***
1977 год. Паучий Тупик. Эйлин Принц никогда не была красивой девушкой. О чем говорить, если даже в молодости она была костлявой, нескладной, с густыми бровями и вытянутым лицом. Века кровосмешений ни для одного рода не обошлись без последствий, но для Гонтов и Принцев — в особенности. Сейчас же, после шестнадцати лет тяжелой работы, родов и стресса она выглядела лет на шестьдесят. Возможно, сама магия в отчаянии свела ее с простым магглом Тобиасом Снейпом. Мужем, которого она несмотря на постоянные ссоры и пьянство любила. Любила хотя бы за то, что он подарил ей Северуса. Вот кто был ее величайшей гордостью и собственным позором. Позором, потому что она не могла дать своему сыну всего, что тот заслуживал, вместо этого влача жалкую жизнь обычных магглов в неблагополучном районе Паучьего Тупика. Раньше тут был процветающий завод, на котором и работал ее муж, но он закрылся. Сама Эйлин не раз предлагала заработать при помощи магии, но Тобиас, который ненавидел магию и не мог простить жене сокрытия от него ее магических способностей, был категорически против. Сейчас же ей ничего не мешало, так как Тобиас умер год назад от двустороннего воспаления легких из-за того, что пьяным уснул на улице. До самого последнего дня он отказывался от помощи магии. А сейчас и сама Эйлин заболела магическим аналогом туберкулеза, который для своего лечения требовал дорогостоящих ингредиентов, которых у нее не было. Последние деньги, которые она откладывала, женщина отправила в Хогвартс, чтобы ее сын наконец-то смог купить себе нормальную мантию. Ведь она понимала, как важно хорошо выглядеть, в особенности на Слизерине. Женщина чувствовала, как магия, что поддерживала ее жизнь, вот-вот уйдет. Руки уже начали коченеть, несмотря на жарко растопленный камин. Она была рада, что сын не увидит ее смерть. Не должны дети видеть, как умирают их родители. — Добрый день, — вдруг вывел ее из дремы мальчишеский голос. Перед ней появился симпатичный подросток тринадцати-четырнадцати лет с взъерошенными черными волосами и в черной мантии со значком Гриффиндора на груди. — Простите, что мешаю вам умирать, но, может быть, вы передумаете? — Вы кто? — женщина попыталась поднять палочку, но та выпала из ослабевших и неслушающихся рук. — Я? Гарри Поттер! Прилетел к вам на машине времени, потому что мой учитель, Северус Снейп, вырос грустным и угрюмым. Не хотите ли вы снова его увидеть? В будущем? — поинтересовался мальчик, сев напротив женщины на противно заскрипевшую старую тахту. В доме в принципе, несмотря на чистоту, все было старое и много раз отремонтированное чарами или вручную, когда последние не помогали. — Забавно, — горько усмехнулась женщина, — что смерть приходит в таком облике ко мне. Что ты потребуешь от меня за это? Мою душу? — Нет, душа мне ваша не нужна. Хотя тетя говорит, что воспитанные люди должны сказать в ответ на помощь волшебное слово, — подумав, ответил серьезно Гарри. — И что же это за волшебное слово? — женщина не слышала о чарах, которые способны вернуть тебя с порога смерти и отправить в будущее. — Спасибо, — лучезарно улыбнулся мальчик, осветив, казалось, всю комнату. Даже ее болезнь отступила на время. — Спасибо, маленький ангел, — слабо улыбнулась женщина в ответ и уснула. В себя она пришла снова в Паучьем Тупике, только на этот раз тот выглядел немного иначе. Старые вещи были еще более потрепанными, но появились и новые. Например, прибавился книжный шкаф и небольшая зельеварня. Впрочем, все эти мысли вылетели из головы женщины, когда она поняла, что чувствует себя превосходно. Нет слабости, которая мучала ее на протяжении множества лет, магическую энергию не нужно выдавливать из себя по чуть-чуть — она текла полноводной рекой. Повернувшись, Эйлин увидела того самого мальчика. — Простите, что усыпил вас. Но нужно было подменить ваше тело на искусственное. Тем более что вам было так плохо, что мне пришлось постараться, чтобы излечить вас. Эйлин не понимала, но постараться для Гарри — это значит сделать что-то совершенно невозможное. Ведь зелье внутренней красоты меняло только облик, внутри у Эйлин же было постаревшее, дефективное, больное тело и истощенная душа. — Да и тут как-то неуютно, вы не против, если я немного облагорожу это место? — Конечно, нет, — женщина даже не особо слушала, что говорит ей Гарри, так как счастливо гладила свою ставшей нежной и гладкой кожу — без мозолей и выступивших вен. Казалось, она такой не была даже в молодости. Проверять дальше, впрочем, она постеснялась. — Ну вот, как-то так. Мальчик чувствовал себя крестной феей, которая делает подарки Золушке. Так что разошелся на всю, превратив дом, который некоторые бы постеснялись использовать даже как хлев для свиней, в богатый особняк, который внутри был раза в три