Убежать от судьбы? Часть I: Во снах

Я обучаюсь быть железным продолжением ствола, Началом у плеча приклада... Некуда деваться: Нам достались только грязные дороги. ЯНКА ДЯГИЛЕВА

      Вновь навстречу горной гряде. Прочь от каменистого плато и колючего ядовитого ветра, играющего нашими чувствами. На запад, всё дальше и дальше в неизвестность. И опередившее нас солнце быстро скрывается за высокой горной цепью. Впереди узкое ущелье, и поезд, не сбавляя скорости, проносится во тьму проложенной по нему дороги. Ветер со свистом проскальзывает за нами и теряется в лабиринте камней и внезапно подступившей темноты. На смену ярким багрово-фиолетовым небесам приходит мрак горного коридора. Когда ущелье закончится, пустынное солнце исчезнет за горизонтом, сумерки разольются по бескрайним равнинам, скрывая истинное лицо Галбадии и её немногочисленные города.       Сельфи стоит у окна коридора, хоть за стеклом непроницаемая тьма. Стекло отчётливо отражает задумчивое лицо девушки. Её настойчивый, но печальный голос под мелодию стучащих колёс проносится по коридору, сворачивая в приоткрытое купе. Риноа лежит на второй полке, подперев руками подбородок, с задумчивым видом вслушивается в незнакомые слова. Квистис тоже на время выныривает из своих дум, не сразу заметив, что заламывает руки. Зелл всё ещё угрюмо поглядывает на Киннеаса, но звучащие слова постепенно рассеивают его внимание. Ирвин сидит у двери, хмурится, хочет ухватить смысл песни, не подозревая, что тексты Сельфи сложны для восприятия. Я помню, как впервые столкнулся с гипнотическим воздействием её поющего голоса.       — Я – Судьбы стихийное создание,       Что избрала без раздумий роль творца,       Приоткрыла крышку от ларца,       Выпустив меня в основы мироздания.       Сразу отдана я смерти на убой,       Матерью-Судьбой отвергнута с рожденья,       Как никчемное творенье,       Но я одолела первый бой.       Я новейшее оружие в войне,       Стойко ожидающее битвы.       Мне неведомы противников молитвы,       Моя функция – служить стране.       Умирающей меня нашли, дыханье дав,       Дали ярость, чтобы ненавидеть,       Зоркий глаз – без жажды видеть,       Власть миров – в борьбе без прав.       Дали страсти, отняв волю жить,       Тех любить, кого должна предать земле.       И без страха отдаваться мгле       В чувствах, что построены на лжи.       Я твоя последняя любовь,       Выбравшая верный путь к тебе,       Лёд свинца несу в огне,       Пулей разрывая плоть и кровь.       Я твоя последняя мечта,       Молнией пронзающая мозг:       Смерть без страха, боль без слёз,       Накрывающая без сомнений пустота.       — Винтовка! — сказал Ирвин.       Квистис очнулась, замечая свои побелевшие руки, и быстро сложила их на груди, пряча ладони.       — Что «винтовка»? — растерялась Сельфи, прекращая напевать. Бросила взгляд через открытую дверь на Киннеаса.       — Ответ на твою загадку.       — Это вовсе не загадка, — обиженным тоном сказала девушка.       — Но я хоть угадал?       — Нет, — засмеялась Тильмитт, зашла в купе и остановилась у порога возле Ирвина, — это Liberi Fatales.       Квистис с удивлением следила за их беседой и теперь решила вмешаться.       — Говорят, это просто легенда. Одна из многочисленных сказок о Сентре.       — Может, и легенда, — грустно ответила девушка.       — Расскажи, — тихо попросила Квистис. — Я никогда не слышала дословно.       Сельфи прошла далее, села у окна. Минуту смотрела на встречную железную дорогу, переливающуюся в отблеске огней наших окон.       — Ирвин, а ты знаешь о проекте «Liberi Fatales»?       — Говорят, был такой, — хмыкнул Киннеас, закинул руку за голову и оперся о стену купе со стороны двери. Он приподнял с пола свои ноги и вытянул их на койке, почти касаясь ступнями сидевшей на другом краю Сельфи. — После сражения наших с эстарцами на Сентре, все их планы были расстроены, военные перебиты. Но документы кто-то успел сжечь, а Пандора исчезла. В целом, это вся информация о проекте, которую преподают студентам.       — Нам и эти сведения не предоставляют, — вздохнула Квистис.       — Естественно, — озлобленно заметил Зелл, из противоположной стороны купе бросая недобрый взгляд на Киннеаса. — Галбадианцы опестрили неполными данными собственные учебники по истории, чтобы показать, как круто они обошлись с эстарцами. А на полную информацию для внешнего пользования проставили гриф «секретно». Впрочем, неудивительно. Разве скажут правду – как их войска напали на мирных эстарских жителей и расстреляли и сожгли их всех, включая стариков и детей? Лжецы и душегубы!       — Думаешь, так и было? — достаточно спокойно отозвался Ирвин.       — Так в чём же суть легенды? — нетерпеливо прервала их Риноа, не допуская нового раздора.       — Это связано с Хранительницами, — Сельфи положила локоть на столик у окна и подперла ладонью подбородок. — Ынь не была человеком, гуляло мнение, что она бессмертна. Но её предал и убил любовник, надеясь обрести вечную жизнь и силу. Затея, конечно, не удалась. Теоретически существует вероятность, что наследницы Ынь тоже могут жить вечно. Но в отличие от неё они люди. Человеческие эмоции постоянно берут верх и, как результат, рано или поздно ведут к смерти. Умирая, Хранительница обязана передать свои силы девочке с особыми способностями. Так рождается новая Хранительница. Сила и инопланетный инстинкт захвата власти передаются ей, но не передается сознание. А Адель не хотела так, она стремилась обойти собственную смерть. Адель разыскала гениальных учёных. Нашла девочку со способностями управлять сознанием. Обдумав варианты, она решила создать людей, изначально владеющих нечеловеческими силами, отыскать среди них идеального и перенести свой разум в новое тело с помощью той девочки. Вот вам и легенда. Для осуществления плана Адели требовалась Пандора. Исследователи, ученые, врачи, техники – все лучшие умы Эстара под защитой эстарских войск были направлены на Сентру. Но раскопки Пандоры рассекретил небольшой проверочный отряд. Да, мы теперь знаем, кто являлся его главой. Лагуна Луар. Отряд не вернулся, и Галбадия, почуяв неладное, направила на Сентру войска. Говорят, там не осталось камня на камне. Хотя, было бы чему оставаться. А вот слухи о спасенных не столь однозначны.       — Откуда тебе известно о планах Адель? — спросил я, выглядывая через край второй полки. — Даже во Всемирном журнале тайн подобного нет.       Сельфи вскинула голову, заметила меня, и попробовала скрыть улыбку.       — Ты читаешь ВЖТ? Эта газета совсем пожелтела – не читай ее больше. Мне историю поведала одна из SeeD. Её родители погибли на Сентре в Час Противостояния, а девочку вместе с другими выжившими подобрал легендарный Белый Корабль. В тот день, говорят, с корабля сошла она – девушка с огненными глазами и ледяными руками, – и Сентру накрыла зима, нехарактерная для той местности и времени года. Снежная буря уняла пожары, холод остановил бои. Возможно, именно это спасло от уничтожения и совершенное оружие. Легенда на этом не заканчивается: придёт час – и Liberi Fatales обернется против своих творцов.       — Интересная история, — Риноа в процессе рассказа успела слезть с койки, располагавшейся напротив моей, а теперь, нахмурившись и сложив руки за спиной, взволновано вышагивала по купе. — Но восемьдесят лет назад Пандора привлекла на Сентру хаос. С тех пор жить на континенте невозможно. И еще одна важная деталь. Со дня образования Галбадии и ее законопроектов, жизнь человека, любого человека до восемнадцати лет в этой стране считается священной. Вот в тюрьму бросить – пожалуйста. А казнить – только с восемнадцати; и войска Галбадии не могли пойти против этого закона и расстрелять эстарских детей. Это недавно внесли поправку, и в армии теперь учат: SeeD – не имеет значения, каков их возраст – не дети. И даже не люди, — последние слова принцесса произнесла очень тихо и, пряча взгляд, села к окну напротив Сельфи.       — Думаешь, детей не убили? — прошептала Сельфи. Риноа промолчала. Ответила Квистис:       — Нет никаких подтверждений тому, что Liberi Fatales – это дети. Возможно, универсальное оружие Эстара против Галбадии. Кто знает, что могла таить вскрытая Пандора.       Перевернувшись на спину и сложив пальцы в замке за головой, я отрешенно разглядывал третью койку, заслонявшую свет слепящей лампы под потолком. Легенды о Пандоре вот уже несколько столетий будоражат умы. Но страх узреть высвобожденный хаос всегда служил сдерживающей причиной, и люди отказались возвращаться на Мёртвые Земли.       Когда-нибудь я ступлю на забытый материк. Во сне с Лагуной я присутствовал при раскопке чего-то великого. И хоть местность имела странный вид, дыхание хаоса не ощущалось. Да, еще я помню отдельные слова в лазарете: колонну раскопали, новую силу нашли, идеальное оружие уничтожили, а Стражи обрели разум. Хочу увидеть это и понять. Вот только выполню задания, и у меня появятся небольшой отпуск и возможности нанять катер и исследовать манящие земли Сентры.       Я вновь повернулся так, чтобы все оказались в пределах видимости. Интересно, кто-нибудь согласился бы на подобное путешествие?       Квистис выжидающе смотрела на Сельфи. И лишь когда Тильмитт оторвала взгляд от окна, сказала:       — Я и не думала, что Сад Трабии принимает в свои стены эстарцев. Ведь Эстар и Трабия всегда враждовали.       — Враждовали – не то слово. Ещё до Второй Великой Войны они сбросили на столицу бомбу, а поселки вырезали сотнями. Они стирали нас как народность, понимаете? Эстарцев мы не принимаем. А вот сирот – любых. Между осиротевшими детьми разницы нет, неважно, из каких они краев. Трабия сама представляла собой обездоленного ребенка – слишком глубоко высечена эта боль на карте нашей страны.       — Доллет всегда считали себя высшей расой. Они не могут допустить, чтобы их дети сиротами попали к чужестранцам, — парировал Зелл. — А в Тимбере и Землях Юга нет приютов. Детей там усыновляют сразу родственники и соседи. Что же касается Галбадии... — он испепеляющим взглядом смерил Киннеаса.       — Зелл Динкт, — выдохнула принцесса, — я о Галбадии больше слышать не могу. Не забывай, мы сейчас в сердце этой страны. И загремим за решётку за безобидные с твоей точки зрения высказывания.       «Обойти собственную смерть»? Что значит это выражение? Быть может, обмануть время, перескочить час своей гибели?       Вот уже несколько дней мы с моей группой играем временем, обманывая его. Замедляем минуты, часы. Но ничего особенного никто из нас не делает.       Наша дорога лежит на запад. Мы убегаем от солнца и от времени.       Сколько экспресс ни мчал на запад, ночь нагнала нас. Смотря на светящиеся во тьме огни, нельзя было сказать, проезжаем мы мимо одного из посёлков или это сияют окна домов окраины столицы. Мы потеряли почти восемь часов на путь в Делинг. Но выиграли два часа. Или три...       — Ирвин Киннеас. Местное время Делинга не подскажешь?       — Ммм... — снайпер задумчиво глянул на часы, делая в уме подсчёты, — шестнадцать сорок пять.       — Не догоняю.       Ирвин усмехнулся, прошёлся по купе, явно наслаждаясь удивлёнными взглядами присутствующих.       — Дорогие гости, прибывшие в нашу чудную страну...       — Не паясничай, — улыбнулась Риноа.       — Позвольте объяснить столь необычное явление. Галбадия – великая держава. Она делится на южную, центральную, северную и восточную. Восточная Галбадия – часть малонаселённая. Горы, каменистое плато и, собственно говоря, наша академия. Мы живём по своему правильному часовому поясу, что на два часа отличается от времени Тимбера и герцогства Доллет. Жизнь достаточно тяжела, но здание нашей академии построено таким образом, что половина окон выходит вовнутрь двора – вы видели, – а на остальных окнах светоотражатели. Южная Галбадия затеряна в горах. Связь с ней поддерживается редко. Говорят, там очень красиво и замечательные природные условия – но не дело крупным городам теряться среди гор. Да и экономически жизнь там достаточно тяжела. Центральная индустриальная часть и наиболее урбанизированная северная занимают четыре часовых пояса. И ко всему островная часть Галбадии – ещё три. Но живут все они по времени крайнего западного острова, где, кстати, население отсутствует.       — Почему так? — нетерпеливо спросила Сельфи.       — Рабочий день в Галбадии начинается в тринадцать. Самое пекло, если не учитывать шутку со временем. А так над большей частью населенной территории это уже вечер, «по-правильному» часов семнадцать-девятнадцать. Днём же на улицах никого не сыщешь – все спят. Я имею в виду настоящий солнечный день, что в Галбадии длится с четырёх утра до двенадцати пополудни. Однажды наступит ночь, когда мы найдём защитный барьер от солнца и заживём по естественному времени. Но сейчас даже веселей.       — Те, кто ночь называют днём, а день – ночью...       — И ко всему Свободные Земли Юга неверно именуют, — хмыкнул Динкт. Два десятилетия назад такой территории как юг Галбадии не существовало, земли Юга были аннексированы впоследствии.       — Угу, свободные, — мрачно заметил Ирвин.       — Вообще-то, Ирвин прав, — растерянно пробормотала Риноа. — Благодаря такой системе нормальная жизнь стала возможна там, где нормально жить, казалось бы, не получится. И притом без сбоев в часовых поясах: почти вся огромная страна подчинена одному порядку.       Лучше бы мы ехали ночью. Так меньше всей этой ненужной болтовни.       Вскоре состав вошёл в туннель, и за окнами совсем потемнело. Лампы в вагоне засияли ярче.       — Почти приехали. Делинг ждёт! — беззаботно отозвался Ирвин, поднялся и открыл дверь купе. И когда мимо него проскользнула Тильмитт, ухватил ее под локоть, склонился и быстро прошептал: — Сельфи, я подарю тебе чудесный вид с крыши самого высокого здания.       — Подари! — засмеялась девушка, — но лучше сразу весь город.       И Делинг ждал.       Он был назван в честь президента. И являлся столицей Галбадии. Родина Лагуны Луара. Город ночи и ярких огней.       Крытый вокзал, столь непохожий на вокзал в Тимбере, да и на вокзал Баламба – просторный, но без округлых линий, сводов, колон и арок. Тускло горят лампы под матовыми чашами ровными рядами вдоль каждого перрона. Разметки с указателями расчерчивают по полу пассажирские переходы и пути. Без поспешности и суеты идут по платформам люди. В широкие окна здания, расположенные под самым потолком, заглядывает ночь, но, несмотря на это, искусственное освещение огромного зала приглушённое. Внутренние часы сигналят – давно пора спать. А круглое табло над выходом с часами, похожими на механические, показывает пять пятнадцать. И ориентируйся в сутках как можешь.       При приближении стеклянные двери разъехались в стороны. Мы прошли через вокзал, испещренный многочисленными указателями: кассы, места ожидания, кафе, бар, камеры хранения, туалет, выход в город. Последний указатель привел к движущейся вверх лестнице. Риноа первая ступила на эскалатор, пробежала несколько ступеней, обходя стоявших пассажиров, и поднялась в крытый коридор. На время затерялась в неиссякаемом потоке людей, и, стоило мне сделать пару шагов наверх по движущемуся пути из опасений потерять девушку, как она вновь показалась на виду. Чуть растерянно она обернулась, заметила, как Сельфи и Зелл с неудержимой радостью дикарей изучали ленту эскалатора. Сдержанная улыбка, и вновь встревоженность на её лице.       Вокзал к моему удивлению оказался подземным. Едва мы поднялись и прошли по короткому коридору, перед нами откатились еще одни стеклянные двери. Шум оживлённого проспекта ворвался в уши. Город изменился – во сне он выглядел не столь красочно и празднично. Освещенные улицы, сияющие вывески, разноцветные огни домов, фары потоков машин, яркие салоны автобусов и такси.       Риноа задумчиво вздохнула, прикрыла глаза, настраивая дыхание под ритм сердца города, вслушиваясь в его душу; сделала несколько неуверенных шагов вперед.       