Завтра мой черед

У Марии есть любовник, и теперь Джотаро знает об этом. У него есть... Ему не нравится слово «любовник», но надо бы называть всё своими именами. У него есть Джоске, и она никогда не узнает об этом. Честно? Наверное, честно, потому что его нервы ничуть не пострадали от увиденного, а вот за неё он переживает. Мария никогда не отличалась крепким здоровьем. Да и Джолин предупредила, что убьет его, если они с Джоске когда-нибудь «проколются перед семьей», либо всучит им билеты куда-нибудь в Мексику и отправит в изгнание. Джотаро кивнул, но едва не усмехнулся. Не потому, что смешно, а потому, что сам когда-то думал о Мексике. Ещё думал о Род-Айленде или Мэне. У него в закладках браузера до сих пор лежат пара сайтов с объявлениями по продаже недвижимости. Мэн ему нравился больше. Купили бы дом у моря, моторную лодку. Или даже катер, большой катер. Хорошо, что сейчас у них нет катера. Им ведь можно протаранить человека, а Джоске наверняка воспользовался бы такой возможностью. Джотаро не рассчитывает, что после ухода Джолин Джоске обойдется с ним так же любезно, как с ней. Она так трогательно описывала их прошлую жизнь, пыталась наставлять, и Джотаро не перебивал её. Возможно, за свои девятнадцать лет она видела столько же, сколько он видел за свои сорок с лишним. Джотаро прожил одну жизнь, она — две. Джолин пережила его, и не один раз. Он возвращается к Джоске. Тот открывает ему дверь с кислым лицом, молча идет в гостиную и ждет, пока Джотаро снимет верхнюю одежду и присоединится к нему. Это значит, что у них будет Разговор. Джотаро хочет взмолиться, чтобы они просто посидели хоть полчаса вот так, в полной тишине, и хватит уже разговоров на сегодня. Ровно минуту кажется, что Джоске его понимает, но потом тот говорит: — Просто. Фантастика. Он пялится в экран выключенного телевизора, и Джотаро понимает, что речь всё-таки о сегодняшнем. Он пожимает плечами. — Рано или поздно это должно было произойти. — Мне кажется, теперь она меня ненавидит. — Нет. Она же сказала, что больше никого не ненавидит. Даже меня. — Иногда она взрослее тебя. — Джоске невесело усмехается. — Джолин на сто процентов права. Серьёзно, о чем ты думал? Ты даже не сказал мне, что её пытались подставить. Я зря юрфак заканчивал, по-твоему? Я бы помо... — Я думал об этом, но в этом деле подставным было всё, начиная Ромео и заканчивая судьей. Ты даже не мог быть её адвокатом. Сам знаешь, какие к ним требования по таким делам. — Хорошо, — отвечает Джоске сквозь сжатые зубы, — но ты два раза промолчал про то, что пошел вызволять Джолин. До того, как тебя лишили памяти, и после того, как тебе её вернули. В героя поиграть захотелось? Джотаро потирает переносицу. Обязательно спорить об этом по новой? — По-твоему, я должен был всю семью созвать вместе, чтобы Пуччи было, кем поживиться? И тобой тоже? Если верить Джолин и Эмпорио, в итоге он и так расправился со всеми нами. Джотаро потерял дочь. Она вернула их к жизни только благодаря чуду и смекалке. Надо было потерять ещё и Джоске? Как в прошлом мире, о котором рассказывала Джолин? Он не говорит этого вслух, но когда Джоске смотрит на его лицо, то отчего-то смягчается. — Джотаро... Я не знаю, как терплю тебя и твои тупые отговорки. — Он выдыхает и зарывается пальцами себе в волосы. — Ладно, проехали. Мы и так с Джолин эту тему больше часа обмусоливали. Что-то мне подсказывает, что это не последняя твоя выходка... но раз худшее уже позади, злиться бессмысленно. — У тебя было на это два часа, пока мы ездили к Марии. — Джотаро не уверен, стоит ли рассказывать о Джеймсе, но эта новость кажется ему забавной. — К Марии и её новому ухажеру. — Серьёзно? А Джолин что, у них осталась? — Да. Сказала, что рада за них. Я, наверное, тоже. — Вау. Джоске моргает и моргает, пока с него не сходит оцепенение. Он устало откидывает голову на спинку дивана. Слишком много новостей. Джотаро тоже откидывается на спинку дивана, закрывает глаза. Потом он чувствует, как ладонь Джоске накрывает его ладонь. — А я просто рад, что ты вернулся ко мне. Джотаро крепко сжимает его руку, оглаживает. Джоске вздыхает с таким тягостным наслаждением, будто с плеч свалился груз всего мира, и кладет голову на плечо Джотаро. Другая его ладонь скользит по шее