Убежать от судьбы? Часть I: Во снах

Приди ко мне в сумерках, Очаруй, сотри из памяти потери. Поплачь, когда солнце скроется И посягни на тени моего сердца. TRISTANIA

      Солнце расплавленным шаром клонилось к изогнутой линии горизонта. То тоже были горы; всё пустынное плато окружено ими. Наши тени удлинялись, устремляясь в обратную сторону – на восток. Мои мысли рвались туда же. Среди пустыни, в самом центре неизвестности – только здесь я стал осознавать оторванность от дома. Сейчас в Баламбе глубокая ночь. Тихая ночь, смотрящая в спокойные воды океана изумительно яркими звёздами. Легко и ровно дышит океан, подмигивая в ответ. Лунара серебрит волны, рисует на воде дорожку, убегающую к горизонту; рябь воды играет ею, колышет, обрывая и связывая вновь. Воздух колеблет звуки, слышимые далеко за пределами академии: шуршание шин по опустевшему шоссе, затерявшаяся мелодия из открытых окон, изредка паровозный или корабельный гудок. И эхо в горах вторит им. Манящая ночь за окном первого этажа. Стóит только перелезть через узкий подоконник, и свобода весенней ночи осторожно прикасается к телу, словно не доверяя новому существу, с лёгкостью попавшему в её тайный мир. Прикасается опасливо, ненавязчиво, а затем так же незаметно проходит сквозь, сливается с разумом словно Страж и подтверждает: «Моё!». Сладкий запах цветов в парке; ночные мотыльки переносят на крыльях свет ночи, страстно соединяются с яркими колокольчиками и вновь упорхают во тьму, разнося частицы цветочных ароматов.       Я не ожидал, что вспомню родные края с такой ясностью. Может сейчас эта ночь в Баламбе совсем другая. И мирный океан рассекают десантные корабли чужой страны. И стук колёс возвещает о прибытии новых составов, груженных оружием и бронированными машинами. Быть может, Лунара отражает свой серебристый свет на корпусах автоматов, и тьму разрывают вспышки выстрелов и взрывов. А опаленные крылья ночи уносят во мглу пепел и запахи огня.       Нет. Война не посмеет коснуться моей земли, нарушить очарование её ночей. Тень этого чудовища затмевает только моё сознание. Она не вырвется на свободу реальности и не притронется к миру, что дорог – именно поэтому мы не скрываемся в лесах Тимбера. Мы покоряем расстояния чужих пустынь в надежде дойти до галбадианского Сада и остановить неизбежное. Военная академия Галбадии, несмотря на отдалённость, нам вовсе не чужая. Она способна вмешаться и пресечь завязавшееся недоразумение.       Сельфи ещё не очнулась, и будить её не хотелось. Я свернул шелковое покрывало, пока принцесса наблюдала за оставшимся кусочком заходящего за горы солнца. Риноа в отличие от меня смотрела только на запад – вперёд, в неведомое завтра. А за её спиной разворачивалось буйство красок, вершины гор полыхали в лучах заката. Но покров ночи немилосердно расползался вверх по склонам, стремился перекрыть дыхание умирающего дня. Накрывшая тень донесла на своем бесплотном полотне лёгкую прохладу. Лишь потрескавшаяся земля продолжала дышать той же страстью, с какой встречала несколько часов назад.       Квистис спала. Динкт тоже. Это показалось странным, тревога змеей зашевелилась внутри и принялась разматывать кольца.       — Зелл, Квистис...       Ноль внимания. Я склонился над Квистис, коснулся тыльной стороной ладони горячего лба, заметил слёзы на ресницах. Невнятно пробормотав, она пошевелилась и вцепилась ногтями мне в руку. Продолжая по-прежнему спать.       — Риноа, этот яд... Он очень опасен?       — Не знаю, — принцесса тоже почувствовала неладное и взволнованно посмотрела на меня.       