Мы стояли на тротуаре у широкого перекрёстка с множеством дорожных полос. Движение различного транспорта, на первый взгляд хаотичное и непредсказуемое, подчинялось своим правилам: разметки на дорогах, световые и звуковые сигналы у поворотов и пересечений. И, несмотря на многочисленность транспорта и людей, не возникало заторов и пробок. Всё походило на огромный механизм, в котором машины и пешеходы двигались правильными шестеренками одной большой системы. Я от удивления затаил дыхание – никогда не видел столько автомобилей и людей в одном месте. Да, именно этот город привиделся мне во сне, но сейчас он изменился. Здания остались те же, но дух столицы теперь иной. Людей много, но наверно это положено днём предвыходного дня. Что же не так? Почему атмосфера ощущается чрезмерно строгой? К точности и верности, присущим нашим академиям и военным городкам, примешивается утопическая правильность. Подобного я не наблюдал нигде.       — Не понимаю, — пробормотал Ирвин.       Чего не понял Ирвин, и что встревожило принцессу так и осталось тайной.       — Нужная остановка там, — указала Риноа в сторону павильона и небольшого скопления людей под его крышей. — Мы ведь направляемся в особняк генерала? Тогда нам нужен автобус восьмого маршрута.       Подъехал автобус со светящейся цифрой «один» на переднем и боковых стеклах, и остановка мгновенно опустела. Остались лишь мы и непреходящее беспокойство.       — Какие-то проблемы? — спросил Зелл. Подошёл к краю тротуара, выглядывая указанный транспорт.       — Особняк генерала расположен в правительственном районе. Мы под прикрытием. Не проколоться бы.       — Что, так сразу? Едва с поезда – и тотчас к генералу? — разочарованно фыркнула Сельфи. — Может, для начала погуляем по городу? Кто-то обещал мне кое-что подарить.       Погулять по городу – идея вовсе не плохая. Можно поискать разгадку снов с Лагуной. Но что, если я разгадаю, и всё окажется не настолько примечательным, как казалось? Что тогда?       — Сначала доложим генералу о нашем прибытии, — решил я.       — Не нравится мне это, — негромко отозвалась Риноа. — Автобуса нашего долго нет. Может быть, район оцепили? Пойдёмте в обход.       В обход? – разочарованно подумал, вспоминая наши скитания по извилистым улочкам и трущобам Тимбера. Но принцесса прошла по переходу, остановилась у другого автобусного павильона и махнула рукой, подзывая.       — Доедем до Арки, и по Праздничной Аллее выйдем к особняку. Нам подойдёт любой маршрут, что лежит через Центральный Парк. Просто, а главное – никаких проверок.       — Подожди! — окликнула Квистис, немало удивляясь поведению принцессы. — Откуда ты знаешь этот город?       — Знаю? — переспросила Риноа, слегка пожав плечами. Повернулась к нам. Глаза её искрились. Раскинув руки в стороны, словно позволяя незримому духу города пройти сквозь тело, и запрокинув голову, девушка рассмеялась. — Да я родилась здесь!       — В Делинге? — слишком эмоционально вскричала Сельфи.       — Ну да. Я галбадианка, — глаза Риноа сейчас были черны как никогда, взгляд казался диким.       — Не...возможно, — потрясённо прошептала Квистис. Шагнула вспять, будто готовясь к неприятностям.       Но ничего не произошло. Солдаты не выбежали из-за угла, оцепления не видно. Всё так же ходят люди, ездит транспорт. Мигают светофоры. И безучастный голос на станции за спиной объявляет поезда.       Киннеас панибратски хлопнул принцессу по плечу:       — Сестрёнка, так ты им не сказала?       Торжествующая улыбка исчезла. Чуть смущённо кивнув, Риноа заявила:       — От макушки до пят – чистейший представитель своей нации. Причём, не Галбадии, что со временем стала центром смешения населения всего континента, а Леноун. Мой род уходит корнями глубже, мои предки покинули Сентру во времена Катастрофы и великого переселения народов.       — Мне это ни о чём не говорит, — мои слова брошены резко и пренебрежительно. Она заслужила.       