Убежать от судьбы? Часть I: Во снах

Кошмар стал длиннее на день, а день стал короче на нас. И когда я решусь умереть, я не буду стонать и вопить, Я не буду жалеть и петь, и не надо меня хоронить. ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА

      Мы собрались в общей комнате. Квистис не проронила ни слова. В приёмную директора она ушла на полчаса раньше. Сельфи ни на кого не смотрела, зябко поведя плечами, сразу направилась к окну, разглядывая необычную структуру комплекса. Строения Сада протянулись в форме кольца, пронзённого прямым копьем главного здания. Окна нашей приёмной располагались по правую сторону центрального сооружения. Они выходили во внутренний двор, показывая помимо площадки внизу видимый полукруг окон всех трёх этажей. Холодно и пусто. Из-за слабого освещения площадка была практически голой: ни деревца, редкая трава. Я вспоминал наш двор с искусственными ручьями, цветущими гортензиями, камелиями, гардениями и рододендронами вдоль аллей; пышными деревьями позади них. И становилось тоскливо, начинало ныть сердце. Мы можем действительно лишиться нашего Сада. Возможно, академия не зря названа так, — впервые в жизни задумался я.       Зелл устроился на диване. Риноа, кажется, вообще никогда не замечает ни стульев, ни кресел. Она любит садиться прямо на пол, обнимая руками прижатые к груди колени. Но сейчас она ожидала стоя, как и я.       — В этом месте накопилось столько холода, — произнесла Сельфи, всё так же осматривая глухую площадку за широким окном. — Здесь наверно даже праздничных мероприятий никогда не проводят. В воздухе будто строгость парит и... безразличие.       — Может, случилось что с нашим Садом. Вот и траур, — пробормотал Динкт.       — Нет, — тихо ответила Риноа, проводя рукой по столу, и повернула ладонь к себе. Пыли не было совершенно. — Паутина холодности здесь царит уже давно. Так вот в чём дело! — слишком импульсивно воскликнула она. — Значит, так выглядят прославленные академии? Я должна была сразу догадаться. SeeD с самого начала сотворены в атмосфере бездушия. Стражи являются лишь незначительной деталью проекта. Воздух, эти стены, этот двор – какой ужас! Вот почему даже безжалостные солдаты Галбадии так страшатся истинных SeeD. Да потому что нутро их сущности сухо, как пустыня. Их воспитывают без души. Ваши товарищи возможно погибли. А вы стоите. И молчите. Будто так и надо. Неужели? Неужели вас ничто не тревожит?       Сельфи сложила руки на груди. Зелл устало посмотрел на принцессу. И вновь принялся разглядывать устеленный паркетом пол.       Все мысли принцессы о нём. Со вчерашнего вечера. А возможно и раньше. И не пожалеть её. Слишком много сдерживающих причин. Где же Квистис? Это неведение сводит с ума.       — Они там что, отжиматься её заставили? — не выдержал Зелл, посмотрел на часы над дверью.       Время показывало без восьми минут одиннадцать. Действительно. Слишком долго Трип отсутствует. Что за новости принесёт нам она?       Почти незаметно дверь приоткрывается. В приёмную входит Квистис, и все взгляды устремляются на неё. Неловко она пытается затворить дверь, потеряно смотрит под ноги. И все порывы рвануться навстречу с расспросами мгновенно иссякают. На неопределенное время в воздухе повисает страшная тишина и тянется, тянется...       — Что произошло? — с замиранием сердца спрашиваю. По её виду, по опущенному лицу вижу, что стряслось нечто ужасное, и она неловко пытается это скрыть.       Тишина вдребезги. Паутина холода теряет опору, растягивается, рвётся, мягко оседает вниз, намотанная на острые обломки. Незримый лёд дробится под ногами.       Квистис чуть вздрагивает, приподнимая плечи. Маска строгого преподавателя который раз скрывает её душу, изменяя черты нежного и печального лица.       — Они вошли в наше положение. Потому и предоставили временное убежище, — разводит руками девушка и направляется к застывшему не спускающему с нее глаз Зеллу. Неожиданно мягко ему улыбается. — Не сто̀ит волноваться. Академия Баламба в безопасности. — При этих словах Динкт вскакивает, а Квистис, чуть пожав плечами, словно не до конца уверившись в произошедшем, поясняет: — Покушение на президента в Тимбере сочли личной акцией. Правительство Галбадии во всеуслышание заявило об этом. Так что официально Сад Баламба не имеет никакого отношения к случившемуся.       Зелл облегченно вздыхает и задумывается, внимательно следя за неспокойным лицом учительницы:       — Подождите, инструктор! Всю вину возложили на Сейфера, так что ли?       Звяк. Бьются последние иголки льда. Холодно. Колотится сердце. Что же это? Почему смятение? Шива?       Квистис опустила глаза и полушёпотом произнесла:       — Процесс закончился, и приговор был вынесен.       Сельфи всплеснула руками, недоверчиво помотала головой. По её лицу разлилась смертельная бледность. Зелл отвернулся, шагнул вспять. Осторожно опустился на диван, сжал ладонями виски. Принцесса находилась посреди комнаты. Быстрый испуганный вздох, и она медленно осела на пол, при этом сумев сохранить сознание. Слепо повела рукой по полу, подобрала под себя ноги, склонила лицо, закрыв ладонью, и содрогнулась всем телом.       — Его... казнили? Его? — всё ещё не веря, переспросила девушка. Воцарилось молчание. Риноа замерла, ожидая подтверждений, доказательств, убеждений. И наверно полагала, что до последнего сумеет опровергать факты, утешать себя несбыточными надеждами. Но все молчали. И тогда принцесса сама ответила на свой вопрос: — Конечно, конечно же, его казнили. Он ведь напал на президента. — Риноа нашла в себе силы подняться, невидящим, замутнённым от непролитых слёз взглядом окинула комнату, нас. И закричала: — Вот! Именно то, о чём вы и говорили! Как вас и учили! Он пошёл этим вашим чудовищным путём до конца! Пожертвовал собой ради Тимбера! Ради Лесных Сов...       Сельфи, не в силах наблюдать за плачущей девушкой и при этом сдерживать собственные набегающие слёзы, быстро закрыла лицо руками, опершись о подоконник. Тоненькие плечи задрожали.       Квистис стремительно направилась к принцессе и сказала, как отрубила:       — Нашим путём? Между прочим, это твоя безрассудная группа втянула Сейфера во всё это!       Риноа стояла посреди комнаты белее стены, поджав губы. Слёзы мгновенно испарились. Квистис смотрела на неё и молчала. Я знал, что каждой из этих девушек Сейфер дорог. Теряющаяся при самоуверенном напыщенном Альмаси девчонка Сельфи, влюблённая с первого взгляда. Риноа, завербовавшая своего парня в отряд повстанцев, не ожидая подобной развязки. И серьёзная, взвешивающая каждое слово, каждый шаг, преподавательница, уделявшая всё внимание самым сложным, а оттого самым любимым своим ученикам – нам с Сейфером.       — Вы повстанческое движение, так? Мятежники, восстающие против легитимного правительства, – нет-нет, не прекословь мне. И, вливаясь в это движение, разве вы не готовитесь к любым итогам? Даже к самым худшим? А вы обязаны быть готовы! — разъясняла Трип так, словно отчитывала ученицу, не справившуюся с заданием. — В военных академиях каждого будущего SeeD с раннего детства теоретически готовят к последствиям. А с пятнадцати лет наступает время практики. За мной было закреплено два студента, и столкнуть с возможными результатами их выбора я и должна была эмпирическим путем. Мне навязали двоих студентов моей группы, которых лично я считала лучшими и подготовке которых уделяла немало внимания. После чего я пошла, нет, побежала к директору с заявлением на увольнение. А он его разорвал и бросил в урну, а затем приказал выспаться и приступать к работе, выделив трех Стражей, одного из которых я боялась и ненавидела. Испытания для своих студентов я разрабатывала самостоятельно. А затем сполна окунула их в это, позволила им почувствовать дыхание