Завтра мой черед

Джотаро спросил: «Ты придешь на мою свадьбу?» Нет, думает Джоске. На их свадьбу он не придет: незачем омрачать этот теплый февраль. Его мама думает по-другому. Она пойдет, и он пойдет с ней, потому что Джотаро — его семья, и это будет самый счастливый день в его жизни. Джоске не хочет идти по той же причине. Он даже пытается объяснить ей это путаными фразами, осторожно и боязливо, а мама только смотрит на него с неверящей улыбкой и отмахивается. Какие пустяки. Давно пора отпустить эту ситуацию. Самый счастливый день в жизни? Да, Джоске видел счастье на лице Джотаро, когда он говорил о Марии — наверное, с таким же счастьем Джоске говорил о Даичиро, — и видел страх, когда в кафе Джотаро хватал его за руки, а Джоске пересиливал себя и отстранялся. Джотаро пришлось выбрать что-то одно. Джоске не спит в ночь перед свадьбой. Он думает: надо было позвать с собой Даичиро, познакомить Джотаро с ним, но тогда его пришлось бы знакомить и с мамой, а к этому Джоске не готов. Это у Джотаро — торжество и поздравления. Джоске ждали бы только скандалы и презрение. С утра готов его костюм, готовы свадебные подарки. Мама готова к выходу. Она ведет его к станции, и Джоске ждет электрички, как ждут казни. В дороге ему всё-таки удается поспать. Рокот колес для раскалывающейся головы — блаженство в сравнении с тем, что ему предстоит пережить сегодня. Когда они с мамой сходят с платформы и едут к синтоистскому храму, Джоске убеждает себя, что всё ещё спит. Он просыпается, когда видит Джотаро. Тот стоит у арки на подходе к храму, стоит в окружении университетских приятелей, говорит с Джозефом и Сьюзи. Она фальшиво улыбается, когда замечает Джоске и его маму. Приятели Джотаро с любопытством разглядывают их. Сам Джотаро пугается. Наверное, со стороны это выглядит, как удивление. Наверное, Джозеф и Сьюзи слишком заняты неловким разговором с мамой, чтобы заметить перемену в его лице, но Джоске замечает. Почему-то в ответ он улыбается Джотаро, как больной. Так они смеялись тогда, в кафе. Это была шутка. Про Даичиро, про Марию. Это было их спасение друг от друга. Оно привело их к чему-то здоровому и правильному, естественному и не кровосмесительному, оно почти избавило их от мук — сегодня уж точно избавит. Всё так, как и должно быть. Джотаро стоит в черном хаори и ждет, когда его родители привезут невесту. Джоске хочет сказать: «Поздравляю», но боится, что забыл такое слово, что оно сорвется с языка болезненным хохотом или плачем. Засмеялся бы Джотаро вместе с ним? Наверное, нет. Он решил, что Джоске улыбается искренне, неловко помахал рукой в ответ. Каждый из них верит в то, во что хочет верить. Теперь вера у каждого из них своя, а не общая. Это даже хорошо, что они хоть немного перестали понимать друг друга, хоть немного отдалились. Вблизи проще нанести удар. Вблизи хаори Джотаро кажется чернее угля. Потом мама недовольно смотрит на Джоске — «ну же, подойди к нему», — и он нехотя подходит. Джотаро мигом обнимает его. Со стороны это похоже на приветствие: приветствие, от которого у Джоске сейчас сломается плечо. Предупредительный удар. — Ты пришел, — бормочет Джотаро ему на ухо. — Да, привет... — Джоске говорит громче, чтобы не вызвать подозрений. — Ну-ну, не переживай. Она скоро приедет. Церемония ещё не началась, а Джоске уже хочет уехать. Джотаро должен выбрать что-то одно, и замечательно, что он выбрал счастье. Он отпускает Джоске с таким трудом, что на миг кажется: сейчас он потащит его за собой, и они сбегут, угонят чью-нибудь машину и не вернутся, будут скитаться и жить впроголодь, лишь бы вместе. Так кажется только на миг, а потом Джотаро широко улыбается, когда Джоске упоминает Марию. Это