Завтра мой черед

16 марта 2012, пятница. Снова снится долбанный космос, и там снова нет ни пришельцев, ни Рипли, ни космического корабля, только эта титанида. В этот раз Джолин уже не маленькая девочка в белом платьице. Она — это она, только облаченная в синеву с тонкими прорезями белых нитей. Это её наряд, её тяжелый доспех, сплетенный из ткани мироздания, из единения космоса и океана. Джолин оттягивает громоздкую ткань и видит, как в ней переливается море, испещренное звёздами. В этом чудачьем наряде страшно неудобно. Он красивый, но слишком большой и увесистый для неё. Титанида спускается к ней с вышины. В сравнении с Джолин она — колосс. — Что же ты делаешь? — Эхо её слов дребезжит в голове, как стекло. — Я ведь просила тебя беречь книгу, просила беречь голос. Вместо этого я слышала, как он кричал и надрывался, слышала, как снова распадался надвое. Он должен быть един, понимаешь? Тебе уготовано быть хранительницей и голоса, и книги, и этого шара, — она указывает на планету позади них. К ней близится тень, и кажется, что скоро она покроет шар ровно наполовину. — Чего?! Слушай, я в супергероини не нанималась! — кричит Джолин, и её голос натягивается нитью меж их разумами. — Какая книга, какой голос? Н... неужели ты про книжку Джоске? — Она никогда ему не принадлежала. — Титанида гневно машет рукой, и пояс астероидов рушится от её жеста. — Всё это время книга признавала лишь одного хозяина. Забери её у Змея, и тогда книга не достанется ни Миру, ни Всаднику! — Да хватит говорить загадками! Чего ты хочешь?! Колосс снисходит до смертной. Огромные руки титаниды тянутся к ней, и лицо Джолин умещается в её ладонях. — Я не могу показать тебе больше, — шепчет она урывками, словно по сломанному радио. — Таков Закон: мы ограничены пределом. Пределом нашего тела и отпущенного времени. Пределом мира, в котором мы существуем: пределом Пустоты. Джолин слышит это впервые, но Свободная говорит с ней так, будто эти фразы произносятся в тысячный раз, будто на заре времен они были выжжены в её разуме всемогущей рукой. Они родились вместе с ней и погибнут с ней же. Глаза титаниды — изумруд среди синевы, и она смотрит на Джолин, ждет от неё чего-то великого и сильного: того, что она уже потеряла или ещё не обрела. Когда вместо этого Свободная видит лишь испуг и растерянность, она валит Джолин на спину. Джолин ударяется о звёздную гладь, но не проваливается в тьму космоса. — Эй, ты сдурела?! Страшно. Под ней — бесконечная неизвестность, глубины, в которых живут колоссы, подобные Свободной, и Джолин не найдется места среди них. В ней нет того величия, которого от неё ожидают, и в этом вся её жизнь: бесконечно разочаровывать тех, кому она стремилась угодить. — Я недовольна тобой. Сейчас ты лишь тень того, чем могла бы быть. — Свободная возвышается над ней, и нить её голоса раскрывается, опутывает разум сетью. — Это опасно, но заставь его сделать так, чтобы мы с тобой освободились. Заставь его довериться, пока все мы не попали в Рай. Для этого ты должна встать. Что за бред? Свободная снова уходит, исчезает в глубинах космоса. Слова титаниды ранят, и когда Джолин смотрит на свой доспех из синевы, то видит, что он рассыпается, обращается в шелуху за ненадобностью. Она ещё не доросла до него. — Погоди! — Джолин отчаянно хватается за синеву. — Хватит бросать меня, как он! Как все они! — Так не позволяй, — слышит Джолин из глубин космоса, должно быть, за миллиарды световых лет от неё, а потом всё угасает. — У тебя есть только ты сама. *** Она валяется в кровати до тех пор, пока не надоедает переворачиваться с бока на бок, а потом идет гулять. День проходит быстро. Джолин ходит меж пальм и цветущих деревьев, гуляет у пирса, наблюдает за яхтами и мечтает взять в аренду паддлборд или доску для сёрфинга с веслом, но боится упасть. Она помнит не весь свой сон, но помнит слова: «Ты должна встать». Ближе к вечеру Джолин пишет Джоске, спрашивает, можно ли к нему зайти. Уэс сегодня задержится допоздна. Вечер пятницы, коллеги потащат его в бар. Джоске, так и быть, готов уделить Джолин немного времени, если она обещает, что назавтра отправится домой. Он правда считает, что ей лучше оставаться в Майами, чтобы никого не волновать. Джолин морщит нос, но соглашается. Ладно, это же Джоске... Он умеет убеждать почти так же хорошо, как и мама. Не хочется