смерти, и просто стояла рядом, готовилась вмешаться лишь в последний миг и смотрела на то, как они впускают в сознание собственную кончину. Сейфер – а это было еще поздней осенью – шел, словно на увеселительную прогулку. «Монстров рубить», — Квистис горько усмехнулась. — Полгода спустя к «еще одному нудному уроку этой преподши» созрел и Сквалл. Но сейчас я понимаю, что могу поручиться за своих студентов собственной головой. Я морально подготовила их к боли, унижению и смерти, несмотря на то, что мне было невыносимо наблюдать за их мучениями, видеть их лица. Это правда, что у Сейфера отчаянный характер, есть в нем толика одержимости, может даже суицидальные наклонности. Но он не мог пожертвовать собой ради кучки безрассудных повстанцев. Подобному безумию ни в одной академии не учат, может разве что в вашем тимберском цирке. Сейфер спасал Сад Баламба. Он принял всю вину на себя одного. Ценой жизни спас... родной дом. Ну а то, что он в телестудии напал на президента... Просто какое-то помешательство, организованное твоей группой. Новый вид отравы, с которой разум одного из самых лучших учеников академии не смог справиться.       Риноа отступила на шаг. Слова окончательно сокрушили её.       — От...отравы? — всхлипнула она и замотала головой.       — Извини, — вздохнула Квистис. Отвернулась и опустилась на диван, усмиряя рвущиеся на волю эмоции. — Да, утешитель с меня никакой. На своём веку я не встречала их – настоящих утешителей. И учиться было не у кого.       — Этот бастард отдал жизнь за Баламб? Никогда бы не подумал, что он на такое способен, — недоверчиво проворчал Зелл. Сельфи передернула плечами. Спросила:       — У тебя были причины ненавидеть Сейфера, да, Зелл?       — Да, но... — Динкт внимательно посмотрел на павшую духом девушку, — он был из Сада. Он был одним из нас. И за наш общий дом принял смерть. Думаю, моя ненависть более не имеет смысла.       — Это так больно, — простонала Сельфи. — Будто часть сердца вырвали и уничтожили.       — Мне этот парень не нравился, не скрою, — примирительным тоном добавил Зелл. — Но казнь? Подобной смерти даже он не заслужил.       — А мне... он очень нравился, — сообщила Риноа совсем тихо, но Сельфи услышала, оживилась. На глаза принцессы вновь навернулись слёзы. — Он был всегда таким уверенным в себе, умным. Стоило просто поговорить, и казалось, что можно перевернуть мир. И мы решили идти вперёд. Рука об руку. Менять системы и совершенствовать вселенную.       — Он был твоим парнем? — ахнула Сельфи. Похоже, об их взаимоотношениях она и не подозревала.       Зелл с сомнением покачал головой и устремил изучающий взгляд на Риноа. Девушка взволнованно вздохнула и присела на край дивана, на другой стороне которого уже сидела Квистис, с любопытством на принцессу взирающая.       — Больше, чем парнем. Он был моим другом. Учителем. Он помог мне видеть незримое. Улавливать беззвучное. Чувствовать невозможное. Он открывал тайны вселенной. Умел восхищаться тем, на что раньше я просто не обращала внимания, и спокойно проходила мимо. Но он видел это. А я... — невольно рука принцессы коснулась цепочки на шее с кольцом на ней, и этот неосознанный жест выдавал куда больше, чем любые слова. Она носит кольцо Сейфера. Но никто до сих пор не заметил, как они близки. По сути, уже семья. Только смена фамилии – последний шаг к этому. Девушка выпрямила спину и уставилась в пространство перед собой. — Я любила его. И люблю. А он так и не дождался этих слов.       Сельфи осторожно подошла с обратной стороны дивана и встала за спиной принцессы. Дрогнувшим голосом спросила:       — Ты любишь, но так и не приняла его предложение?       Вот главная слабость смелой дикарки. Её сентиментальность порой чересчур навязчива. Какое ей дело почему вместе с кольцом Сейфера принцесса не взяла и его фамилию и не назвалась женой официально?       