Тимбер. Свобода. Движение за независимость. Всё завертелось, теряя свою значимость. Да, нас наняли. И пусть это всего лишь работа, но мы в какой-то мере прониклись чувствами девушки, чей город страдает от интервенции вражеских войск, мы своим умом приняли долг принцессы, чья страна лежит под авторитарным гнётом Галбадии. И вдруг – галбадианка. Которая ради чужого народа, не имеющего даже собственной конституции, пошла против родной страны. Поссорилась с отцом, решила отомстить ему, примкнула к так называемому повстанческому отряду из Тимбера – к не умеющим жить ребятам, увязшим в ролевых играх да красивых возвышенных словах о свободе и справедливости. Взвихрила на бунт хрупкую тимберскую молодёжь, которая в реальной жизни боится даже тени. А Сейфер? За что сражался он? Каким идеям он отдал собственную жизнь? И наша страна, чудом избежавшая военного столкновения...       Вот, значит, какими игрушками обладают принцессы из древнего рода Сентра–Леноун.       Если это не западня, на что давно указывают некоторые факты. Но зачем тогда ей признаваться в своём происхождении?       Появился автобус. Риноа прошла в заднюю часть салона, где не было людей, и села, сделав вид, что её занимают только пейзажи за окном. Квистис опустилась рядом и выжидающе посмотрела на нее. Я зашёл, по пути окинул быстрым взглядом немногочисленных пассажиров и выбрал место позади девушек. Понадеялся отыскать в отражении стекла взгляд, объясняющий происходящее, но Риноа догадалась о моих намерениях и отвернулась от окна. Правда, с другой стороны её ожидал настойчивый взгляд Квистис, требующий откровенного разговора:       — В какую историю ты замешана? Почему состоишь в антиправительственной группировке? Какие цели преследуешь?       Я вновь посмотрел на пассажиров – их затылки. Ни один не обернулся.       “Квистис, не здесь”.       “Может, вы меня ещё пытать начнёте? — новый мысленный голос – странный и в то же время волнующий – прозвучал в сознании. — Да, я галбадианка, и сказала это, считая что вы достаточно разумны, и при первых же эмоциях не спустите на меня всю свору своих подозрений”.       Я как-то не сообразил, что помимо защиты, предоставляемой Стражем, Риноа также чувствует наше общение и может отвечать тем же образом.       Квистис покачала головой.       “Зря ты отдал галбадианской принцессе Силу, Сквалл. Она понимает нас”.       "Не называй меня принцессой. По распоряжению Леонхарта я теперь под его началом. До аннулирования приказа я пойду с вами. Как SeeD. И я заслужила владеть этой Силой, советник. Или кем ты там приходишься Скваллу? Можешь назначать свои испытания, какие проходили Сейфер и Сквалл”.       “Не ведаешь, чего просишь”, — ответила Квистис, оглянулась, пристально посмотрела на меня и опустила взгляд.       С каждой последующей остановкой автобус собирал всё большее количество пассажиров, и вскоре все свободные места оказались заняты.       Не ведаешь, чего просишь...       Я против воли вспомнил бой с Ифритом. Вспомнил экзамен в столице Доллета, боевые действия и первого убитого мной солдата. Вспомнил появление стройной женщины в телестудии Тимбера. Своё новое задание – ликвидировать её. И ощутил подступающее отвращение к выбранному пути и сомнения, безжалостно разрушающие мои жизненные ориентиры. Неужели такова она – моя дорога? Ледяной мост из предубеждений, ведущий на сторону беспощадности через бездну отчаяния. Зачем?       Шива прореагировала, воспрянула, забеспокоилась. Я шепнул ей, предложил расслабиться и отоспаться. Далекий смиренный вздох; погасло сознание. Пылающая сеть замельтешила перед глазами, пульсирующая боль в голове стала нарастать. Первые секунды я боролся с желанием позвать Шиву обратно. Попробовал отвлечься, рассматривая город за окном. А Квистис и Риноа пусть спорят о чём пожелают, но уже без меня. И больше не вмешиваются в моё сознание с упреками.       