Я высвободил руку и обратился с новой просьбой к Шиве. Освежающий поток лечения стал покалывать кончики пальцев. Быстрый взмах, и серебро снежинок замерцало в воздухе, тая и испаряясь. Девушка даже не шелохнулась. Тогда я направился к Сельфи. Позвал Сирену, не сразу вынырнувшую из сознания спящей владелицы, и потребовал у Стража противоядие. Сирена, слабо сопротивляясь, окутала мои ладони в туман. Я присел возле Динкта, раскрыл ладонь. Дрожащий туман медленно стёк вниз, синевой расплылся по земле, собрался в несколько концентрированных точек и взмыл вверх многоцветными лучами. Зелл лишь отвернулся в другую сторону.       — Зелл, если вы сейчас не проснётесь, останетесь в этой пустыне навечно.       — Ну и ладно, — тихо прозвучал в ответ хриплый голос.       — Что значит «ладно»? А Сельфи и Квистис?       Динкт рывком поднялся. Огляделся. Побледнел. Отвернулся, прикрывая рот.       — Девочкам тоже плохо? — с трудом проговорил он, сглатывая, и сразу решил: — Сейчас я понесу Квистис.       — Квистис понесу я. Главное, чтобы ты дошёл.       — А Сельфи?       — Придумаю что – не переживай. Поднимайся, — я протянул руку, ухватил его ладонь. Динкт, шатаясь, выпрямился и согнулся вновь. — Ты как?       — Справлюсь.       Теперь я смотрел на Квистис. Антидот получился совсем слабым – Сирена не была под моим непосредственным контролем, а я не владел искусством Сельфи. В ответ на мои попытки пробудить, Квистис проворчала нечто несуразное. Сельфи права – следовало идти, не останавливаясь, лишь бы подальше от этой пустыни, а не устраивать привал. Отдых здесь только отобрал последние силы. Надо поскорее убраться из этого адового места. Как же унести девушек и не упасть через несколько шагов?       Риноа, едва заметила мою возню с Квистис, направилась к Тильмитт.       — Помоги мне.       — Что ты затеяла?       — Уложи её на мою спину.       — Риноа?       — Я не такая слабая, как тебе может казаться. И приказываю: помоги мне поднять Сельфи.       Девушка что-то прошептала, едва я её поднял. Риноа обхватила её ноги, я извлек свой ремень, протянул за спиной и под руками Сельфи и Риноа и защелкнул сзади на шее принцессы.       — Не больно?        Вместо ответа Риноа двинулась вперёд. Я попробовал поднять Квистис, но она, не просыпаясь, стала отталкивать меня и бить. Обхватив и приобняв девушку правой рукой, стиснул кисти, а левую просунул под колени и поднял. Тронулся в путь. Зелл медленно поплёлся рядом, с трудом забросив на плечо вещмешок. Странным было то, что мы с Риноа чувствовали яд, но не испытывали его разрушающее воздействие. Только я в отличие от принцессы в этой пустыне никогда не был.       Потемнело быстро. Отражающиеся огни заката на редких заснеженных вершинах, оставшихся позади, неминуемо погасли. Ещё позавчера полный, а теперь ущербный диск Лунары освещал путь. Но шёл я уже наугад. И давно потерялся во времени. Иногда подходил к Риноа и давал ей возможность опереться о мою спину и расправить плечи, поправлял и смещал натирающий ремень. Но уже через пару минут, задерживая дыхание и боясь показать свою слабость, принцесса отправлялась в путь. Я не опускал Квистис на землю, опасаясь, что больше не смогу поднять. Руки затекли и пальцы онемели. Песок замедлял шаги, пробрался в ботинки и теперь в кровь тёр пятки. Снять бы сейчас обувь. Лечь.       Сельфи. Я успел привыкнуть к тебе. Привыкнуть к твоим способностям, без остатка стирающим боль. К твоей улыбке, шуткам и влекущим намекам. И теперь мне тебя не хватает.       В ранах потрескавшейся земли иногда проглядывали пучки трав. Голое тело неудовлетворённой пустыни осталось лежать позади. А главное – ветер сменил направление, становясь более влажным. Зелл уже не спотыкался. Вдали среди тьмы засиял огонёк.       — Я сама пойду! — настойчиво и громко просила Сельфи.       — Ты вся горишь, — Риноа попробовала её успокоить, но Тильмитт потянулась к шее принцессы, ловким движением отстегнула ремень и вырвалась. Шёпотом воззвала к Сирене.       