Риноа занервничала, неосознанно принялась покачиваться.       — Я... думала об этом. Но я не SeeD. Чувства, что вспыхнули между нами, зародились прошлым летом, — протяжно вздохнула; её плечи вздрогнули. — Мне было шестнадцать. Всего лишь шестнадцать. И я не SeeD – в этом возрасте считалась несовершеннолетней. Отец узнал, что я встречаюсь с парнем, и запер, превратив дом в тюрьму. Я сбежала, села на поезд в Баламб, разыскала Сейфера. То время было особенным. Вместе мы встречали рассвет на берегу. А до того бродили по пустынному пляжу, исследовали скалы у моря, плавали в мерцающей воде, кишащей миллионами фосфоресцирующих существ. Это было самое прекрасное время, столько восхитительных чувств. Казалось – не иссякнут никогда. Наше уединение прервали люди, посланные моим отцом, насильно поволокли меня домой, кричащую от отчаяния и страха. Сейфер... — девушка всхлипнула, — он вмешался. Завязалась страшная, просто чудовищная драка. Я не знала, что он SeeD, думала, его убили.       Но он искал меня. И нашёл. Теперь мне семнадцать. По законам моей страны я совершеннолетняя. Отец больше не посмеет держать под замком точно зверушку. Я вольна самостоятельно выбирать и друзей и любовь, строить теперь уже свою семью. Признаюсь, меня немного напугала исповедь Сейфера, что он SeeD. Но он обещал помощь в борьбе против несправедливости. Он дарил любовь, которую я потеряла с тех пор, как лишилась мамы. Он был моим миром. Моими чувствами. Несмотря на то, что SeeD. А теперь... Всё, что было наиболее дорого, исчезло из моей жизни, просто испарилось, превращаясь в приятные воспоминания... — девушка так покачнулась, что чуть не упала. Волосы легли ей на глаза, скрывая слёзы от посторонних. Риноа поправила причёску, незаметно смахнула их.       Воцарилась тишина. Квистис теперь сообразила, какая причина толкнула её уверенного и достаточно благоразумного ученика на безумный роковой шаг. Эта причина сидит перед ней, обливаясь слезами, и даже принцессой не имеет права называться после того, как отреклась от собственного отца. Квистис изучающе разглядывала съёжившуюся девушку, разыскивая в ней то, что привлекло неординарного яркого саркастического Сейфера.       — В нем было разного намешано, — начала Квистис и отвернулась от Риноа, поджала губы. — В академии много проблемных подростков, но он выделялся среди всех. Умел завести группу так, что работа на парах превращалась для преподавателя в сплошное наказание, — и, сама же себе противореча, Трип добавила: — Но при этом он оставался неплохим парнем, достаточно проницательным, чтобы хранить свою сообразительность при себе, и довольно скрытным, чтобы доверять одноклассникам. Но окружающих к нему всё равно притягивала некая сила. В его характере действительно было нечто такое... Не каждый сможет разглядеть. Харизма, наверное.       Слова, просто слова...       “Он был одним из нас”.       “В его характере действительно было нечто такое”.       “А мне он очень нравился. Он был моим другом. Учителем. Я любила его. И люблю!”.       Сейфер. Риноа права. Теперь ты просто воспоминания. Приятные, отталкивающие либо нейтральные. А для кого-то – самые лучшие. Но разве ты хотел бы этого?       Будут ли они так говорить и обо мне, когда умру?       “Сквалл был таким и этаким”, — вот и эпитафия готова. Бесполезная попытка вспомнить всё, что они думали обо мне, и приписать вместо моих истинных мыслей, чувств и действий, к тому времени успевших погрузиться во тьму небытия. Безуспешными, но такими отчаянными усилиями пришить свои слова яркими лохмотьями поверх моей сущности, которую по сути никто из них и не знал. А все эти фальшивые высказывания... Не хочу их!       Квистис, поёжилась, с изумлением заметила иней, оседающий на ее руки, покрывший диван, стол, пол. Взглянула на меня, испугалась, подскочила:       — Что происходит, Сквалл? Что с Шивой?!       — Я не хочу этого!       