токио и найдет новую работу. В его планах нет и не будет Джотаро Куджо. До посадки на рейс ещё есть время, и Джоске решает выйти к магазинам дьюти-фри. Покупки — хороший антистресс. Сразу начинаешь думать о выгоде и считать деньги, сразу возвращаешься в настоящее. Он захватит маме сувенир. Только надо ещё постараться, чтобы выйти к этим магазинам: проходная зона спланирована черти как. Откуда ни возьмись — темные коридоры, угловатые и петляющие, только вдалеке видно сияние вывесок. Видимо, архитектор предполагал, что с такими коридорами на подходе к магазинам покажется, будто идешь по темным улицам мегаполиса, но что-то пошло не так. Джоске бы последовал за другими пассажирами, но он их не видит: будто он здесь один. Ещё заблудиться не хватало. Он и так до того разволновался, что опять накатило мерзкое чувство, будто за ним наблюдают. Ага, Джотаро уже прикупил билет в Японию и мчит к Джоске со всех ног, чтобы полететь с ним. Так смешно, что аж холодок по спине пробегает. Нет, это не холодок. Что-то хватает Джоске за плечо. Голова гудит. Кажется, секунду назад он хотел призвать Алмаза, но теперь совершенно не понимает, зачем ему это, если он в полной безопасности. Он не станет призывать станд и противиться своей цели. Во лбу покалывает. Джоске открывает рот, что-то говорит, но ответа нет. Его заело, заклинило, как диск в проигрывателе, тело ломит, и страшно хочется прилечь. Он бросает чемоданы и опирается на ближайшую стену. Секунды тянутся, как минуты. Джоске закрывает глаза. Затем что-то снова покалывает во лбу, но уже не так остро. Диск в голове больше не заедает. Он сменился, и теперь он наполовину пуст. Джоске раскрывает глаза, и перед ним мелькает создание страшное, как змея: белокожее и покрытое письменами, будто татуировками. Лицо у него без носа, с мутными зрачками, скрыто за высокой черной маской. Джоске не помнит, где оказался, но гудение в голове дает ему новую цель. Приказ. Он не полетит в Токио, он пойдет с этим созданием. Джоске обождет двадцать минут и выйдет из аэропорта, чтобы не попасться на глаза Джотаро Куджо. На парковке он найдет черную машину с номером 682HKS, положит в неё багаж и сядет на заднее сидение. Затем он проспит три часа.