по-настоящему. Он сияет. Не об этом ли предупреждали их мамы? «Джотаро — сын твоей сестры. Вам с ним ещё придется идти вместе по жизни, выручать друг друга. Как вам быть семьей после этого?» Как обычно. Никак. Если бы они с Джотаро были просто дядей и племянником, просто однокашниками и друзьями, Джоске бы легонько толкнул его в плечо, пошутил бы про конец холостяцкой жизни, и оба засмеялись бы. Обычно и по-семейному, а не как больные. Вместо этого они вынуждены притворяться, что здоровы. У Джотаро получается намного лучше. Может, он даже выздоравливает взаправду. Может, Мария и правда вылечит его. Себя Джоске лечить не умеет — вся надежда на Даичиро, но они справятся: каждый по-своему. И он, и Джотаро. Они заслужили. Заслужили смеяться, как здоровые, встречаться за семейным ужином пару раз в год и расходится по домам. Садао и Холли подъезжают на машине, и Мария выходит к арке храма в свадебном кимоно, красивая и сияющая, с опущенной головой и лебединой грацией. С каждым её шагом улыбка растягивается на губах Джотаро. Мария всё ближе и ближе, она стоит напротив него, и их сияние сливается. Они приехали сюда за тем, чтобы скрепить его. Их друзья держат наготове фотоаппараты, чтобы не упустить торжественный момент. Джоске даже любуется Марией. Ей невозможно не любоваться. Он чувствует что-то, отдаленно похожее на ревность, но это не она. Скорее горькое, ожидаемое смирение. Джотаро любит другую. Он сам любит другого. Теперь Джоске видит, что так будет остаток их жизней. Остаток их жизней они будут смотреть на это, потому что они — семья, а семью полагается любить совсем иначе, нежели невесту или жениха. К несчастью, то, что связывает его и Джотаро, пережило скандалы с их родителями и годы отчужденности. К счастью, теперь оно умрет и переродится во что-то обыденное и семейное. Джоске надеется, что оно умрет в миг, когда в храме Джотаро и Мария произносят клятву верности, но отчего-то он невольно повторяет её про себя, лишь бы отвлечься. Как интересно: он ни одной свадебной клятвы не знает, ни японской, ни западной. Слышал только про «пока смерть не разлучит вас». Лучше бы не слышал. Ритуал следует за ритуалом, и Джоске не знает, в какой момент сказать себе: «Ну вот и всё», в какой момент успокоиться. Такой момент не настает. Наверное, успокоиться надо было давным-давно: когда Джотаро сказал, что ему нравится Мария, когда попросил прийти на свадьбу, когда улыбался матери своего ребёнка, как богине, снизошедшей с небес. То, что он поклялся ей в верности — ожидаемое продолжение. Нет, по-настоящему ожидаемое продолжение — банкет. Джоске напьется и улизнет, позвонит Даичиро по ближайшему таксофону. Вот это будет приятно и весело, не то, что все эти тосты, танцы, игры, обсуждение свадебных подарков. Джоске спросит, как у Даичиро дела, и будет болтать с ним, пока не закончатся монеты, или пока его не найдет мама. Улизнуть не удается. Вместо этого Джоске полвечера глядит на свою тарелку, в которой то появляется, то исчезает еда — у неё явно есть какой-то вкус, но он не помнит, ему всё равно. Он не помнит речей и тостов, потому что все они звучат одинаково: порядок слов разный, а смысл тот же. Наверное, самый искренний тост — у Холли. Она старается говорить ровно, но у неё всё равно наворачиваются счастливые слёзы. Бывший муж протягивает ей платок. Джоске рад, что ему не пришлось толкать речь: он просто добавил пару пожеланий к словам мамы, а вот приятели Джотаро не скупились на поздравления. Они будто сговорились, и каждый припас для тоста забавный случай, связанный с Джотаро и Марией. Джоске не уверен, что хотел всё это знать, представлять их вместе, в повседневности — уже слишком поздно, теперь