Воздух мерцал, жег глаза, сковывал дыхание и наждачной бумагой царапал голосовые связки. Я стоял посреди комнаты, в незаконченном жесте остановив руку, и ощущал зарождающуюся силу. В пальцах покалывало. Зелл отпрянул в сторону.       — Чего «этого»?! — вскричал он, с удивлением и ужасом глядя на свои леденеющие ладони.       Сельфи обогнула диван и рванулась ко мне, прикрывая лицо руками. Резко остановилась, не имея сил подступить ближе, и, задыхаясь от нестерпимо колючего холода, воскликнула:       — Ты с ума сошёл!       Может быть... Я опустил руку, и собранная из воздуха влага в мгновение ока застыла под моей ладонью в глыбу, упала на пол, раскололась. Шагнул вспять, с очередным вдохом глотая острые шипы замерзшего водяного пара.       — Я не хочу, чтобы кто-то говорил обо мне после моей смерти.       И, не смотря под ноги, выбежал из комнаты и хлопнул дверью.       Вскоре дверь громыхнула вновь: следом ринулся Динкт. Я спустился по лестнице, свернул в холл, когда позади грянул строгий голос:       — Стоять! Да, да – ты! Упал и отжался сорок раз.       — Да хоть пятьдесят, — хмыкнул Зелл почти торжествующе.       — За лишние разговоры – шестьдесят.       Мысли всё ещё бурлили, причиняя боль. Но Шива притихла. Бедная ледяная девушка в моём сознании. Что̀ ей до человеческих чувств? Лунарское создание понимает силу эмоций, но причины этого определить неспособно. Вот и готово к битве, готово убивать, едва учащается пульс. Теперь понятно, почему Стражи несовместимы с алкоголем и наркотическими веществами. Они запросто могут выйти из-под контроля своего одурманенного хозяина и принести разрушения всем и всему, что окажется на их пути.       Тогда получится та самая гармония, о которой говорила Сельфи. Хаос чувств, превращающийся в хаос действий.       Не разбирая дороги, я скитался по коридорам чужой академии. Раньше мне часто доводилось думать о смерти, но о том, что будет после – никогда. По сути, всё равно, будут похороны или нет, в какой стране и как это будет происходить. Земля, огонь или вода примут тело – несущественно. Но склонять моё имя...       Только я один хорошо себя знаю. Любые слова посторонних будут ложью.       Квистис год знала Сейфера как своего студента и семь лет – как незаурядного ученика, всеми силами привлекающего к себе внимание. Неплохо разбираясь в психологии, стараясь докопаться до сути, учительница и на миллиметр не пробила стену непонимания. Что она может знать о нём по-настоящему?       Зелл, в сущности, знаком с Альмаси всю жизнь, и с самого начала их отношения не заладились. За столько лет можно выявить достоинства и недостатки обидчика. Что Зеллу известно? Ничего.       А Сельфи, сотворившей себе идеал, – меньше, чем ничего. Её Сейфер существует только в воображении.       И, наконец, девушка Сейфера, по ряду причин так и не ставшая женой. Ей было шестнадцать. По её словам «всего лишь шестнадцать». Они учились и жили на разных материках. Но встретились и встречались. И даже строили планы на будущее. Риноа опротестовала законы своего мира – собственной семьи, мечтая о независимости и первом совершеннолетии. Отчаянно рушила всё, на чём изначально была построена её «вселенная». Просто она полюбила. Вопреки тому, что они из разных слоев общества и стран, несмотря на то, что он связан с лунарскими монстрами и пугающими силами, наперекор давлению отца, назло тем системам, в которые их встроили и вращаться в которых заставили разные режимы. И он не мог не полюбить. Риноа сумела понять, что представляет собой характер Сейфера. Но заглянуть в его сердце и увидеть – вряд ли. Душу постичь невозможно. Как и вселенную.       У них есть право говорить, кем был Сейфер?       Молчание лучше любых слов. Молчание... Может это именно то, что я хочу?       