показаться капризной девчонкой в его глазах. Ещё и этот Уэс... Джолин не видела его, но что Джоске в нем нашел? Ей не понравилось, как Джоске отреагировал, когда она упомянула папу и ссору с ним. Только ли в книжке дело, если папа прям разозлился именно после того, как узнал про Уэса? Ну... Джолин тоже бы запереживала, если бы Эрмес вдруг заявила, что всё бросает и остается жить у какого-нибудь Анасуя, своего нового «друга». Вроде бы Уэс и Джоске друзья. Сорокалетние, неженатые друзья, которые живут вместе. Вроде бы. Джоске так сказал. А то, чего он не сказал... не её дело. Джолин старается не додумывать. Вечером она заходит к нему. Джолин рассчитывала на компанию Джоске, когда ехала сюда, и взяла с собой в дорогу игральные карты. В Рокледже ни Иксбокса, ни Нетфликса, блин. Подписка всё-таки закончилась. — Ну что, сыграем в баккару? — спрашивает она после чашки чая и трех кусков пирога. Джоске как-то недовольно смотрит на Джолин. Она же не слишком много съела? — Что-то я не в настроении... — Ему явно не по душе колода, которую Джолин достала из сумки. — Может, лучше в шахматы? — Скажешь тоже: шахматы! Хочу в баккару! — Она сует колоду ему в руки. — В баккару, как на Новый год хотели! Джоске смотрит на колоду так, будто никогда не держал карты в руках, а если и держал, то очень давно, и он не понимает, что с ними делать. — Да я уже забыл, как в неё играть, честное слово... — Маэстро, обижаете своим притворством! — Она надувает губы. — Да ладно, она же твоя любимая, м? Одно удовольствие было смотреть, как ты в прошлом году уделал сначала деда, а потом папу. — Серьёзно, голова болит, а там думать надо... — А в шахматах не надо? Вот от них голова болит у меня. — Соглашайся на домино. — Джоске недовольно мычит. — Я принесу коробку. Не заставлять же его? Лишь бы он не мычал. Так и быть, на этот раз Джоске может оставить свои карточные секреты при себе. Джолин соглашается, и он приносит домино на кухню. Блин, как странно, что он не захотел играть в баккару. «Уже забыл, как»? Да Джоске всех на раз уделывал, никогда не отказывался от партии... Ну да ладно. Костяшки — тоже хорошо, хотя и не так азартно, думает Джолин, пока Джоске напрочь не лишает её азарта. Он играет как сам не свой, осторожно продумывает каждый ход, старается быть на десять шагов впереди, хотя это просто чертово домино, а не план по захвату мира. Под Новый год с ним как-то веселее игралось: они ходили, почти не думая, и скорее пытались выстроить из костяшек какой-нибудь рисунок, нежели выиграть. Не успевает Джолин положить на стол очередную костяшку, как на кухне мигает лампочка. Потом во всем доме вырубается свет. — Вот бл... ё-мое! На самом интересном, — ворчит она. Джоске почему-то не двигается с места. — Да, неприятно. — Эм... Что же делать, — говорит Джолин с намеком. — Надеюсь, свет дадут... Думаю, сейчас поздно вызывать электрика. — Мне кажется, просто пробки вылетели? Можно спуститься в подвал и открыть щиток... — Я не очень хочу там копаться. Это же дом Уэса. Да чего он сегодня такой нерешительный? И за фига ему электрик? Джоске — самый рукастый мужик, которого знает Джолин. Когда пару лет назад семья собиралась на праздники, и в доме пробки вышибло, Джоске всё на раз починил. Уэс что, настолько не любит, когда в его доме хозяйничают? Вряд ли ему понравится жить без света по возвращении домой. Или Джолин так достала Джоске, что он хочет выпроводить её поскорее... — Ну... будем сидеть без света? При фонариках или свечках? Весело. — Джолин складывает руки на груди, а Джоске так и не двигается. Поиграли, блин. — Ты даже не попробуешь включить свет?.. — Мне правда лучше не трогать щиток, Джолин. — Ладно-ладно, будем надеяться, что твой друг не прячет в подвале трупы. — Она кивает в сторону двери, ведущей туда, но Джоске не видит, конечно же. Кухонный мрак напрягает Джолин, и она гогочет. В темноте мерещится всякое. Например, что перед ней сидит не Джоске. — Но хотя бы свечку у Уэса можно позаимствовать? Наконец Джоске встает, включает фонарик в телефоне и исчезает где-то в глубине дома. Он возвращается со свечой, и они с Джолин неуклюже доигрывают партию. Потом она признаёт, что корчиться над костяшками в полумраке — ни фига не весело. Видимо, это знак свыше, и ей пора домой. Она прощается с Джоске, просит передать привет Уэсу, которого так