Завтра мой черед

Джолин просыпается от страха. Дрожащей рукой она нащупывает включатель лампы и ищет медальон на тумбочке. Эта долбанутая из её сна не успокоится, пока Джолин его не откроет, да? Внутри медальона — осколок какого-то камня, а под ним... фото? Там изображены мама и папа. Какие же они тут молодые... От фото её отвлекает болезненный укол: Джолин поцарапалась осколком. Кровь хлещет вовсю, эта штука ей палец едва не раскроила до мяса. Джолин вскрикивает от боли и бежит на кухню, за йодом и бинтами, но когда собирается обработать палец, то видит, как ранка сужается до точки и исчезает. Какого черта? Пять секунд назад Джолин думала, что останется без пальца, а теперь он цел? Ладно... Спокойно, у неё опять какие-нибудь провалы в памяти, или лунатизм, или она ещё не проснулась. Вот бредятина. Надо вернуться в кровать и надеяться, что папа не слышал её крик. Он сказал трогать эту штуку «только в случае смертельной опасности». Видимо, сказал не зря. Вряд ли Джолин уже заснет, но она пытается хотя бы подремать. Снится какая-то гонка, погоня, в этот раз без космоса, и Джолин изо всех сил отбивается от врагов: они мягкотелые и слабые. Наконец преследователи теряют её из виду, и она успокаивается. Даже на подушке стало слаще спать, она вдруг сделалась плотной и шелковистой. И почему-то запахла мылом. Тут у Джолин страшно чешется нос, и она протягивает руку, но не может его почесать, пальцы будто не достают. Она открывает глаза и видит, что у неё больше нет пальцев: всё до запястья распалось на нити. У неё под головой — подушка из этих нитей, из её собственной руки. Обычная подушка и одеяло валяются у неё в ногах. На этот раз она кричит сильнее. Папа уже должен был проснуться от такого, если только не храпел у себя громче, чем она орала. Нити будто пугаются её крика и сматываются назад, в руку. Джолин сжимает и разжимает свои обычные, совершенно нормальные пальцы. Опять глюки? Неа. Эта долбанутая что-то с ней сделала. Причем через сон. Джолин подходит к зеркалу и пытается совладать с нитями. Когда страх отступает, она играется с ними, как Человек-паук в первом фильме: приказывает им размотаться и замотаться, пробует повторить трюки, которые видела во сне. Размотанные конечности стремно выглядят, зато нити оказываются крепкими, и бьют больно. Ай. Зря Джолин проверила их силу на себе. Она замечает через зеркало, что за ней следит призрак. Рядом витает синяя голова в очках зеленых, как глаза Джолин. Это голова титаниды, и она говорит «ора». Если честно, Джолин уже устала кричать. Она выскакивает в коридор в пижаме и слышит в папиной комнате шум. Он всё-таки проснулся, и он всё-таки убьет её. Ну и поделом, пускай только расскажет ей перед смертью, из-за чего она сошла с ума, и в какую психушку её теперь отправят. У неё две головы, одна синяя. Нет, у неё явно какая-то мутация ДНК, которая не снилась даже Питеру Паркеру. Джолин зовет папу, но даже не успевает постучаться к нему. Открывается дверь, и папа выходит к ней... одетый в штаны и поло. — Пап, ты куда? Ещё же темно... — Он просто отодвигает её с пути, как препятствие. — Эй, у меня проблемы, вообще-то! Не слышал, как я орала?! — Если снятся кошмары, выпей снотворное, — бросает он через плечо. — Думаешь, снотворное поможет от этого?! — Рука Джолин разматывается, и нить крепко хватает папу за плечо. Он останавливается. Чужая рука в перчатке обрывает нить Джолин. — Ай, больно! Какого хрена ты творишь? Ты и... Чья это рука?! Папа поворачивается к ней, и даже в полумраке коридора Джолин замечает его круглые глаза. — Я же сказал: «только в случае смертельной опасности». — Так я и была в смертельной опасности! Ко мне во сне приперлась космическая дамочка, стала душить нитями и сказала, что позарез надо открыть медальон, если я жить хочу, понял?! Уж она-то была поубедительнее тебя! — Космическая... дамочка? — Папа подходит ближе. — Ну... да, — нехотя признается Джолин, потому что папа уже наверняка перебирает в уме адреса ближайших психушек. — Как её звали? — C... — Джолин сглатывает. — Я её звала Свободной. Папа хватает её за плечи. За его спиной тоже возникает огромный призрак, полунагой воин в золотых наплечниках и набедренной повязке. Его тело — звёздная россыпь. — Это Созвездие, — говорит папа, и дух машет рукой. — Поздоровайся. Джолин бы для начала закрыть рот. Она чувствует, как что-то за её спиной поднимается вверх и против её воли кидается к папиному духу. Свободная бьет его в грудь, ругается на него своим «ора-ора» и крепко обнимает, а он — её. Джолин чувствует, как её сдавило. Потом папа кашляет, и их духи отстраняются. — Стоп, этот Каспер-переросток... такой же, как моя нитевая дамочка? — Каспер-переросток? — Короче, это твое... Созвездие. — Джолин неловко машет рукой. — Ты не злишься, что я трогала медальон? — Злюсь, но я сам виноват. Ты всё-таки моя дочь. — Папа пожимает плечами. — Что ещё тебе говорила Свободная? Джолин не так уж хорошо помнила свои сны, но теперь, когда они отчасти воплотились в реальность, и