В темноте вспыхнули серебристо-синие искры, очерчивая фигурку Сельфи. Девушка глубоко вздохнула, прогоняя остатки наваждения, двинулась в путь, отказавшись от поддержки, и вскоре поравнялась со мной. Направила руку к Квистис, и под моими ногами поплыл синеватый туман, а серебристые лучи взмыли вверх, искрами запрыгали по одежде. Квистис застонала, приоткрыла глаза.       — Сквалл? Что ты делаешь?       Освободив из хватки её ладони, я смог слегка выпрямиться и отстраниться.       “Отбираю у пустыни её трофеи”.       — А-а, — чуть хрипло выдохнула Квистис. — А где мы?       “Сам хотел бы знать. Боюсь, сбились с курса”.       Девушка попыталась оглядеться, проснулась окончательно и уперлась ладонями мне в грудь.       “Отпусти. Сейчас же!” — отчаянно подумала она, и я сразу выполнил просьбу.       — Огни Сада? — недоверчиво воскликнула Квистис, едва обрела твёрдую почву под ногами. Она указывала направление рукой. — Это ведь они! Так скоро?       — Ну и прекрасно, — заметил Зелл. — А то уж мы решили, что совсем заплутали.       Огни становились всё ближе. Вскоре мы могли видеть очертания здания со светящимися окнами. Сельфи побежала вперед, замахала руками. Остановилась, обернулась.       — Ух ты! Ничего себе! Этот Сад такой большой! И другой совсем.       Ее призыв заметили. Площадка вокруг озарилась ярким светом. Рядом перещелкнул затвор. Над головой прошумели моторы. Квистис призвала к молчанию.       — Не делайте резких движений, пока я объяснюсь с охраной. Я была в этой академии, знаю директора.       Я кивнул. Мы двинулись к приземлившемуся неподалёку аппарату, за которым сидел человек.       — Кто вы? — прозвучал вопрос.       — SeeD. Мы из Сада Баламб. Мне нужно встретиться с директором Мартином Додонной. Мы пришли пешком и нас пятеро, — с этими словами девушка протянула охраннику удостоверение, подтверждающее её звание. Справа пластикового документа располагалась фотография Трип, слева – печать нашей академии и подпись Крамера и Норга. Вероятно, когда нас отрядили в Тимбер, Квистис восстановили в должности. А может она просто сохранила удостоверение при себе. Как бы оно ни было, межконтинентальная телефонная связь отсутствует, а потому перепроверить звание Квистис Трип, не снарядив посланника с запросом в академию Баламба, не представлялось возможным.       Охранник забрал удостоверение, на миг осветил ручным фонариком лицо девушки, а затем удостоверение. Достал радиотелефон, доложил о ситуации и вернул документы.       — Раненые есть? Помощь требуется?       — Нет.       — Идите к воротам. Ждите разрешения.       По очереди вспыхнули фонари, освещая аллею. Пустынная пыль, дрожа и переливаясь, пестрыми аурами окаймляла светильники.       — Красиво, — вопреки воле вырвались слова. Риноа взглянула на меня и стала улыбаться.       — Да что же здесь красивого? Голые фонари посреди пустыни, — хмуро заметил Зелл. Злобный он стал какой-то.       Ворота разъехались в стороны. Из динамика, размещенного возле закрытого окна, прозвучало:       “Внимание! Инструктор Трип. В десять утра в своём кабинете вас примет Мартин Додонна. Группа SeeD из Сада Баламб. Пожалуйста, пройдите в приёмную: первая лестница, второй этаж, дверь направо. Ожидайте”.       — Порядок, — решила Квистис. — Нам предоставили убежище. Осталось переговорить с начальством, узнать последние новости и дождаться итогов.       Динкт нервно передёрнул плечами, несмотря на то, что слова инструктор произнесла достаточно уверенно. Может, всё действительно не так уж плохо.       Холл академии казался огромным. Возможно дело в том, что он не круговой, как холл нашего Сада, а центральный. В четыре стороны от него вели коридоры, через один из них мы вошли – вестибюль. Слабый свет горел только в коридоре, что стрелой вел от ворот и далее. Своды потолка с трудом угадывались в полутьме. Я опустил голову, решив больше не всматриваться в их очертания. Давящее чувство утраты сбило ритм дыхания. Свод в холле академии Баламба стеклянный. Сквозь него видны звезды, а не темнота.       