Это действительно был город из моих видений. Едва автобус свернул на другую улицу, усилилось чувство дежавю. Вот торговые ряды: в моём сне из-за людского столпотворения здесь не пройти. А вот отель. Тот самый, куда Лагуна после очередного боестолкновения с военными на границах Тимбера неизменно возвращался, чтобы насладиться музыкальными композициями и обликом исполняющей их девушки. Но сейчас нет яркой вывески, рекламирующей новые творения Хартилли. Больше никаких сомнений не осталось: не могли этот город и эти люди быть плодами моего воображения. Нашего воображения. Сельфи, Зелл, Квистис – все они видели этот сон.       Но, несмотря на то, что это не просто сны, я не увижу Лагуну. Он не выжил, не вернулся с дежурства. Я давал ему силы, я был той силой, что поддерживала его в чужих краях. Но новые видения, полученная на их основе информация и небольшой параграф из истории беспощадно уничтожали любые надежды. С очевидным не поспоришь: маленький отряд во главе с Луаром погиб, бесследно растаял в водах Центрального Моря. Слишком много оказалось противников. И я ничем не смог помочь – так, несущественно отсрочил их смерть. А с Сентры не возвращаются: отряд Луара, живущие там эстарцы и почти все направленное на их уничтожение галбадианское войско. И кто додумался ту бойню назвать победой Галбадии?       Автобус проезжает мимо арки и башни с лепными ящерицами под самой крышей. Если это считается красивым, то только для человека с извращённым умом.       Сельфи заранее протискивается к выходу через многочисленный люд.       Остановка.       Оживленный перекрёсток. Небольшая аллея уводит в сторону. Людской поток иссякает, шум транспорта стихает за нашими спинами. Мы направляемся вслед Риноа через парк. Здесь красиво. Даже странно, что здесь красиво – рассудок не сразу соглашается поверить глазам. И почти безлюдно. Вдали от аллеи на траве расположилась на отдых молодая семья. Их ребёнок бегает неподалёку, останавливается возле ручья, склоняется, указывает на что-то, хохочет, зовет родителей, отвлекая их. Вспышка фотоаппарата. Смех и голоса.       Почему я решил, что жизнь в этом городе подчинена утопичному порядку? Обычная столица обычной страны. Если забыть, в скольких кровопролитных сражениях она повинна. Если не обращать внимания, что дни и ночи сменили свои места. Если не чувствовать давящую архитектуру города.       Если...       Я иду по аллее. А разум будто несётся в стороне и лишь созерцает происходящее. Не до конца понимает суть вершащихся событий, не способен прочувствовать ситуацию, в которой оказался. И не понять ему стремления этой небольшой группки, которую отправили убивать. Неужели все годы я стремился именно к этому?       Семьдесят лет с момента своего образования Баламб сохраняет нейтралитет. Между двумя Великими войнами отгремели и другие, Эстар и Галбадия, зализывая раны после тяжелых войн друг с другом, в остальное время отрывали лоскуты чужих государств и территорий. А Баламб не в силах даже оказать поддержку пострадавшим и страдающим странам.       Может потому неприметно, но жила глубоко в душе гордость, когда я осознавал значимость и мировую роль Сада, в стенах которого взрослел и учился. Именно военные академии протянут руку помощи слабым и немощным державам, отвлекут на себя силы агрессора и отбросят их прочь с чужой территории. И пусть это всего лишь наёмный труд, пусть оплачиваемая поддержка. Но разве в мирной стране найдётся человек, который не согласился бы на многое, только бы его родители, спутник жизни или дети не гибли в навязанной им войне. Чтобы сражаться, нужна подготовка. Физическая, моральная. Академии-Сады сделали борьбу нашим предназначением и никогда не требовали невозможное от тех, кто нуждался в помощи, в обмен предоставляя жизни собственных воспитанников. Жизни тех, о ком не будут думать родители, супруги или дети. Та цена, о которой не будут потом сожалеть.       Неравный обмен. Но больше нет той гордости, что твоя жизнь может спасти чью-то семью, дом, город. Или даже страну.       Представители враждебных держав пропагандируют свое величие, корректируют историю на собственный лад, слывут беспощадностью и безжалостно навязывают другим свои идеалы и стремления. Всё верно, не так ли? Но больше я не верю в это.       