повседневность у них будет общая, — но он не может закрыть уши. Поэтому он пытается оглохнуть, держаться поближе к динамикам и грохоту музыки. Он хватает маму под руку. Она приятно удивляется его задору — «ну я же говорила, что будет весело!», — но его задора хватает ненадолго. Пока он танцует и кружится, пока задыхается и двигает руками и ногами, он не замечает ничего вокруг. Группа Садао играет песни одну за другой. Друзья Джотаро и Марии — приятные люди. Они быстро принимают его к себе, занимают разговорами и утягивают за собой, пьют вместе с ним: то шампанское из бокалов, то саке из чашек сакадзуки, и учат правильно закусывать. Джоске ненадолго покидает их компанию, когда одни ребята идут покурить, а другие — поболтать с ними на свежем воздухе. От сигаретного дыма слезятся глаза. Банкетный зал немного пустеет. Садао и его группа берут перерыв, и звучит медленная музыка из динамиков, освещение тускнеет. Мама общается с клавишником из группы, отец и Сьюзи тихонько раскачиваются в углу зала, Холли говорит с подругами. Джоске снова думает улизнуть, но для начала надо встать. Он сидит за столом один и смотрит в потолок, сонно утопает в шуме ресторана и разговоров. Зато получилось напиться. Джотаро тоже сидит один за столом жениха и невесты, ждет, когда вернется Мария. Поза у него усталая и вальяжная, голова склонилась набок. К несчастью, Джоске сидит близко, за столом напротив — семье достались места в первых рядах с лучшим видом на торжество. Он видит лицо Джотаро: сияние на нем стихло, и на миг показался угрюмый, грозный парень, к которому Джоске когда-то подсел на дополнительных в школе. Сейчас хочется отсесть от него как можно дальше. Джотаро поворачивает голову и долго смотрит на него в упор, будто во всем зале больше нет никого и ничего. Его лицо застывшее и еле живое, будто танцы из него всю душу вытрясли, а глаза у него ужасно, угольно-черные. Когда Мария вернется, они снова наполнятся сиянием. Раньше правый глаз был светлым. Джоске помнит, как наполнил его сиянием, как затянул шрам рукой Алмаза. Он вернул Джотаро зрение за тем, чтобы тот видел обоими глазами. Не за тем, чтобы сейчас он пытал Джоске взглядом. Сам Джоске надеется, что его лица не видно в приглушенном свете, потому что щеки у него влажные, а глаза красные. Он пьяно улыбается и поднимает чашку с саке. — За вас. Говорит он не очень громко, и Джоске не уверен, что его слышали, но ему кажется, что Джотаро всё равно поймет. Джоске выливает саке себе в горло и едва не захлебывается, но пьет до дна. Потом он встает из-за стола, и Джотаро вскакивает слишком резко для уставшего, хочет пойти за ним, но тут к их столу подходит Мария. — Фух, ребята наконец-то докурили, — говорит она. — Пошли, потанцуем ещё немного? Мария зовет с ними и Джоске, но он честно признается, что едва держится на ногах, а у Джотаро нет оправданий: Мария видела, как резво он вскочил. Она берет его под руку и уводит за собой. Джоске не смотрит на них. Он садится обратно, расслабленно вздыхает. Да, он останется за столом один, без разговоров с Джотаро и танцев, и будет смотреть в потолок, пока не наберется сил встать, или пока кто-нибудь не нальет ему ещё саке. Он так и сидит, пока к нему не подходит Холли. Он отзывается быстро, тут же старается придать взгляду осмысленность, а позе — уверенность, но ему всё равно кажется, что она заметила. Заметила впервые с того ужасного вечера и долгого разговора на четверых: что-то всё ещё не так. Ничего не умерло и не оборвалось. Смерть не разлучила. Им и не положено. Она зовет его с собой, но Джоске говорит, что хочет подышать свежим воздухом — особенно теперь, когда ребята докурили. Он прогуляется неподалеку, рядом