Наивно было тешиться надеждой, что эта академия, пусть она и в Галбадии, покажется родной. Да и с логической точки зрения к чему прозрачные потолки в жаркой пустыне? Но весь сегодняшний день логика преспокойно спала. Яд блад соула?       С чем же ещё соотнести эти изменения в моих мыслях?       Моя сестра! Я начал вспоминать её. И свой дом. В детстве, когда происходило что-то новое, неизведанное, что пугало или вызывало интерес и восторг, сестра выслушивала, разделяла мои чувства или рассказывала, что в похожих случаях делала она. Я доверял её советам, усмиряя эмоции. Верил историям о странных землях и мирах, благодаря чуткой поддержке переступал собственные страхи. Я любил сестру – по-детски эгоистично, не дозволяя кому-либо приблизиться к моему идеалу и перехватить внимание на себя. А когда... когда она просто исчезла, у кого бы я не спрашивал, где сестрёнка, их глаза избегали моего взгляда, наигранно беззаботные голоса соскальзывали на абсолютно другие темы, и мои вопросы оставались без ответа. Иногда я злился. Злился, что сестра ничего не сказала, безмолвно незаметно уйдя из моей жизни. Но мысленно продолжал обращаться к ней. Продолжал делиться переживаниями. Всё реже и реже по мере взросления, пока однажды... Забыл даже её голос.       Я не хотел переживать по новой те старые чувства. Уж слишком долго питал разум неосуществимыми надеждами, ждал её возвращения, и это делало меня слабым. Может быть виновато моё плохое поведение, потому сестра ушла. И пройдёт время, она забудет все обиды. Но сестра так и не вернулась. И в девять лет я чётко осознал – она не вернётся никогда. Она умерла, а мои разговоры с ней – бессмысленное стремление продлить агонию разлуки.       О том, что она умерла, сказал Сейфер. Не могу даже вспомнить, почему он заговорил на эту тему. «Неправда!» – только и сумел крикнуть я, чувствуя, как вселенная опрокидывается под ногами; и вскоре мы сцепились в рукопашной. И земля действительно ушла из-под ног, далёкое небо обернулось бездной.       А потом пришла тьма. Тишина и боль. Боль овладела телом, а другая поразила разум. Единственным желанием было не просыпаться никогда, только бы не думать, что Сейфер прав. Мой мир исчерпал себя, приблизился к своему концу. Я лежал в абсолютной тишине, безраздельной темноте, и не осознавал ничего помимо боли и собственных разрушающих мыслей. Но боль терялась, с ней на время терялось и сознание, и я ожидал, что вот-вот потухнет и разум.       Первым в мой искалеченный мир вернулся звук. Это был голос – слова были о моей сестре.       Когда я снова приступил к учебе, в классе что-то изменилось. Все затихали, едва видели меня или Сейфера, обходили нас стороной. А еще появилась новенькая. Услышав, как она говорит, я понял, что именно её голос побудил вернуться в сознание. Изучающий взгляд в её сторону подействовал – после урока девочка осторожно направилась ко мне. В тот день мы даже говорили. Вернее, говорила она, а я задал всего один вопрос. И она говорила, а я стоял, делая вид, что слушаю. Отчаяние вновь овладевало миром, ведь о моей сестре эта девчонка не знала ничего, наверно просто тогда у кого-то переспросила причины нашей с Сейфером потасовки. Но теперь я не мог вернуться назад в объятия пустоты, захватившей на долгую неделю.       В тот год всё стало по-другому. Я перестал открывать учебные книги, слушать преподавателей. Дни полетели лентой быстрозабываемых снов. Не помню, как справлялся с заданиями, и на каком уровне. Но по вечерам та девчонка неизменно стояла в коридоре, поджидая меня из столовой. Наверно ей очень хотелось с кем-то поговорить. А может, целью было разговорить меня.       