А можно ли сражаться за то, во что не веришь?       Выходишь в бой, перед тобой враг, прячет глубоко собственный страх, выставляет, словно щит, ненависть и жестокость. Как и ты. Такой же мальчишка. Десять-пятнадцать лет разницы – а всё равно такой же как ты. Но у него есть семья, которая будет переживать. Наверное. И та, которая будет оплакивать. Как, возможно, плакала Джулия, когда Лагуна не вернулся.       И сотни, и тысячи таких как Джулия, нежных и ласковых, терпеливо ожидали ушедших с воодушевлением, как ушёл однажды на последнее задание Лагуна Луар и сгинул без вести. И кого или что они дождались – «он погиб на пустыре забытого континента, мы не смогли найти и забрать тело»?       А девушка из Тимбера? Кажется, её имя Санна. Любимый ею человек – враг её народа. Она стирает грань ненависти, несмотря на то, что её осудят.       И Риноа. Которая приняла полузабытые устремления чужой страны за свои личные идеалы. Ради призрачной надежды чужой республики обрести суверенность подняла бунт против собственной державы, осознавая, что предаёт соотечественников смерти. Разбередила чувства тимберского народа, почти смирившегося со своим положением. Чтобы быть рядом и казаться с нами одним целым, Риноа пошла вперёд – убивать. А потом плакала на плече Сельфи. И вовсе не от страха, как я думал. Что она хочет доказать? А главное, что у нас с ней общего? Она – аристократка из древнего рода, представитель или дочь представителя правящей верхушки ныне великой империи. Мы – наёмники без роду и племени. Бывшие детдомовцы, до которых никому никогда не было дела. Но ведь есть какая-то связь между нами. Слишком естественно она вливается в мою группу, при этом не смешиваясь. Как капли Инь-Ян.       Теперь вот этот галбадианец. Ирвин Киннеас. Должно быть, он испытывает смятение, беззаботное веселье исчезло с его лица. Но ему не нужно идти против собственной страны – наоборот, он обязан освободить свой народ от влияния той, которая порождает войны и хаос.       Или нет? Вдруг эта идеальная женщина возвысит его страну, принесёт Галбадии победу над Эстаром и долговременную славу?       Вероятно, чувства меня не обманывают. И эта женщина очень красива. А может ли зло быть красивым? Скорее всего – да, должно же чем-то привлекать. И президент обратился к ней. Решать совместно судьбу других народов, не задумываясь, что может отдать собственный народ в руки этой женщины. Или Винцер Делинг опасался потерять влияние. Оно могло заметно покачнуться за двадцать с лишним лет. Но если та женщина способна ему помочь – а в её Силе сомневаться не приходится, – почему против неё поднялся генерал? Высший офицер, главнокомандующий всей армии словом и делом поддерживал президента столько лет. И что теперь? Он готовит государственный переворот? Историю не смущают подобные интриги, она навидалась немало и не таких вещей. Но так ли всё, как кажется на первый взгляд?       Эх, знать бы наверняка цели этого генерала.       И догадки одна за другой, очевидные, но оттого ещё более отталкивающие, незваными гостями постучались в разум. Неужели я раньше этого не понимал?       — Риноа, ты не хочешь ничего сказать?       — Вот этот особняк, — девушка указала на величественное здание, открывшееся взгляду, едва мы вышли из парка, — и есть дом генерала!       — Чувствую, аудиенция генерала нам в ближайшие часы не светит, — Ирвин улыбнулся и ухватил кисть Сельфи. — Самое время остаться в парке.       Квистис негодующе поглядела на стрелка и покачала головой, категорично слаживая руки на груди.       — Но почему? — возмутилась Сельфи и попыталась выдернуть ладонь. — Я хочу пойти со Скваллом.       — Много охраны неподалёку от особняка, — кивнул Киннеас в сторону противоположной улицы. И обратился к Риноа: — Сестрёнка, веди лидера и Зелла к генералу, как полагается, а мы с Сельфи и Квистис в случае чего вас прикроем.