с продуктовым. Там он заприметил таксофон, когда они ехали сюда, но Холли он этого не говорит: он и говорит-то с ней только за тем, чтобы мама не обыскалась его раньше времени. И почему-то Холли не отговаривает его. Джоске заходит за угол ресторана, огибает маленький магазин и заваливается в таксофонную будку. Звенят монеты, гудит монотонный звук в трубке, и вечер озаряется голосом Даичиро, низким и мелодичным. Джоске даже не может нормально сказать: «Привет», потому что у него заплетается язык. Даичиро смеется над ним и с ним, не успев поздороваться. — Вот это ты разгулялся, Джос. — Я гуляю в таксофонной будке-е-е... Прикинь? — И как, просторно? — Мне в щеку упирается грязное стекло. По-моему, его никогда не мыли... Даичиро, ты будешь любить меня с прыщавой щекой? Он едва не перепутал имя. — Фу. Буду, но сначала я тебя хорошенько умою. — Будешь любить, пока микробы не разлучат нас? — Микроб мой, я тебя больше ни на одну свадьбу не отпущу. Джоске сгибается пополам от хохота, едва не падает, сползает вниз по стене, и телефонный провод натягивается до предела. Они с Даичиро смеются обычно и не по-семейному, пока у Джоске не кончаются монеты. *** Джотаро правда счастлив, и Джоске правда рад за него. Наконец-то у Джотаро будет спокойная жизнь, о которой он мечтал, которую заслужил. Ему почти не снятся кошмары. Теперь он носит белое, — хотя вполне возможно, что он просто сменил один траур на другой, — а Мария довершила начатое Джоске: помогла мужу бросить курить. Это вредно для неё и для ребёнка. Теперь мама Джоске говорит Холли, что тоже мечтает стать бабушкой, и шутливо хлопает Джоске по плечам, но хотя бы не ставит Джотаро ему в пример. Джоске же мечтает, чтобы мама узнала про Даичиро и других, чтобы расстроилась, ведь его «эксперименты» продолжаются, несмотря ни на что, но он не так жесток. Однажды он приводит домой девушку по имени Джун — опять на «Дж», да что ж такое-то, — и ему забавно наблюдать, как мама радуется, что он «наконец-то одумался». Она искренне печалится, когда Джоске и Джун расстаются. Чем старше становится Джоске, тем больше он понимает маму, оправдывает её. Они с Холли не хотели им зла. Может, выразили свою заботу слишком грубо, задели их в нежном возрасте, но они просто переживали за них, за их будущее. И правда: останься они вместе, в мире сейчас было бы на одного человека меньше. Порой Джоске кажется, что если бы не эта грубая забота, они с Джотаро не провстречались бы и года, разошлись бы сами. А потом Джоске вспоминает: прошло три года, и вот он здесь. Он опаздывает на рождение Джолин. Разве на чье-то рождение вообще можно прийти вовремя? Тут уж не спланируешь, когда ребёнку захочется появиться на свет. Ей вот захотелось в июне. Близнецы, как и он. Джоске думал, младенцы — это здорово. На картинках и фото они милые, с пухлыми щечками и круглыми глазками, сладко спят и играют в кроватках. Ага, как же. В их первую встречу Джолин орет на него и слюнявит ворот рубашки. Когда они звонят Джозефу, чтобы обрадовать рождением правнучки, тот добавляет сверху: «Господи, я стал прадедушкой... Джолин вообще повезло, у неё аж три дедушки! Я, Садао и Джоске!» Она вся красная и сморщенная, она — маленькое счастье Джотаро и Марии, и она нравится Джоске не сразу. Ещё одна причина отдалиться друг от друга, ещё одна причина, почему ему следовало бы забыть всех Куджо разом. Мария ведь теперь тоже Куджо. Когда Джоске спрашивает, какая у неё настоящая фамилия, она улыбается и говорит: «Теперь эта будет настоящей». Он вспоминает про её родителей и едва не отвечает: «Добро пожаловать в клуб покалеченных семьей». Всё-таки Мария ему нравится, Джотаро сделал хороший выбор. Она похожа на