теперь, когда папа заговорил об этом, она вспоминает подробнее. — Ругалась. Она говорила освободить её, беречь голос и книгу — ваш дневник, точнее, а не то придет какой-то «Он» и оборвет все наши голоса... Упоминала Всадника, Змея, Рай. Ещё что-то про «ты делала это уже сотню раз», «близится новолуние», «другой шанс будет разве что через тысячи лет». Я ни черта не понимаю, одна догадка офигительнее другой. И пока я была в космосе, меня кто-то с Земли вечно звал, но я не могла ответить. Руки папы вздрагивают на её плечах. — Понял, — говорит он после долгого молчания. Это всё, что он говорит, и от этого только страшнее. — Я уезжаю, дом оставляю на тебя. Не делай глупостей. Когда вернусь, я всё тебе объясню. Она отталкивает его руку. — Ага, так здорово объясняешь, что я до сих пор не поняла, что ты задумал. Раз я теперь такая же странная и особенная, как ты... я пойду с тобой. Ты же только из-за этого секретничал, да? — Никуда ты не пойдешь. Это опасно. Ты защитишь маму. — Что за бред, причем тут мама? Ничего, что это из-за меня мы не замечали, что творится с Джоске? Ты тоже хорош, но и я могла бы повести себя по-другому... Ладно, уже неважно. Я напортачила, мне и распутывать. — Ты остаешься дома. Разговор окончен. — Он отворачивается. — Чего? Ты только что вел себя так, будто в долбанную командировку собрался, успокаивал, что вернешься и поговоришь со мной, а теперь — опасно, не смей? За дуру меня держишь? — Папа уже уходит, но она так зла, что нить снова бросается к его горлу: она крепкая и острая, как кинжал. Джолин не знает, откуда взялась эта ловкость, эта мышечная память и отточенные рефлексы, но она благодарна за них. — Говори сейчас же. Он даже не дрогнул. — Не пытайся тягаться со мной. — Не пытайся меня недооценивать. Рука Каспера-переростка хватает нить Джолин и сильно давит на неё, а она наращивает её, будто канат, делает всё толще и неуязвимее. Тогда папа сильно дергает её на себя, и его дух одним ударом сбивает Джолин с ног. Папа поворачивается, чтобы нависнуть над ней. Перед собой он видит только паркет и нити, пробегающие у него под ногами. Джолин боялась разматывать себя, но было совсем нестрашно. Она оказывается у папы на спине и сковывает его нитями из туловища, а свои руки и ноги оставляет человеческими. Джолин поверить не может, что они дерутся, но что ей остается, если этот дурень понимает только язык силы? Раньше бы она просто накричала на него и сдалась, но теперь они на равных. Она цепляется за папу, удерживает его на месте. Он по-старчески кряхтит оттого, что его прогнули в пояснице. Рот папе она тоже затыкает нитями, чтобы наконец-то послушал — и заодно выкусил шелкового мыла. — Если ты со своим Созвездием справляешься, то и я справлюсь, понял? Я уже не маленькая, — процеживает она. — Не знаю, что происходит, но пять минут назад я орала из-за этой штуки. Как видишь, я быстро учусь. С космической дамочкой шутки плохи. Он мычит. Потом рука в перчатке разрывает нити у его рта, и Джолин шипит от боли. — Пусти меня. Я не хочу делать тебе больно. Она едва не хохочет ему в ухо. — Давай, попробуй! Куда ещё больнее? Мне твои заскоки поперек горла. Ещё не понял, что я могу просто смотаться клубком в твоем багажнике, а ты даже не заметишь? Он весь напрягается в её нитях, но не может их порвать. Папа хочет только напугать её, а не убить. Джолин чувствует на себе чудовищное натяжение, но не поддается. Они стоят так с минуту, пока папа не начинает кряхтеть от перенапряжения мышц, пока она сама не чувствует, что сейчас разорвется. Джолин резко возвращает нити в свое тело. Этого папа не ожидает. Её нити мягко валят его на пол, а Джолин тут же слезает с него и встает. Она хотела победить этого упрямца хотя бы на секунду. — Всех защищу, не переживай: и нас, и маму, и Джоске. Мы идем спасать его вместе, нравится ли тебе это или нет, — заявляет она и подает ему руку. Папа долго смотрит на неё, будто не узнает. Джолин это нравится. К её удивлению, он принимает протянутую руку. Папа встает и снова долго смотрит на неё. Он думает о своем, и взгляд мечется по её лицу. — Только при условии, что ты будешь во всем слушаться меня и агентов Фонда. Поняла? Они так и не разомкнули рук. Джолин издевательски пожимает его ладонь. — С вами приятно иметь дело. — У тебя десять минут на сборы. — Что?! — Агенты будут ждать на месте. С собой ничего не бери, — бросает он и всё же уходит в коридор, включает свет и достает из шкафа сиреневую куртку. — По дороге объясню, что это за «дамочка» и как с ней управляться. — Я уже своим умом дошла... Ладно, не совсем своим, но неважно. — Она фыркает. Не стоило и ожидать, что Мистер Невозмутимость её похвалит. — Сколько баллов из ста дашь мне? — Захват у тебя на троечку. — Он натягивает куртку и пожимает плечами. — Иди одеваться, пока я не передумал. Джолин бы ему врезала — ну так, легонько ущипнула бы нитями, чтобы снова закряхтел и прогнулся в натруженной пояснице, — но она идет к себе. Ещё будет время вкусить и выкусить отцовской «заботы».