В стене была утоплена лестница, одноклассница нашла её случайно. Вела она на заброшенный полуразрушенный чердак, заваленный отслужившими свое и покрытыми древней пылью предметами, смутно угадываемого, а иногда и вовсе неизвестного назначения. Так мы и сидели под самой крышей, свесив ноги; я наблюдал через запыленное треснувшее окно за зажигающимися звёздами, а она говорила ни о чём. Три года было так. Пока она не перевелась в другую группу с более интенсивным графиком занятий.       Я начинал последний двенадцатый год обучения, когда она вернулась в нашу группу, но уже в качестве преподавателя.       Иногда я раздумываю: Квистис столь умна для своих лет. Что ей было до меня?       О том, что мы лазили на чердак, проведал лишь Сейфер, но он таинственно усмехался, едва завидев нас, и молчал. А его молчание Квистис всегда ценила превыше ума.       Теперь же никто не вспоминал те дни. Мы слишком отстранились. Две планеты, вращающиеся в одном направлении, с разной, но сопутствующей друг другу скоростью, чьи траектории никогда не пересекутся.       Думала ли об этом Квистис, в данный момент уверенно ведя за собой по чужой академии?       Мы проходили по опустевшему коридору чужого Сада, что был воздвигнут в далёких землях, и наша дорога освещалась тусклым сиянием ночных ламп. Возле боковой лестницы стоял распорядитель. На нее он и указал, выдал ключи от приёмной и предложил заказать ужин.       — На пятерых, — заявила Квистис. — И завтрак утром. Тоже на пятерых.       — А где здесь душевая? — спросила принцесса.       — Вам предоставлены отдельные комнаты с душевыми, — беспристрастно ответил распорядитель.       Осматривая чуть освещенные стены и невысокие по сравнению с теми, что в холле, потолки, мы поднимались по выложенной белой мраморной плиткой лестнице в приёмную.       После ужина и тёплого душа чувствуешь себя превосходно. Даже не верится, что мы так далеко от дома где-то среди пустынь чужой страны. Я подошёл к окну, чтобы оценить обстановку, но за стеклом была кромешная тьма. Из этого окна не увидеть, но с другой стороны здания свет горел – тот, что притянул взгляды и вывел нас из пустынных земель. С сомнением пересмотрел названия на корешках книг за стеклянной дверцей шкафа, но новых авторов среди них не обнаружил. Стандартный набор. Извлек одну, пролистал на страницу с рецензией.       Дверь приотворилась. На пороге стояла Тильмитт. Об обещанном разговоре я не думал, больше не собираясь возвращаться к воспоминаниям о сегодняшних событиях. Игру с Сельфи на глазах у окружающих просто возвёл в ранг безобидной шутки, что вскоре забудется. Но девушка тоже не должна чувствовать неловкость от случившегося.       — Не спится, Сквалл?       — Угу.       — И мне. Я тут подумала... — девушка с тревогой посмотрела в сторону. Неловко переступила порог и закрыла дверь.       — Сельфи. Можешь ни о чём не волноваться.       — Я и не волнуюсь. То есть... Что-то происходит совсем не так. Понимаешь? Этот малопонятный контракт. Слова принцессы о том, что мы монстры и не умеем чувствовать. Неизвестно откуда взявшаяся Хранительница. Сны про Лагуну и Джулию. Руины Сентры и эстарские военные из наших видений. Отвратительная пустыня. Что-то сердце моё не на месте. Можно я тут посплю?       — Сельфи... — я с трудом сглотнул. — Ты чего?       — Я люблю тебя, — немного подумала, добавив: — И Зелла, и Сейфера... и принцессу Риноа. Но что-то должно произойти. Обязано. И сердце болит. Мир меняется. Я так отчётливо это чувствую. Волнение в груди такое... И нарастает. Я не буду мешать, правда. Могу у ног примоститься. Или... если пожелаешь... — Сельфи взволнованно прошагала к постели и села. Я следил за соратницей, ее лицом, жестами. — Сквалл. У тебя бывают чувства, что растерял близких людей, но вот-вот обязан с ними встретиться? И время поджимает, а ты забыл, куда бежать. До перевода в вашу академию всё было спокойно, текло своим чередом. Ну а