и не застала, и бредет домой по безлюдным улицам. Завтра Джолин уедет, как и обещала. Она правда не хочет, чтобы Джоске на неё ворчал, да и нагулялась она вдоволь. В Рокледже — тишина и душевное спокойствие, ага, но развлекухи по минимуму. От себя не убежишь ни в одном городе. *** Она ушла. Выждав, Энрико вылезает из кладовой рядом с кухней и пробирается к подвалу, спотыкаясь в темноте. — Что происходит? Дио, твоих рук дело? — кричит он, открывая дверь. — Очень смешно, друг мой, — раздается снизу. — Я только попросил Джоске помочь тебе, иначе она мучила бы тебя до глубокой ночи. — Джоске, почини свет, — приказывает Энрико. Что-то в темноте шевелится, щелкает, и в доме снова включается свет. Пробку ввинтили назад. — А теперь иди к себе. Джоске смиренно выходит из подвала, чтобы вернуться в свою комнатушку. Он уже не спрашивает, кто приходил, и чьи это были голоса, но Энрико всё равно вытаскивает из него фрагмент памяти, когда Джоске проходит мимо. Он хватается за голову, но через минуту приходит в себя и оставляет их с Дио наедине. — Неужели я всё испортил? — спрашивает Дио, когда Энрико приближается к дивану. Энрико думает над его вопросом и понимает, что даже не может злиться. Всё пошло не совсем по плану, но это и правда помогло выпроводить Джолин. — Нет, не испортил. В следующий раз предупреждай заранее... Электрик из меня посредственный, знаешь ли. — Энрико садится рядом с ним. — Она ушла, это главное. Едва не раскусила меня с этими картами. Шахматы девчонке не по вкусу, видите ли. — И всё-таки ты мог бы стереть ей память. — Нет, опасно. Джотаро и так чуть не раскрыл нас, а она вполне может рассказать ему, что ездила к Джоске. Если у неё будут провалы в памяти... он снова что-то заподозрит. Я не могу так рисковать. Не в шаге от нашей цели. Дио усмехается. — Говоришь, ты был готов сыграть с ней в шахматы? — Да, — устало отвечает Энрико. — Что угодно, лишь бы она больше не приходила. — Я оскорблен. Ты задолжал мне партию. — Лицо Дио озаряется юношеским азартом. — Как только ты сможешь передвигать фигуры... Обещаю, — говорит Энрико, касаясь его незавершенной руки. — А сейчас разыгрывается главная из наших партий. *** 17 марта 2012, суббота. Джолин пытается встать пораньше, чтобы не проспать все утренние электрички, но просыпает часть гениального плана. План пришел к ней, когда Джолин собирала вещи. Подумала: всё-таки Джоске держался с ней уж очень холодно, был сам не свой, и в чем бы ни крылась причина, Джолин хочет сделать шаг ему навстречу. Она реально распереживалась, что вчера они вдвоем умяли весь шоколадный пирог, их любимый. Наверное, на неё не было рассчитано... А если это вообще был пирог Уэса?! К тому же, она заходила к Джоске дважды, и... могла бы захватить с собой что-нибудь вкусненькое, раз он угощал её чаем... но не догадалась. С утра она идет в магазин за шоколадным пирогом, чтобы отдать его Джоске перед отъездом, устроить сюрприз. Наверняка он ещё не успел никуда смыться на выходные. Пирог Джолин чуть не проворонила. Оказалось, на них сегодня бешеная акция, и на полках остался всего один шоколадный. Она схватила его не глядя, пока её не обогнала резвая дамочка, крутившаяся в отделе сладостей. Джолин поплатилась за невнимательность, когда подошла к дому Джоске, нажала звонок и достала пирог из неприглядного магазинного пакета. Тут она поняла, что даже на лицевую сторону коробки не взглянула, и всё это время смотрела на обратную. А спереди, оказывается, нарисованы огромные кусочки апельсина. Их невозможно было не заметить. Боже, Джоске убьет её. Взглядом — так точно. У него аллергия на апельсины. Принесла подарочек, называется... Поздно. Джоске открывает дверь и (неприятно?) удивляется, что она решила заскочить к нему с утра. Он смотрит на пирог в упор, прямо на кучу нарисованных апельсинов. Джолин объясняет, что это подарок. — Я, ну, эм... — Она пытается побороть стыд. — Если что, с Уэсом съедите! Извини за неудобства... — Всё нормально, ты не помешала, — с улыбкой отвечает он. — Люблю этот пирог. Спасибо! Джолин правда не понимает, почему Джоске так неумело притворяется, чтобы угодить ей. Это был сарказм? Или... Почему Джоске ведет себя не как Джоске? Она неловко улыбается в ответ и прощается, идет на станцию. Джолин кажется, что ответить на этот вопрос могли бы Уэс или папа, но точно не она.