Завтра мой черед

Связь ни черта не работает ни у отца, ни у Эмпорио. Они единственные, у кого при себе телефоны: Джолин и ребята живут без гаджетов с самого побега из тюрьмы. Отец предположил, что изменения гравитационного поля повредили один из спутников связи. Он пытался дозвониться до Эмпорио, когда ехал на Канаверал, но едва смог отправить даже сообщение. Впятером они добираются на автобусах до ближайшего городка, а дальше едут автостопом. К превеликому счастью, по пути им попадается мужик с просторной тачкой, который намылился в Орландо. Они даже обещают заплатить ему. К ещё большему счастью, как только они отъезжают подальше от Канаверала, связь худо-бедно восстанавливается. Отец звонит Фонду и договаривается, что в Орландо их встретят агенты из группы быстрого реагирования. От агентов Джолин узнает, что об инциденте в Космическом центре имени Кеннеди говорят по всем каналам, пишут во всех соцсетях. Важные дамы и господа вызвали кучу экспертов, и те кое-как наскребли для общественности несколько версий происходящего, одна смешнее другой. После новости о том, как по всему миру оживали персонажи с картинок — и правда, смешно. А тут, подумаешь, гравитация перевернула с десяток машин и вертолетов. Джолин спрашивает, что ей теперь делать, и нельзя ли как-нибудь... замять всю эту историю с тюрьмой, раз уж теперь они на свободе. Фонд Спидвагона обещает обставить всё так, будто Джолин и ребята погибли после побега из тюрьмы. Она верит, но когда Джолин рассказывает свою умопомрачительную историю противостояния Пуччи, с трудом верят ей. Такого в их станд-практике ещё не бывало, да? Агент, которая записывает рассказ Джолин для отчетности, не сводит с неё круглых глаз. По просьбе Джолин агент остается с ней наедине в фургоне Фонда. Отец выходит из него и говорит, что будет держаться неподалеку. Ребята идут в кафе, потому что страшно проголодались. Джолин тоже проголодалась, но получить ответы ей хочется больше, чем наесться досыта. Девушка рассказывает, как Фонд выхаживал отца. Рассказывает, как отец бессознательно выцарапал на руке имя Джолин, и как его станд не подпускал медиков близко. Все они вздохнули с облегчением, когда Джолин вернула отцу оба диска. — А к нему... кто-нибудь приходил? — Мистер Хигашиката. Он даже хотел забрать Вашего отца к себе, когда Вы вернули ему диск со стандом, но... врачи убедили мистера Хигашикату, что он не сможет обеспечить ему должный уход. — И где сейчас Джоске? — Вероятно, уже направляется во Флориду. В Техасе Фонд поместил мистера Хигашикату в гостевой комнате для Джостаров, чтобы он мог навещать Вашего отца и быть в курсе дел. — Но... — Тогда странно, что Джоске не приехал на Канаверал вместе с отцом. — Неужели мой отец рванул во Флориду, никого не предупредив? Агент пожимает плечами. — Когда он пришел в себя, то практически сбежал из палаты. Как только мистер Хигашиката узнал об этом, он полетел следом, но... опоздал, я так понимаю. Джолин закатывает глаза. Неа, не странно. Папаша в своем репертуаре. — А кто-то ещё знает? Моя мама, например? Может, прадед звонил? Девушка видит, что Джолин не в восторге от новостей, и начинает мяться. — Перед тем, как отправиться за Вами в тюрьму... мистер Куджо распорядился ничего преждевременно не сообщать его родственникам, если он пострадает. Исключением был мистер Хигашиката. — Девушка робко поднимает глаза на Джолин. — Ваш отец не хотел, чтобы Ваша мама знала о стандах, и хотел сберечь слабое сердце Вашего прадедушки. — Охренеть. — Джолин всплескивает руками. Больше ей ничего не остается. — Не, охренительно сберег, что сказать. Хотела бы она, чтобы отец тоже помнил прошлый мир, где чуть не погиб из-за своего желания всех «сберечь», и Джоске едва не утянул за собой. Если бы о стандах, дневнике и Пуччи знала вся семья, может, они бы справились. Они бы знали, чего ожидать. Джолин могла бы защитить семью не хуже отца, если бы он только доверился ей. Бесполезно думать о том, что всё могло бы сложиться иначе в жизни, которая уже закончилась. Джолин знает одно: тайны до добра не доводят. Мама... Бедная мама. Джолин сразу же позвонила ей, как только их подобрали агенты, сказала, что она на свободе, с ней всё в порядке, она даже встретила отца. Джолин сунула ему трубку, чтобы тот пообщался с мамой, но они начали ругаться, и с мамой снова заговорила Джолин. Сейчас они с отцом в бегах, подробнее объяснят, когда всё стихнет... и когда Джолин сфабрикует свою смерть. Мама заплакала, но ответила, что будет ждать от них новостей. Вместе с отцом и с Фондом Джолин попыталась разобраться в том, что