Иногда я ненавижу тебя, Сейфер. Ненавижу твою способность влиять на близких тебе людей, вынуждать их беспрекословно, до последней крупицы отдавать тебе честь, верность и душу. Отдавать то, что требуется отдать государству, человечеству в целом. Но никак не одному человеку, пусть даже это ты.       Нет, это бессмысленно. Ты мёртв, Сейфер. Прочь из моих дум, нет тебе в них места. Я устал. Устал завидовать твоему высокомерному хладнокровию, упорству, твоей власти над окружением. В любом случае, рано или поздно всему приходит конец.       — Эй, ты! Подожди!       Знакомый голос ворвался в сознание и тотчас разогнал терзающие разум мысли. Я не спешил реагировать на этот призыв.       — Сквалл, да подожди же! Не так-то просто отыскать тебя в этих галбадианских лабиринтах, знаешь ли.       Второй этаж по периметру окружали металлические узоры перил. Балконная галерея. И на этой галерее, упершись руками в окрашенные красным цветом поручни, стоял Райджин – друг Сейфера. Почему он здесь?       Я недовольно вздохнул, понимая, что избежать встречи не удастся. Сложил руки на груди, всем видом показывая, что, так уж и быть, дождусь его, и принялся оглядывать помещение. Безлюдный холл – учащиеся на утренних тренировках. Вчера ночью мы шли по нему, а я напрасно выискивал во тьме непрозрачного потолка звезды и думал о сестре, которая, возможно, еще жива. Сейчас своды освещает множество люстр, потолок сходится аркой. Ослепительный свет льётся сверху из центра и лучом падает на расчерченный под ногами пол. Линии чертежей плавно ползут по полу и стенам. На линиях на разных промежутках друг от друга размечены точки, рядом с ними – цифры и слова. А луч света, падающий от потолка, испускает вовсе не лампа.       Солнечный календарь?       Я подошел к точке падения солнечного луча и рассматривал древнесентрийские письмена, обозначившие название этого отрезка:       “Не быстрые успешны в беге, и не сильные в битве”.       Рядом со словами – время, месяц и число. Полдень. Апрель. Седьмое. Поверх других почти стёртых цифр.       — Думаешь, удача часто усмехается? В сердце Галбадии земляка встретить! — на одном дыхании выпалил Райджин, сбегая по последним ступеням галереи в холл.       — А что здесь делаешь ты? — так же бесцеремонно спросил я и заметил позади Райджина поспешающую по лестнице девушку. Она остановилась неподалёку от луча, наступив на край письмен с красиво завитыми буквами. В данный момент Фудзи пребывала в добром расположении духа. Видеть во взгляде этой девушки восторг – удача не меньшая. Недавние события продиктовали новые условия, потому я старался не воспринимать друзей Сейфера в штыки.       — Что я делаю? — неподдельно удивился Райджин. — Я посыльный, знаешь ли? — он обернулся к напарнице, ища поддержки, и она кивнула. — Принёс новый приказ от главного мастера, такие вот дела.       Фудзи улыбнулась уголками губ, разглядывая профиль своего напарника. Вновь кивком подтвердила его слова. Определённо, такую мягкость в её лице я ещё не видел. Да и Шива вела себя на редкость сдержано. Но все же волнение успело прокрасться в душу.       — Что за приказ? — я обеспокоено переступил и снова неосознанно сложил руки на груди.       Фудзи заметила мою настороженность, перестала улыбаться. Вновь между нами высилась стена непонимания. Девушка тронула напарника за плечо, отступила за его спину.       — Да не знаю я, — вполне искренне засмеялся Райджин. — Не выпытывал. Главный мастер подписал приказ, а моё дело – доставить его целым в место назначения, — и снова он обернулся к Фудзи, а она поддержала кивком.       — Объясни подробнее, — потребовала девушка.       — Мы собирались прямым поездом в Галбадию, а уж оттуда другим рейсом в место назначения. Но, знаешь ли, как бывает: человек строит планы, а у Сквэа своё на уме. Поезда стали. Выбор перед нами оказался невелик: пешком, да в эту академию. Да ещё и Фудзи умудрилась приболеть в дороге и... — девушка ткнула ему в бок локтём, и Райджин криво ухмыльнулся. — Неожиданное счастье доползти сюда живыми и встретить здесь не посторонних, вот так... — он обернулся к девушке и неуклюже попытался обнять. — А тебя я и без повода с удовольствием носил бы на руках, не будь ты такой неласковой.       