после... Помнишь на втором этаже? Я так задумалась, что перестала видеть, куда иду. Меня накрыли знакомые ощущения. Дежавю... В Трабии всё не так. Я со многими дружна в той академии с тех пор, как туда попала. Но никогда не было того волнения, что проявилось в первый день моего приезда в ваш Сад. И которое я чувствую сейчас. Я прибежала... Да, я прибежала, куда бессознательно стремилась в своих туманных видениях. А эта принцесса... Когда её вижу, что-то меняется. Хочется вернуть прошлое. Любить. Ты разве не чувствуешь подобного, находясь рядом с ней? Тебе она тоже нравится, не так ли? Вы тогда необыкновенно танцевали на выпускном вечере – такое забыть невозможно. Вселенная словно взорвалась. И время замерло. Так странно, это поглощало все тревоги. Но дело в том, что я ощущала лишь разумом и инстинктами. Душой. А в результате получилась дисгармония. Недостает чего-то материального. Понимаешь? Меня просто с ума сводит стремление стать ближе к миру и к людям не только душевно, но и физически.       Сельфи взволнованно вздохнула, опустила глаза. Я продолжал смотреть на девушку, а руки машинально перелистывали страницы книги.       Высота и свобода будто воплотились в одном человеке. Я осознал это, когда шагнул вослед Сельфи в доллетскую башню связи. И когда мы покоряли Диаблоса. И постоянно с тех пор. Наивность и чистота в её голосе, глазах и словах, вмиг сменяемые лукавством, нечеловеческой проницательностью, чудовищным разумом, граничащим с безумием, и затягивающей в глубину грехов женственностью. Мозг и тело борются с противоположными мыслями и чувствами. Эту маленькую и наивную девочку надо защищать. Но от демона в ней, постоянно предлагающего свободу и рабство, высоту и глубину, сознание и эмоции, понимание и безумие, наслаждение и страдание, не укрыться нигде.       — Ты не ответишь ничего, да? Ты боишься обязательств? Я ничем тебя не свяжу. Обещаю.       Я отвернулся, делая вид, что возвращаю книгу на полку. Может ты и права. Я действительно боюсь. Но вовсе не того, о чём ты думаешь. Влияние вечности в твоих глазах... Наверно это глупо. И решительный человек на моем месте поступил бы иначе.       — Но раз ты молчишь, — вздохнула Сельфи, — кажется, дело в ином. Завтра что-то изменится.       — Изменится. SeeD не могут, да и не должны любить. Я так думаю. Но ты постоянно готова менять моё мировоззрение. Я хочу, чтобы ты любила, несмотря на то, что SeeD. Но не всех нас. И не временно. Навсегда.       — Навсегда, — печально повторила девушка. — Такого не бывает. Стоит полюбить кого-то навсегда – и он бесследно исчезнет.       Как я тебя понимаю, Сельфи. Ты даже не представляешь, как я тебя понимаю.       Столкнувшись с проблемой выбора, не думать о последствиях, дать вожжи интуиции и принимать мгновенные решения. Просто забыть о прошлом или будущем, забыть о себе в них. Разве не так нас наставляли?       Я отогнал лишние мысли. Решительно двинулся к ней.       Девушка задрожала, чуть отстранилась, но вновь подалась вперёд навстречу моим рукам. Доверие в её глазах. И сомнение.       Сомнение...       Хотелось закрыть и её сомнение, прикрыть её глаза, целуя, но я заворожено наблюдал за увеличивающимися зрачками.       — Сельфи. Завтра что-то изменится. Для тебя, для меня. Но пути назад уже не будет. Ты понимаешь? — прошептал я, склоняясь к ее лицу. Руки беспорядочно заскользили по её платью, ища застёжки; бегунок шумно пополз по молнии и застрял. Я с трудом сдерживался, чтобы не сломать замок, не порвать одежду, и всё ещё гасил волну, готовую накрыть здравый рассудок. Но дыхание уже не подчинялось и слова подбирались с трудом. Молния разошлась, бегунок тренькнул и покатился по полу. Бретелька платья соскользнула на плечо. — Я не собираюсь больше находить доводы, которые... меня остановят. Но может... может быть ты передумаешь. Пока есть шанс.