них. Можно сказать, теперь они одной крови. Неа, об этом он думать не будет. Его ждут долгие, долгие годы недумания об этом, если только Мария и Джотаро не разведутся по счастливой неслучайности. Аве. Джотаро заканчивает университет. В конце концов его новая семья переезжает во Флориду: там Джотаро поступит в магистратуру, а Мария продолжит учебу, как сможет. Джоске скучает по Джолин. Ему нравилось с ней нянчиться, но на момент переезда ей всего два года, и она наверняка забудет его. Он думает, что теперь-то всё встанет на свои места: забудутся и Джостары, и Куджо, и он тоже урвет себе кусочек спокойной жизни. Не тут-то было. В начале нулевых все они обзаводятся сотовыми. В середине нулевых он узнает про Скайп. Каждый год они ездят друг к другу на праздники: всё четко спланировано и чередовано. Они съезжаются на Рождество и Новый год, иногда на Дни рождения, если выходит. Празднуют то у Джозефа, то у Джотаро, то у Холли. У Джоске и Томоко празднуют, только если точно знают, что Джозеф и Сьюзи не смогут приехать. Их разделяет расстояние, их разделяет язык, и знание английского выживает в мозгу Джоске, как может. Джотаро говорит, что они могут общаться на японском, но он-то его помнит, и он всегда может пообщаться на японском с мамой, с Марией. Джоске просит Джотаро разговаривать и переписываться с ним на английском, чтобы Джоске не забыл язык, чтобы не мычал на семейных встречах. На самом деле, так проще, даже если он будет мычать. Будет проще, если он как можно скорее поймет, что теперь они говорят на разных языках. Джолин растет. Джотаро всё думает, появится ли у неё станд, а Джоске смеется над ним и просит пощадить малышку. Джотаро говорил о его даре: «В целом свете нет ничего добрее», но Джотаро досталась разрушительная сила, которая не принесла ему ничего хорошего. Станд он не использовал очень давно, и он надеется, что Джолин вовсе минует эта напасть. Надеется, что их больше никто не достанет, все враги и их приспешники мертвы, а дневник перестал быть оружием. Пускай он защитит и Джолин, если вообще защищал их всё это время. Перед их отъездом в Америку на первой странице дневника появилась и её детская каракуля, и роспись ничего не подозревающей Марии. Потом Джоске спрятал дневник снова. Если бы Джотаро узнал, что он хранит его только наполовину разорванным, наверняка бы страшно разозлился. С годами дневник казался ему всё бесполезнее, и Джотаро всё сильнее убеждался, что его проще уничтожить. Джоске стоял на своем. Неясно, что такое этот дневник: артефакт наподобие стрел или станд, привязанный к объекту или событию... такому, как его уничтожение, например. Джоске боялся, что если разорвет объект на клочки, то уничтожит станд, а станд он восстановить не сможет. Боялся, что после уничтожения произойдет что-нибудь ужасное. Он зарыл артефакт глубоко на заднем дворе своего дома. Иногда переживал, что сам забудет, где лежит дневник, но не делал себе никаких напоминаний и пометок. Вещь слишком важная, и её уже пытались искать. В две тысячи первом году они с Джотаро узнаю́т, что Абдул и Жан умерли. По естественным причинам, говорит дед. Возможно, много лет назад эти «естественные причины» и пытались их ограбить, но расследование Фонда снова ни к чему не приводит: и Абдула, и Жана сразила долгая болезнь. Звучит ужасно и человечно. Случайность, совпадение. Джоске вздрагивает, когда узнает об их смертях, но ничего не говорит Джотаро о своих домыслах. Да, они поставили подписи в дневнике, но разве они знали, что значит? Полагались только на догадки Абдула, на видения и неясные наставления Нориаки. Он оказался прав насчет Энрико и Дио, но был ли он прав насчет дневника? Что, если они подписали