Джоске, но стоит ей подобраться к волосам, как Джоске обгоняет Джотаро: он первым запускает пальцы в его волосы. Затем Джоске нависает над ним и коротко целует. — Я скучал. Хочется закатить глаза, потому что Джоске сказал это тоном брошенного ребёнка, а не здоровенного мужика, который сейчас раздавит ему колено, но почему-то Джотаро замирает. Он воображает подвал, которого он никогда не видел, и смерть, которая их никогда не настигала. Он вспоминает умоляющий взгляд Джолин, с которым она рассказывала об этом, слышит в голове ругань Джоске. «Ты промолчал два раза». Похоже, в том мире Джотаро молчал всю жизнь. — Я тоже скучал, — признается Джотаро и целует его глубже, сильнее. Он тоже выдыхает в губы Джоске так, будто с плеч свалился груз всего мира. Другого мира у них не будет. Он и не нужен. — Какой ты сегодня честный. — Джоске печально усмехается ему в губы. — Вот бы ты всегда был таким. Джотаро не слушает его: он сам знает. Нет, не знает. Он ничего не знает, потому что Джоске седлает его колени и заставляет прогнуться в спине, подставить шею мягким поцелуям. Вскоре они превращаются в укусы. Рука Джотаро, гладящая его спину, спускается к пояснице. Джоске пытается повалить его на диван, но тот и так страшно скрипит от того, сколько раз его продавливали. Джотаро приподнимает Джоске, чтобы унести в спальню. Джоске цепляется за него руками и ногами, но его держит скорее Star Platinum, нежели сам Джотаро. Спина уже не та. Они падают на подушки, и Джоске заползает сверху. Длинные пряди лезут ему в глаза, но Джоске смешно отплевывается от них и осыпает Джотаро поцелуями — будто бы только за то, что он жив. — Ты двигаешься... Ты дышишь сам, а не с помощью аппарата... — Большой палец замирает у скулы. — Сам... Джотаро целует его ладонь. — Спасибо, что был рядом. Почему-то... я чувствовал, что ты рядом, хотя был без сознания. Джоске кивает и набрасывается на него с новой силой. Его волосы спадают на них каскадом, и почти кажется, что комнату накрыла чернота, в которой они остались вдвоем. Редкие полоски света проглядывают сквозь неё. Хочется просто прижать Джоске к себе, неподвижно лежать под ним, таким же живым и теплым, заснуть вот так, но на Джоске снова накатило переживание. Он беспокойно цепляется за Джотаро, гладит и целует всюду, где может достать, невольно распаляет его и себя. Его стояк упирается Джотаро в живот. — Эм, нам необязательно... — бормочет Джоске, когда Джотаро замечает, как о него трутся. — Я не против. Это всё, что хотел услышать Джоске. Он робко запускает руки под майку Джотаро, стягивает её и ворчит, что его дурацкие штаны снять невозможно: слишком плотно прилегают. Как будто не он помогал их выбирать. Джоске устраивается меж его ног, кусает, дразнит, берет в рот. Джотаро вздрагивает от накатившего тепла, от влаги, стекающей по коже, от позабытых движений языка. Они наконец-то вместе, они двигаются в унисон. Джоске крепко держит его бедра, насаживается горлом: оно тугое, скользкое, идеальное. Оба забываются настолько, что Джоске не возмущается, когда рука Джотаро гладит и сжимает его волосы. Столько лет спустя ему уже всё равно на прическу: просто не любит, когда трогают скальп. Джоске отстраняется и хочет сесть на него, но у Джотаро голова плавится от жара, и он едва контролирует себя. Руки лень приподнять, не то, что бедра, а у Джоске ещё остались силы. Джотаро перехватывает его ладони, ведет их к своему паху, подается навстречу его пальцам. Он даже переворачивается на живот, чтобы Джоске было удобнее, но его тут же переворачивают обратно. Скрипит ящик прикроватной тумбочки. — Хочу тебя видеть. — Джоске целует бедро Джотаро, жмется улыбкой к коже. — Я так давно тебя не видел. На миг в голове гудит эхо. Отчего-то кажется, что Джоске должен был сказать: «Хочу, чтобы ты видел обоими глазами», но он не понимает, к чему эта фраза. Слишком жарко. Кажется, что так жарко ему было сотни, тысячи раз, и он всегда возвращался, чтобы сгореть на солнце. Солнце блестит в глазах Джоске, когда он чуть поворачивает голову, и лучи света падают ему на лицо. Он не щурится, он смотрит и видит, как сейчас Джотаро растает под ним. Вот уже двенадцать лет позолота любви и мира выжигает в нем черноту, заставляет плавиться под её натиском. Он