больше, чем снаружи. Гостиная, в которой они находились, стала отделана панелями и паркетом из экзотических пород дерева, пахнувших сандалом, камин был расширен и был сложен из белого мрамора. Мебель также подверглась преобразованию, подстраиваясь под вкусы и удобство сидящего, в данный момент они были в стиле барокко. Посреди гостиной возникла красивая, большая и разлапистая ель, которая росла прямо из пола и была украшена множеством магических огоньков, живых игрушек, а вокруг нее летали феи, которые рассыпали свою пыльцу. Вся комната была украшена разноцветными гирляндами и украшениями, создавая дух нового года. А взглянув на потолок, женщина ахнула — он был такой же, как в Большом зале, и показывал в данный момент, как с неба хлопьями падал снег. — Спасибо еще раз, мистер Поттер. Я не знаю, как тебя отблагодарить за все это, — не сдержав слез, сказала Эйлин. — Вы уже сказали волшебное слово, — подмигнул мальчик и исчез. У него было еще много дел на сегодня, ведь остальные дома тоже ждут подарков и украшений. Эйлин же, встав голыми ногами на оказавшийся теплым пол, увидела, что под одеялом на ней было надето прекрасное белое бальное платье. Мало того, что женщина практически никогда не носила белое, даже будучи частью рода Принцев — ведь его цвета были черные, так и она не могла вспомнить, носила ли вообще что-то подобного фасона. А ведь в детстве она хотела стать принцессой, быть желанной и любимой. Но, увы, бедность рода, внешность и замкнутый характер этого не позволяли, а потом были другие проблемы. Так что это желание было похоронено в глубине сердца как глупое и детское. Рядом с креслом-качалкой, в котором она сидела, стояли хрустальные туфельки. Было страшно их надевать, но, постучав ими по полу, ей казалось, что ими скорее пол можно пробить. Да и несмотря на вид, они были мягкими и удобными, подстроившись по ее стопе. Взмахнув палочкой, женщина с легкостью создала иллюзорное зеркало и ахнула, выронив магический инструмент. У нее подогнулись колени, так как она не ожидала увидеть в зеркале женщину, колдографию которой хоть сейчас отправляй на обложку «Ведьмополитена». Глубокие карие миндалевидные глаза, чуть длинноватый нос, густоватые брови, шикарные черные волосы до плеч — это определенно была она. Но при этом так ловко были убраны недостатки и гипертрофированные черты, что некрасивая женщина превращалась в красавицу, похожую на жену основателя рода Принц. — Кто здесь? — раздался знакомый голос и хлопок аппарации позади Эйлин. Погрубевший, повзрослевший, но такой знакомый. Женщина, ставшая девушкой, неверяще повернулась. — Мама? — Сынок! — этого уже выдержать она не могла и разрыдалась. Рождество у Северуса Снейпа впервые за долгие годы было наполнено не тоской, а счастьем. Особенно когда Снейп заметил, как его метка и все данные им непреложные обеты исчезли…***
Сам же Гарри после Рождества ходил задумчивым. Он смотрел на свою маму с папой, родителей Невилла, вспоминал даже дядю с тетей и завидовал. Завидовал тому, что они называют любовью. За время своей игры в Санта-Клауса он не раз исполнял желания людей, которые хотели повидать своих любимых. В редких случаях, когда временной континуум позволял, он прямо притаскивал их из прошлого, в других призывал их души или связывал их ментальной связью, если те уже переродились. Он помнил слова Доктора: «Есть то, что вы можете делать, и то, чего не можете». Мальчик не был всемогущ, но старался помочь в меру своих сил. Но сам он при этом не мог разобраться в своих чувствах. Его тянуло к Гермионе не просто как к другу, а… он сам не мог сказать как. Ему просто было приятнее в ее компании, он заглядывался на нее и ему было неприятно, если она оказывает знаки внимания другим мальчикам. Он не злился, не обижался, ему просто было… страшно. Страшно, что подруга будет дружить с кем-то другим, а не с ним. С таким вопросом ему было почему-то стыдно обращаться к маме, и потому он подошел к отцу, крайней сумбурно высказав то, что его беспокоит, и покраснев как рак. — Все ясно, — улыбнулся Джеймс, не став шутить. Так как каким бы шутником он не был, война заставила его повзрослеть, да и сам он понимал, что если сейчас отшутится, Гарри к нему больше никогда не подойдет. Для сына это очень важно. — Ты влюбился, Гарри. — Влюбился? Но я думал… что это будет как-то иначе, — ответил мальчик, нахмурившись. — Ярче? Сильнее? Бабочки в животе? — Джеймс откинулся в кресле своего кабинета назад и посмотрел в потолок. — Я тоже так думал. Но у каждого любовь своя. Я ведь тоже не сразу понял, что влюблен в твою маму. Вначале мне просто не нравилось, что Нюн… Северус общается с девочкой с нашего факультета. А потом я понял, что злюсь на любого, с кем она ласкова. Даже однажды с Сириусом чуть не подрался, он