***
Идиллия счастливого семейства длилась недолго, Тёмный Лорд предпринимал всё более частые попытки захвата власти. Убийства магглов и защищающих их волшебников продолжались. Осенью 1981 года Северус устроился в Хогвартс преподавать зельеварение (а также стал личным шпионом директора) в надежде, что Дамблдор поможет его возлюбленной Лили выжить. Но, по несчастному стечению обстоятельств, в октябре 1981 года Лили и Джеймс Поттеры погибли от смертельного заклятия, пущенного Тёмным Лордом, а их маленький сын Гарри бесследно исчез. Одному Мерлину известно, сколько раз Снейп унижался, пытаясь выведать у Дамблдора судьбу мальчика, но старый волшебник упрямо отмалчивался, заверяя Северуса в том, что с ребенком всё хорошо и нет никакой нужды искать его. После падения Тёмного Лорда состоялся суд над бывшими Пожирателями, и Люциус Малфой, как правая рука Лорда, провёл немало ужасных недель, находясь в камере предварительного заключения Азкабана. Условия подозреваемых были несравненно лучше, чем у заключённых, по крайней мере, дементоры не появлялись в этой части магической тюрьмы, но для изнеженных аристократов, коим и являлся Люциус, даже такое заключение было поистине невыносимым испытанием. В эти дни Нарцисса много плакала и совершенно забросила заботу о сыне. Драко было чуть больше года, он уже хорошо ходил и бегал, но, убитая горем, леди Малфой лишь отмахивалась от неловко обнимающего её колени маленького сына. Домовые эльфы пытались, как могли, развлекать ребенка, но Драко становился капризным, плаксивым и сводил с ума весь дом. Убитый горем после смерти возлюбленной Северус выпросил по случаю неделю отпуска за свой счёт. Он аппарировал в мэнор скорее из вежливости. Снейп знал, что как близкий друг и крёстный наследника, обязан поддержать Нарциссу в это нелёгкое время. Получив от домовика ответ, что хозяйки нет дома и «лучше бы вам прийти попозже, молодой Драко буйствует» , Северус тут же бросился в детскую, чтобы повидать крестника. Картина, открывшаяся мужчине в комнате малыша, была поистине впечатляющей. Окна просторной детской были распахнуты настежь, в комнату врывался холодный осенний ветер. Кровать и манеж были разворочены, а пол ровным слоем покрывал ковер из мелких частей дерева, металла, кости и всего прочего, из чего в магическом мире изготавливают детские игрушки. Посреди всего этого хаоса сидел маленький Драко и в ярости сжимал кулачки. Увидев Снейпа, малыш моментально вскочил с места, серые глаза просияли и он, протянув ручки, бросился в объятия крёстного. Северус подхватил малыша на руки, выудил из кармана мантии не первой свежести старый носовой платок, осторожно стёр с лица малыша слёзы и сопли, и затем вышел с ним из комнаты, крикнув домовикам, чтобы прибрали в детской, пока их не будет. Северус не покидал Малфой-мэнор всю неделю, расставаясь с ребенком лишь на время ночного сна. За это время Нарцисса пришла в себя и к окончанию отпуска Северуса была сама в состоянии заботиться о сыне. Снейп покидал поместье с тяжёлым сердцем, зная, что будет скучать по маленькому белокурому ангелу в тёмных подземельях Школы чародейства и волшебства. К счастью, Люциуса вскоре полностью оправдали. Он сумел убедить суд, что действовал под заклятием Империус, а значит, не может считаться виновным. Конечно, ему помогли деньги и связи, но факт остается фактом – зимой 1981 года Люциус Малфой вернулся домой, и жизнь потекла в мирном русле. Снейп всё так же часто посещал имение своего друга и крестника – мальчик оказался очень любознательным, и Северус рано начал с ним заниматься. Уже в пять лет Драко под руководством крёстного сварил своё первое простенькое зелье от икоты, потом в семь лет он уже почти без подсказок мог сварить более десятка разных зелий и настоек. Люциус притворно возмущался, что будущему лорду Малфою не пристало заниматься такой плебейской работой, на что Снейп всегда отвечал ему: «Никогда не знаешь, что в жизни пригодится, дорогой друг, а у твоего сына бесспорно, талант». Но Снейпа и Драко объединяло не только зельеварение – они много разговаривали обо всём на свете. Люциус, будучи по природе и статусу сдержанным, а по работе ещё и крайне занятым человеком, редко находил время на «глупые разговоры ни о чём» с подрастающим отпрыском. Северус же, никогда не имевший полноценной семьи, обрёл в мальчике сына и получал от него так необходимую ему порцию любви и понимания. Поэтому он всегда терпеливо выслушивал рассуждения Драко о домовых эльфах, о звёздах, о магглах, с интересом наблюдал, как тот учится летать на своей пока ещё детской метле, залечивал синяки от падений и учил ребенка делать это самому. Часто мальчик, соскучившись, забирался к нему на колени, и они просто молчали, и это молчание было уютным и тёплым, как мягкий плед у камина. В одиннадцать лет Драко поступил в Хогвартс, и Снейп стал ещё и деканом его факультета, а также преподавателем. Накануне поездки мальчика в школу в мэноре состоялся серьёзный разговор о том, что в школе Драко стоит обращаться к Северусу на Вы, называть «сэр» и вообще никак не демонстрировать другим ученикам и преподавателям их близкое знакомство. Несомненно, многие могли знать о том, кем приходится Снейп Драко, но в конце концов, во многих семьях крёстный являлся лишь формально близким человеком, а на деле мог видеть ребенка раз в год и присылать открытку на Рождество. Поэтому в присутствии посторонних мальчик относился к Снейпу нарочито холодно и вежливо, и только в свободное время, после уроков, он мог зайти в кабинет крёстного и быть перед ним самим собой.***