себе смертный приговор, или просто оттянули свою гибель? Оттянули из-за того, что Джоске хранил дневник разорванным лишь наполовину? Но он хранил его годами, и с ним самим ничего не случилось. С его мамой — тоже. Все в семье чувствовали себя прекрасно. Или смерти Абдула и Жана — и правда случайность. Снова одни догадки, слепая вера в Нориаки. Они даже не знают, на что этот дневник способен, какая сила заключена в нем на самом деле. На этом странности кончаются. Минуют годы, годы спокойной и обыкновенной жизни. Джоске на пару с Окуясу работает в полиции Морио, Джотаро учится в магистратуре в Майами. Они часто переписываются и созваниваются. Иногда Джоске даже переписывается с Джолин, играет с ней в компьютерные игры по сети, и никого из них не смущает, что он старше неё на двадцать с лишним лет. Больше смущает поведение Джотаро. На каждом семейном празднике он держится чересчур близко, и даже годы спустя ведет себя так, будто между ними ничего не изменилось, а Джоске поддается. Ну да, ничего не изменилось. Они могут сколько угодно трогать друг друга, прижиматься, вспоминать былое, но это лишь воспоминание, и оно ничего не изменит. Джотаро давно выскользнул из его рук. От Джотаро ускользает собственная семья. Поначалу всё шло тихо и мирно, хотя переезд дался Джотаро и Марии нелегко. Они закончили учебу. Мария хлопотала по дому и занималась творчеством, Джотаро писал докторскую и работал, Джолин ходила в садик, потом в школу. В двенадцать лет она начала драться. В четырнадцать лет её обвинили в угоне автомобиля и краже, а отпустили только потому, что Мария подписала все бумаги. Джотаро отказался вытаскивать дочь из полицейского участка. Сама виновата, он не верит, что она опять «оказалась не в том месте и не в то время». Он не собирался откладывать командировку, чтобы решать её проблемы. Девочке пора взрослеть. Это не последний раз, когда Джолин оказывается не в том месте и не в то время, и с тех пор Мария начинает чаще ссориться с Джотаро. Потом он звонит Джоске по Скайпу, спускает пар, просит советов, и иногда даже следует им. Какое-то время советы помогают ему сохранить то, что он сам разрывает по швам. Чем взрослее Джолин, тем чаще у Джотаро проскальзывают странные фразы во время звонков. «Мария сегодня сказала, что выносить меня нет уже никаких сил». «Довести бы Джолин до университета, тогда будем жить свободнее». Джоске спрашивает, что это значит: «жить свободнее». Джотаро пожимает плечами и говорит, что они с Марией давно думают об этом. А Джоске когда-нибудь думал об этом? Тогда уже он начинает ссориться с Джотаро. И слышать не хочет. Ладно, хорошо, с Марией пускай разводится сколько угодно, но Джолин — его дочь. С ребёнком он не разведется, и Джоске бесит его отношение к ней. Джотаро до того классный отец, что однажды Джоске услышал от его дочки страшное: «Ты мне иногда больше папа, чем мой папа». Джотаро говорил, что не хочет повторять ошибок их отцов, и где он сейчас? Решил пройтись по каждой и добавить сверху новых? Да, он стал отцом слишком рано, но он уже взрослый. Пускай ведет себя соответствующе, а не бежит от проблем, как маленький. Семья не вынесет двух травмированных детей, и Мария не вынесет. Она-то как раз держалась лучше всех. Одна ссора с Джотаро доводит Джоске настолько, что как-то вечером он идет на задний двор дома и раскапывает дневник. Единственное, что Джотаро оставил в напоминание о себе. Единственное, к чему Джоске возвращался раз за разом. Он хочет уничтожить дневник. Руки дрожат от злости, кулак Алмаза зависает в воздухе. Взгляд упирается в надпись на последней странице: «принадлежит Куджо Джотаро». На первой стоит подпись Джоске. Он хоронит дневник снова.