был тот еще… ходок. Но вместе с тем я готов был набить морду любому, кто ее обидит, понимаешь? — Да. Мальчик никогда ее в обиду не давал — ни паукам, ни Драко. Последний бесил больше всего тем, что не оставил своих попыток и продолжил дарить цветы, сладости и драгоценности Гермионе. Его подруга от них отказывалась, но Гарри было страшно, что в один день она их может принять, поэтому он старался переплюнуть белобрысого качеством своих подарков и считал, что пока ведет по счету. — Ты, наверное, сейчас думаешь о подарках, которые подарил ей? — усмехнулся Джеймс. — Я не читаю мысли, просто ты очень похож на меня, да и на лице у тебя все написано. Но ты должен знать, что любовь нельзя купить. Ромашка от того, кто девочке нравится, будет приятнее и ценнее, чем мешок золота от нелюбимого. Я сам пытался привлечь внимание твоей мамы разными способами. — И что, помогло? — Нет, не помогло, — ответил Джеймс, вспоминая, как оно было. — Только когда я пришел и искренне покаялся в том, что был таким идиотом, а потом всерьез пригласил ее на свидание, только тогда отношения между нами потеплели. — Свидание? — удивился Гарри. — Все так просто? — Свидание — это не просто. Это показатель того, что ты заинтересован в девушке. Но при этом, в отличие от прямого признания, ты не требуешь от нее ответа здесь и сейчас. — А если я приглашу ее… на это свидание, — еще больше покраснел Гарри так, что казалось, у него пар из ушей пойдет. — То что мне делать? — О, тут у меня большой опыт, — подобрался Джеймс, скрестив руки на столе перед носом. — В этом я мастер. Но главное тут несколько правил. Во-первых, настроение. Если девушка не хочет идти — не тащи ее силком, только испортишь все впечатление. Во-вторых, надо чтобы весело, приятно и интересно было вам обоим. Не стоит выдавливать из себя радость, если тебе самому не интересно. В-третьих, будь собой. Вы с Гермионой давно дружите, она сразу же раскусит фальшь. — Тогда чем свидание отличается от прогулки? — не понял мальчик. — Тем, что вы присматриваетесь друг к другу. Держитесь за руки, целуетесь… — Джеймс хотел продолжить, но вспомнил, что его сыну всего тринадцать. — Вы определяете, не противны ли друг другу в более… близком, романтическом общении. Ах да, и у Сириуса не спрашивай о свиданиях. — Почему? — удивился Гарри. — У его свиданий… были специфические цели, — тяжело вздохнул Джеймс, вспомнив, как точно аниформа Блэка подчеркивала его внутреннюю суть — кобель. Да и Петтюгрю оказался той еще крысой. Внезапно Поттер покрылся потом и взъерошил свои волосы, он и забыл, что сам олень… Гарри после этого разговора перерыл всю библиотеку и заказал кучу романтических и психологических книг, которые скрывал от Гермионы под иллюзией комиксов. Но нигде не было четкого определения, что такое романтика и что такое любовь. В некоторых произведениях, после прочтения которых от лица мальчика можно было прикуривать, любовью называлось пристегивание наручниками голым к кровати и шлепанье плетками. Но юный маг подумал, что вряд ли Гермиона обрадуется, если он так сделает. А потому он решил, что его отец прав, нужно просто быть искренним. Поэтому, дождавшись субботы, он подошел с утра к девочке, которая встала раньше всех и читала в гостиной книгу. — Гермиона, привет… — Гарри двигался дергано и очень переживал. — С тобой все хорошо, ты не заболел? — приложила девочка свою ладошку к его лбу, отчего тот заволновался еще больше. — Н-не важно, у тебя сегодня хорошее настроение? — Как это не важно, Гарри? Я же переживаю за тебя, — от таких слов стало теплее на душе, а от следующих — наоборот. — Ты же мой лучший друг. — Только друг? — пригорюнился он. — Что с тобой сегодня? Ты прямо сам не свой! — всполошилась девочка, уже и не зная, бежать к миссис Поттер или сразу к мадам Помфри. — Эм… Ты пойдешь со мной на свидание? — выпалил он, из-за чего Гермиона сначала не поняла, что он сказал. Но стоило мыслям дойти до разума, как она сама сравнялась по цвету лица с Поттером. — Ээм, Гарри… Это так неожиданно… — Ясно, значит, не хочешь, да? Прости, что все испортил. — Нет, я хочу! — вдруг закричала Гермиона, увидев, что Гарри вот-вот аппарирует. И ему плевать, что в Хогвартсе этого сделать нельзя. — Гарри Поттер, я пойду с тобой на свидание! — Фьююю! — засвистел Фред Уизли. Мальчик с девочкой и не заметили, как в гостиную вошли рыжие близнецы. — Вот это дух Гриффиндора! Правда, Фордж?! — Верно, Дред! — ответил ему брат, вытирая невидимую слезу. — Малыши так быстро растут! Гарри настолько смутился, что, схватив несопротивляющуюся Гермиону, исчез вместе с ней под недоуменными взглядами близнецов. — Фордж, мне кажется, или нас только что сделали? — Дред, тебе не кажется. Зато у нас появился достойный противник, наша битва будет легендарной!