произошло. Кажется, когда она зачитала четырнадцать фраз вместо Пуччи, то стала «другом» Дио. Может, прокатило потому, что она Джостар, а у Дио было тело Джонатана? Правда, у Дио ещё было до фига странных требований к его «другу»: чтоб сдерживал свои страсти, не желал ни власти, ни славы, ни богатства, ни плотских утех, и соблюдал волю Божью прежде людского закона. Походу, в том мире Джолин удалось вписаться в эти требования. Не хотелось ей власти-славы-богатства-утех, она вообще не знала, чего хочет от жизни, кроме того, чтобы её оставили в покое. Она даже в церковь ходила, молодец какая. Ещё и на собственной шкуре узнала, какое дерьмо все эти людские законы, суды и адвокаты. Карма всех рассудит. Эмпорио убил Пуччи в первом мире до того, как его станд завершил перезапуск. Это привело к тому, что эффект Made in Heaven, охвативший весь мир, вышел из-под контроля. Миры, похожие на изначальный, стали рождаться и умирать каждое двадцать второе марта две тысячи двенадцатого года. В каждом таком мире, судя по всему, Пуччи искал способ создать контролируемый перезапуск, и каждый раз у него что-то не получалось. Когда Джолин подоспела на Канаверал в прошлом мире, Пуччи уже создал подобие Зелёного ребёнка с помощью дневника. Она зачитала Закон, и дневник превратился в аналог C-Moon. Прочитав Закон во второй раз, Джолин превратила его в новый Made in Heaven и устроила контролируемый перезапуск. То ли её подсознание, то ли её душа... желала вернуть мир в изначальное состояние. Когда Джолин уничтожила первый Made in Heaven в мире, созданном Пуччи, её желание сбылось. Странно. Ей казалось, она и подумать не успела о том, в какой момент хочет вернуться. Её могло бы забросить в дни, когда ещё были живы Уэзер и F. F., или в день, когда она села в машину к Ромео, или в день, когда впервые взяла чужое, но... Джолин не собирается жаловаться. Она получила свою жизнь такой, какой её чуть не отнял Пуччи. Отец уже переговорил с агентом, и Джолин тоже обсудила с ней всё, что хотела. Она вылезает из фургона и идет искать отца. Джолин находит его посреди малолюдной парковой аллеи, рядом с местом, где припаркован фургон. Отец сидит на скамье и звонит кому-то. Он громко разговаривает, но когда видит, что к нему подходит Джолин, то спешно прощается. Она садится рядом. — Кому звонил? — Неважно. — Джоске, да? Надеюсь, он на тебя наорал. — Отец молчит. Ну и отлично. Говорить будет она. — Какого хрена ты всем агентам рты заткнул? А если бы ты тут окочурился, мама тоже ничего не узнала бы, да? Классная была бы ситуация: я в тюрьме, ты в морге, но никому ни слова. Мои аплодисменты. — Она бы узнала, что я... умер в командировке во время несчастного случая. Он говорит это с таким невозмутимым лицом, что Джолин не выдерживает и аплодирует буквально. — Серьёзно, я не понимаю, как у тебя мозги устроены. Точнее, немного поняла, когда твой диск просмотрела, но не перестаю удивляться. Мне и жалко, и обидно, что ты стольким пожертвовал ради нас с мамой, что все эти годы добивал последователей Дио, искал с Польнареффом долбанные стрелы, но в итоге меня всё равно... — Стой, ты... читала мой диск памяти? — перебивает он. — Уж извини. — Джолин фыркает. — Я должна была понять, из-за чего со мной вся эта хрень происходит, раз ты не успел мне объяснить. А ещё меня в карцер посадили на два месяца, заняться было совсем нечем. Я даже пупок со скуки проколола. Отец меняется в лице, и ей это нравится. Неужели сдержанность вот-вот треснет по швам? — Что именно ты видела? — Всё, — спокойно отвечает она. — Знаю, гадко без спроса лезть в чужую голову, но у меня не было другого выхода. А у тебя была куча шансов и лет, чтобы всё мне рассказать. — Отец отворачивается. На миг кажется, что сейчас он встанет и уйдет, и тогда Джолин добавляет, — про Джоске я тоже знаю. Ой, ура, у папаши есть эмоции. Он вздрогнул, поджал губы, уставился себе под ноги. Через полминуты он спрашивает: — Тогда почему винишь меня в том, что я молчал? — Виню за то, что молчал про остальное. А Джоске... — Даже его имя, которое раньше звучало для неё чисто и обыкновенно, теперь липнет к языку. — Этого я точно не хотела знать, хотя это многое объясняет. Сколько бы вы ни скрывались, однажды кто-нибудь бы узнал... Вроде бы я узнала первой? — Д... Да. — Отец тяжело кивает. — И кого ты теперь ненавидишь больше? Зубы скрипят. Джолин хорошенько задумывается, но в конце концов просто пожимает плечами. — Хотела сказать: «тебя», но это неправда. У меня было время об этом подумать, и... Знаешь, я уже никого не ненавижу. Тупо тратить на это свои силы и время, а я и так потратила