Когда всё изменилось? Снейп не мог ответить на этот вопрос даже самому себе. Когда отеческая любовь к светлому ангелу с белоснежными волосами переросла в болезненную одержимость? Когда волнение за крестника и желание защитить переросло в желание схватить, держать и обладать? Наверное, всё произошло тогда, летом перед шестым курсом. Когда после неудавшейся попытки добыть пророчество для возрожденного Тёмного Лорда, Люциус снова попал в Азкабан, а Драко был вынужден во искупление вины отца принять Чёрную метку и стать Пожирателем. В тот момент, когда на предплечье Драко появилась эта уродливая отметина, а губы юноши скривились от невыносимой боли, Северус вдруг почувствовал желание ударить. Наброситься на Тёмного Лорда и сильно, резко, по-маггловски избить его в наказание за причинённую Драко боль. А потом, оставив корчащееся тело прямо на скользком от его собственной крови полу, схватить крестника и увлечь его за собой подальше от всех наверх, в ту самую детскую, чтобы… Из мира болезненных фантазий его вырвал тогда крик испуганной Нарциссы: — Северус! Ему плохо, помоги! Снейп тряхнул головой, прогоняя непрошенные образы запретной любви, и ошалело уставился на леди Малфой. — Ему плохо, Северус! — повторила Нарцисса, указывая на сползшего по стене бледного Драко. — Лорд сказал, что так бывает при посвящении… Если волшебник… Слишком юн. — Где он? — озираясь по сторонам, вскричал Снейп. — Лорд аппарировал. На сегодня собрание окончено. Сделай же что-нибудь, прошу! — голос Нарциссы сорвался на крик, и она подбежала к потерявшему сознание сыну. Снейп среагировал мгновенно. Он извлек из кармана несколько пузырьков с разными зельями и поочередно влил их в полуоткрытый рот молодого парня, а затем легко подхватил его на руки и отнёс в малую гостиную, которая располагалась на том же этаже, что и ритуальный зал. Поднять его наверх Снейп сейчас был не способен, а подвергать измученное тело юноши заклятию левитации было бы верхом безрассудства. Попросив оставить их, Снейп заклинанием запечатал дверь и осторожно присел на колени возле спящего юноши. Пару минут Северус просто смотрел на Драко, забывая дышать. Потом, словно опомнившись, осторожно обнажил его левое предплечье с ещё красноватыми контурами уродливой метки на бледно-фарфоровой коже с проступающими голубоватыми венками. Почему-то увиденное больно ранило Северуса, и он осторожно прикоснулся кончиками пальцев к воспалённой тёмным заклятием коже. Драко слабо дернулся, но не проснулся, и Северус так же медленно, едва касаясь, очертил пальцами контур метки. Производя эти манипуляции, он почти неслышно шептал сложные, им самим придуманные заклинания, и на его глазах метка чуть бледнела, края раны затягивались. Завершив процедуру, Снейп, на миг задумавшись, наклонил голову и, едва касаясь тонкими губами бледной кожи, поцеловал запястье Драко. Тот причмокнул во сне, и Северус вдруг перевёл глаза на вновь ставшие розоватыми тонкие губы парня. Желание поцеловать крестника обожгло где-то в районе паха. Снейп вскочил и, стараясь не оборачиваться, покинул малую гостиную. В тот вечер впервые за долгие годы перед сном он думал не о Лили. Позже, когда Нарцисса и Беллатриса пришли к нему домой, и леди Малфой умоляла его позаботиться о Драко, помочь ему в невыполнимом задании, Снейпу не составило труда согласиться. Потому что он делал это не ради Нарциссы, и даже не ради Люциуса. Жизнь Драко стала его жизнью. Весь шестой курс Драко стал для Снейпа настоящим адом. Он видел, как постепенно юноша сникает, выдыхается, сдаётся. Казалось, больше никто не замечал неестественной бледности парня, темных, ставших уже привычным, кругов под глазами, странной неразговорчивости и скрытности… Только его «телохранители» Крэбб и Гойл краем уха слышали, что он что-то мастерит по ночам в Выручай-комнате, да, возможно, Панси Паркинсон знала о посвящении Драко в Пожиратели. Но, по большому счету, никому из них не было до него дела, или же сам Драко считал себя настолько выше других, что не нуждался ни в чьём участии? Или же дело было не только в задании? После Сектумсемпры пазл в голове Снейпа наконец сошёлся. Лежа в больничном крыле, с медленно затягивающимися глубокими порезами на груди, то и дело вздрагивая от внезапной боли (зелья от такого заклинания помогали плохо), Драко повторял: «Поттер…» Сначала Северусу казалось, что Драко снится их дуэль с противным гриффиндорцем, но обронённое однажды на выдохе: «Гарри» — расставило всё по своим местам. Это было ясно как день – Драко влюбился в Поттера. Нет, не так. Не влюбился, а был давно и очень сильно, до одержимости влюблён в него. Это объясняло сразу всё, и Снейп, сжав зубы, застонал от бессильной злобы. История слишком мерзко повторялась. Поттер снова отбирает у него самое дорогое. Снова. У него ли?***
Снейп перевёл взгляд на мирно спящего крестника. Боль наконец отступила, черты лица разгладились, и сейчас Драко почти напоминал себя прежнего – восторженного мальчика с белокурыми кудрями и острыми коленками, так заливисто смеявшегося на коленях у любимого Северуса. Воспоминания нахлынули с такой силой, что Снейпу захотелось закричать. «Почему ты так быстро повзрослел, мой сероглазый мальчик? Почему ты больше не можешь любить меня так, как раньше, как в твоем беззаботном детстве и, драккл меня раздери, почему я не могу любить тебя так, как должен?»