Я пожал плечами, решив оставить парочку наедине, но девушка легко выскользнула из объятий напарника.       — А Сейфер? — вопросила она, изогнув серебристую бровь.       — О да! Он же с вами?       Речь президента дошла и до Баламба? Тогда они должны знать и о безумном поступке Сейфера. Но что я им скажу? И что увижу в ответ – снова слезы, снова прощальные речи? Не моя это обязанность – Альмаси не был под моим началом. Почему Райджин так смотрит? Искренне, с надеждами.       — Дело в том, что... Сейфера больше нет, — осторожно произнёс я. Фудзи коротко вздохнула, посмотрела испуганно, прижала руку к груди. Пришлось пояснить: — Этим утром стало известно, что президент Галбадии приговорил его к смерти.       — Неправда! — порывисто вскричала девушка.       Райджин раскатисто засмеялся, но внезапно изменился в лице и повернулся к напарнице. Иногда кидая на меня подозрительные взгляды, зашептал ей:       — Хотелось бы, чтобы это оказалось неправдой. Но ты видела, как сложились обстоятельства. Делинг не любит затягивать исполнение приговоров. У Сейфера не было шансов.       — Так чего мы стоим? Нужно немедленно двинуться на его поиски!       — Что-что?! Напролом – да во вражью столицу? Теперь, когда такие новости известны и терзают всю обитаемую землю?! Да ты гизарда слопала, что ли?       Уклониться от удара кулака он не успел.       — Последнее право! — с затаённой болью ответила Фудзи.       Райджин замялся, потер предплечье.       — Да, конечно. Мы найдём Сейфера и потребуем... отдать его. Мы ведь как семья ему, что ли. Прощай, Сквалл. Нас ждёт нелёгкая дорога в средоточие вражьей страны, вот такие дела. Кто знает, может, опасность минует, и мы ещё свидимся.       Фудзи высокие речи своего напарника не восприняла, ухватила Райджина за руку и двинулась к выходу. Я молчал. Проводил их взглядом. Прервал контакт с Шивой и коснулся пылающего лба. Казалось, что̀ слова? Я слышал их немало – красивых, возвышенных. И бесполезных.       Фудзи, бывало, и двух слов связать не могла. Райджин витиевато выражался, пропитывая речи фразами-паразитами. Но эта пара не принялась размышлять вслух о бесполезных вещах, чем в данный момент занимается моя команда. Никчемные слова заменили решительными действиями. Меня потрясла их отвага: они отправились в Галбадию, рискуя свободой или жизнью, чтобы забрать того, кого объявили преступником.       Сейфер мёртв. Его нет. Ему уже всё равно. Но Фудзи и Райджин не способны говорить об Альмаси, как о мертвом. Как о теле. Они не только были его друзьями. Они ими остаются.       Я осматривал коридоры академии, не видя их. Боль раскаленным прутом вошла в голову, жгла и пульсировала. С Шивой я почти забыл о ней. А теперь – без поддержки симбионта – не знал куда бежать. В чувство привел спокойный голос из висевших на стене динамиков, приказавший группе SeeD из академии Баламба ожидать возле главных ворот.       И вновь я посмотрел на своды потолка. Быстро сориентировался в сторонах света и чертежах на полу и стенах. Увидел сходившиеся линии у точки, близ которой проходящий сквозь отверстие в потолке луч солнца не окажется никогда, по крайней мере, в этой стране. И направился к убористой надписи. Чёрно-серебристая краска почти стёрлась; никто не потрудился реставрировать теряющиеся под пылью времени письмена. А тем более, написать поверх шрифта новые слова. Вместо даты: “Час встречи минувшего, настоящего, грядущего”. И теряющаяся ленточка слов: “Всю жизнь в их сердце безумие, а после этого они отходят к умершим”.       — Такова наша жизнь. И наше безумие, — отстранённо подумал. Вслух. В голосе мне послышались ожесточение и безысходность.