на это всю юность, наверное. Когда тебя сажают на пятнадцать лет... смотришь на всё под другим углом. — И что, ты просто... приняла это? — Он неловко машет рукой. — Пойми правильно, меня нифигово наизнанку выворачивало, когда я твой диск смотрела, но всё уже случилось. Я не могу изменить тебя, но могу изменить свое отношение к тебе... могу перестать ждать от тебя того, что ты не можешь дать. Такой уж у тебя характер, и у меня тоже. Мы семья, но мы слишком разные. Всё, что мы можем — это не наступать друг другу на болячки. Отец смотрит на неё так, будто не сразу понял, что она сказала, будто для него всё это слишком сложно, но он хотя бы поднимает на неё голову. Взгляд смягчился. — Прости меня... если сможешь. Джолин удивляется, что ему хватило духу такое сказать, что он, оказывается, чувствует себя виноватым. На диске она видела кино о его жизни, но ей тяжело было представить, что он чувствует. Отец говорил об этом только с Джоске. — Вроде как простила. Ну, пытаюсь простить. В карцере я порыдала, конечно... зато потом так легко на душе стало. Будто вырыдала всё, что в себе с десяток лет копила. С десяток жизней? Она вспоминает свои тогдашние нюни с улыбкой. Всё это были такие пустяки, и она наконец-то отпустила их. Джолин смотрит на отца. Полжизни плакалась сама себе, что он её не воспитывал, а ей так хотелось, так хотелось, и мамина любовь никак не могла восполнить недостатка папиной заботы. Теперь Джолин чувствует, что готова позаботиться о нем сама. — Обнять меня не хочешь? — издевательски спрашивает она. Он дергается от неожиданности. — А ты хочешь? — Захотелось раз в вечность, прикинь. Иди сюда, пока я не передумала. Отец неловко придвигается к ней. В прошлой жизни она чувствовала себя в безопасности, когда обнимала чью-нибудь крепкую, широкую спину — его или Джоске, чувствовала себя любимой и неброшенной. Сейчас она просто ощущает тепло: такое же человеческое и уязвимое, какое исходит от неё самой. Она больше не видит в мужчинах титанов, принцев на белых конях. Хорошо, если они рядом, хорошо, если они сильные, если помогут выбраться из передряги, но они — не герои с лекарством от всех проблем. Она до последнего верила, что папочка спасет её, верила, даже когда умирала, но сейчас Джолин чувствует, что и сама может себя спасти. Всякий ли мужчина бы выдержал то, через что прошла она? Теперь ей просто жалко отца, обидно за него. Годами жил со своими тайнами и страхами, нес их один, пока не появился Джоске. Может, он тоже ожидал от её отца слишком многого... но явно чего-то дождался, раз они вместе вот уже двенадцать лет. Джоске дал ему что-то взамен. Судя по тому, что она видела, он даже делал её отца чуть лучше, но... Если Джоске готов выносить его характер, круто. Джолин вот не могла, и её мама тоже. Она отстраняется первой. — А где всё-таки сейчас Джоске? — Он... прилетел во Флориду, и он хочет меня убить. — Ну, тогда я бы на твоем месте держалась подальше от Майами. Вы же там сейчас живете? — спрашивает она, будто это что-то совершенно нормальное. Не для неё, но для отца. Он кивает. — Да... Что будешь делать теперь? — Встречусь с мамой, как смогу. Если Фонд всё гладко обставит, снова заживу с ней, как раньше... буду потихоньку приходить в себя. Школу закончу... только уже какую-нибудь другую и под другим именем, а то покойницам аттестат об образовании не положен. Может, в универ поступлю. — Джолин улыбается. — У меня вся жизнь впереди. — А что с твоими друзьями? — Мне кажется, они ещё не отошли от всего этого. — Она хорошенько потягивается. — Эрмес и Анасуй... без понятия. С Эмпорио и то понятнее. Я попросила Фонд, чтобы разыскали родственников его мамы. Если окажется, что их нет, или что родственники у него хреновые... походу, мне придется его усыновить. Отец кладет руку ей на плечо. — Ты и правда повзрослела. «Не твоя заслуга», думает она, а потом одергивает себя. Всё-всё, хватит. Никто не говорил, что будет легко, но однажды Джолин простит его. И начнет прямо сейчас. — Идем к ребятам в кафе. — Она хлопает отца по руке, и тут её живот постыдно урчит на всю аллею. — Я, а-ха-ха, тоже хочу сэндвич. И шоколадный пиро... Она вспоминает, как в прошлой жизни радостно уплетала его с Джоске под Новый год, как живо хватала этот пирог с полок в магазине, чтобы его порадовать. Она была счастлива. А в этой жизни... сможет ли она хотя бы вообразить такое? — И шоколадный пирог, — неловко договаривает за неё отец, вставая со скамьи. Он подает ей руку, и Джолин не отталкивает его. Мама всегда говорила, что у неё богатое воображение. Лишь бы оно не задело их общие болячки.