проиграл ещё тогда, в Морио. Джоске двигается в нем, и всё горит. Джотаро устал, и он просто сдается его силе, его рукам. Джоске победил, он был прав тысячу раз и с самого начала, и никогда не отворачивался от него, даже если Джотаро не слушал. Джоске толкается снова и снова, до упора, пока эхо опять не гудит у Джотаро в голове. Слово, которое почему-то ассоциируется с тишиной вечернего парка и тиканьем часов. Обычное, земное слово. Вовсе не такое космическое и невозможное, каким оно казалось Джотаро, когда эхо стихало в голове. — Я люблю тебя, Джоске. Люблю, — шепчет он, надеясь, что его слышно вне слов, вне языка, вне времени. Вздох. Пальцы больно впиваются в бока, в грудную клетку Джотаро. Сердце внутри неё заходится и трепещет, как юное, словно оно никогда и не состарится. Джоске толкается в него последний раз и замирает, пока их обоих не отпускает дрожь. Он закусывает губу, закрывает глаза. Красивый, как всегда, и всё прекраснее день ото дня. Джотаро запоминает каждую черточку, каждый изгиб его лица, его силуэта. Он не жалеет о том, что забыл прошлую жизнь. Джоске вернулся к нему живым воспоминанием, стократ более ярким, чем всё, что Джотаро когда-либо сможет вспомнить. Джоске падает на подушки рядом с ним. Он прерывисто дышит и долго смотрит на Джотаро. — Завтра запишусь к врачу, — рассеянно говорит он. — Зачем? — У меня слуховые галлюцинации. — Он так звонко целует Джотаро в висок, что и у него на секунду отнимается слух. — Но они мне нравятся. — А мне не нравятся... — Он устало машет рукой. Забыл слово. — Нежности. — Знаю, но это не нежности. Это правда. — Джоске щекотно трется носом о его щеку. — И я тебя, Джотаро. Он лежит, изучает его, как пару минут назад его изучал Джотаро, а потом вдруг хохочет. — Чего смеешься? — Не скажу, а то ты меня высмеешь. — Скажешь. — Джотаро пихает его локтем. — Просто я вчера видел пост о том, что NASA опубликовало новые снимки Млечного пути. А сейчас подумал: да это же твои глаза. Чего?.. До Джотаро не сразу доходит, к чему эта фраза. Он долго не отвечает, а затем вежливо прокашливается. — Ну... ставлю пять из десяти за оригинальность. Этот подкат можешь записать в середину своего дурацкого списка. Хотя я вроде бы выкинул его в прошлую генеральную уборку. — Неа, это был черновик. До самого списка ты никогда не доберешься. «Величайшие подкаты двадцать первого века, протестированные на Джотаро Куджо» будут жить вечно. Он закатывает глаза, но улыбается Джоске в шею, пока тот не видит. Чего Джотаро только не слышал про свои глаза за двенадцать лет: аквамарин, бирюза, лазурь, морская волна, циан... и, оказывается, есть такой странный цвет, как «атлантида», он... Звонит телефон Джотаро, оставленный в кармане штанов. Он нехотя подбирает его и отвечает на звонок. Это Джолин. Неловко, что она звонит сейчас, но ему не привыкать. Или привыкать. Он боялся за неё полжизни, а теперь боится её. Слишком смышленая. — Блин, я у вас свою новую резинку для волос забыла, которая с бабочкой, — выпаливает она, даже не поздоровавшись. — Если найдешь, не выбрасывай, ладно? Потом как-нибудь заберу. — П... Понял. — Класс. Только не забудь! Пока! Он прощается с ней и смотрит на Джоске. Тот вскочил, как ужаленный, прижал к лицу подушку. — Черт, как же стыдно, — глухо бормочет он. — За что? — Раньше я старался лишний раз не дышать, когда ты брал трубку и простынями шуршал... А теперь Джолин знает. Получается, могу пыхтеть хоть на всю комнату? — Ты не станешь. И ты всё ещё не можешь пыхтеть при остальных. — Да... Да, наверное. Какой ужас. — Он напряженно усмехается. — Слушай, Джотаро... — Мм? — А мне кажется, что я это уже говорил... про Млечный путь... что уже был такой подкат. — Джоске задумчиво сминает подушку. — Ты не помнишь? Джотаро всё-таки его высмеял, а сам-то? «Солнце» да «солнце». Джоске нежничает вслух, а он — про себя. — Может, ты изобрел его заново. Он наконец-то дома. У него только один мир, одна жизнь, и Джотаро не хочет провести её наедине со своими мыслями. Он хочет провести её с близкими. — Тебе надоело, да? — Джоске смеется и запрокидывает голову. — Нет. — Джотаро целует его белую, сильную шею, и пара капель пота стекают по ней, будто капли дождя. Смех Джоске приятно звенит в ушах. — Никогда не надоест.