Женщина, лик которой бледен, А душа черна. Она окрашена в тени луны, Укутана твоими сокровенными грёзами, Рождена в сосуде времени, Красавица в чёрном. THERION
Риноа Хартилли —————————
Какая строгая. Что она возомнила, отчитывая меня при подчиненных Сквалла? Я поджала губы – ответных слов не дождутся – и прошла мимо Трип вглубь приёмной. Не смотреть, не оборачиваться. Хлопнула дверь. Они ушли. Я не заплачу. Это блажь, для дочери военного – это блажь. И чтобы не сорваться, я ходила по комнате, трогала предметы на столе, пересматривала такие знакомые корешки книг в шкафу, царапала ногтем то обои, то обшивку дивана. Хотелось выключить кондиционер и приоткрыть окно. Ужасное окно, одно из десятков таких же в этом доме, которые невозможно распахнуть, лишь приоткрыть. Мне надоел запах пустоты. Надоел мерный звук, хочу шум улицы, сада, ветра, гуляющего в деревьях, поющих ночных птиц и стрекочущих сверчков, перекличку лягушек в пруду где-то там, у черты города. И я коснулась защелки, сдвигая фрамугу вниз до отказа. Сухой теплый воздух коснулся лица. Этот дом неправильный. На самом деле он должен выглядеть как давно покинутый замок, перевернутый кверху дном и зарытый в вечную мерзлоту. Чтобы подчеркивать характер хозяина. Отец нередко был холоден. Еще чаще – недоступен. Мои успехи его интересовали, а я как личность – никогда. Иногда мне кажется, что им всегда двигал страх хаоса, неконтролируемых ситуаций. И в дом, семью отец вносил и устанавливал стабильность и порядок. А затем расширял далее, за пределы дома, пределы города. И страны. Не хочу быть похожей на него, не хочу быть его дочерью. И часто жалела, что родилась в этом доме, этой семье. Я противостала ему. Непокорная и неуправляемая, пятно на его репутации – собрала в себе все отцовские страхи. А однажды осознала себя втянутой в оппозиционные силы. Но даже тогда продолжала пользоваться всеми возможностями своего статуса, полученного благодаря отцу. Пользовалась его деньгами. В случае опасности без зазрения совести махала документами перед лицами солдат. А вот в своём кругу отреклась от имени и взяла девичью фамилию матери. С этой двойственностью я и живу. Заняла два сидения в переполненном транспорте и пересаживаюсь с места на место. Иногда мне кажется, что я оборотень из страшных сказок. Но в отличие от этих чудовищ, могу управлять процессом перевоплощения. Изначально Зоун и Уотс не знали, кто я. Обошлось их репликой: «здорово, ты однофамилица той известной певицы!». И моим ответом: «мне ее песни мама вместо колыбельных пела». А вот Сейфер узнал меня сразу. И это его не смутило. В груди защемило. Наверно, надо поплакать. Слишком много предчувствий. Осадили, перекрывают дыхание. Толкают, рвут на части. И сны – как в детстве – вернулись. Подбрасывают картины огня, войны, смерти. Красные реки текут по улицам, уничтожают дома, багровые небеса падают. Я посчитала, что это предчувствия Стража, поэтому научилась управлять его сознанием, отключать от собственного разума. Но краски войны мои сны не покинули. Война. Бестелесное ранее слово обретает плоть. Еще не близко, но уже прикасается, приносит боль. Сейфер погиб. Из-за меня. И Сквалл может погибнуть. И мои люди тоже в опасности – не знаю, где сейчас, что с ними. А я так хотела мира, готова была тратить все силы, только бы он установился. И что в итоге? Организовала свою группу и приготовила её к войне. Смешно. — Нет, не смешно. И для меня игрой не является, — отозвался мой голос среди тишины. Вздохнув, я опустилась на ковер, покрывающий пол приемной. Я хорошо осознаю свои действия, и к последствиям готова. Только плана нет. Зависла на распутье, не знаю, что делать. И никого рядом. Мне надо успокоиться, — пришло решение, — сосредоточиться и подумать. Пять минут – и у меня будет план. Только вот отдохну – совсем немного. И будет готовый план. А уж тогда я проведу его по высшему разряду, и Квистис, и Сквалл, и все остальные поймут, что пусть я и не SeeD, а справляюсь не хуже. Может, и лучше даже – у меня есть то, чего они лишены. Да и кто вообще эти SeeD? Машины для убийства? Безжалостные бесчувственные наемники, натренированные подчиняться чужим повелениям. Может их даже создали с этой целью: повиноваться приказам и убивать. В их приоритеты не положили стратегию. Программой в них не заложены способности рассуждать о глобальных вещах, видеть последствия, заботиться о своей стране, доме, или даже о напарниках. У них не может быть друзей. А работают они на ту сторону, которая больше заплатит. Надеяться на них бесполезно. Одним словом SeeD. Сейфер? Я вздрогнула, ощутив, что проваливаюсь в сон. В нем мне улыбался Сейфер. «Нет, он не SeeD». Эти слова Сквалла тогда многое объяснили. Сейфер чувствовал жизнь так, как не каждый способен, и любил её. Не мог он быть одним из этих. Дверь отворилась. А я затаила дыхание. Даже оборачиваться не буду – слышу шаги, узнаю их. Я подняла ладонь вверх, жестом запрашивая не тревожить. — В городе вскоре начнётся хаос. Ты должна остаться в доме – здесь безопасно. Должна, всегда только должна. А он? Что должен он? «Уйди, — я резко взмахнула рукой, — оставь меня в покое». Дверь прикрылась, всё тише ровные шаги. А в сердце заползал ужас, парализуя. Я подхватилась на непослушные ноги и подбежала к двери, осторожно подергала ручку, выглянула в темный коридор, по которому удалялась фигура. Неужели за ключами пошёл? Закрыть меня хочет? Он завернул в свой кабинет, а я на цыпочках прокралась по коридору к выходу; в голове как заклинание крутилось: «только бы он не вышел, только б не вышел!». А ведь снаружи у входной двери стоит охранник. Не пропустит. Но больше этот дом не станет тюрьмой. Довольно! В подсобке для охраны есть туалет. И там окно другое. Я прошмыгнула в подсобку и подбежала к окну, открыла, влезла на подоконник и спрыгнула в сад. Теплые воспоминания о детстве потревожили разум, привлекли в сердце легкую грусть: было время, когда через окно – еще другое, которое можно было распахнуть нормально на всю его величину – я убегала гулять к друзьям, обходя отцовский запрет. Жаль, что уже не смогла сбежать, когда отец разлучил нас с Сейфером. Теперь смогу. Страх той поры подарил мне смелости. И у меня есть план. Пусть и не совсем совершенный. — Стоять! — Рионора Карвэй, — моя почтительная улыбка и четкий голос; поднимаю руку, протягивая документ, провожу перед лицами стражников и так же быстро прячу в карман, не давая им времени, чтобы вчитаться в слова. Раскрываю ладонь другой руки, показывая синий камень. — Генерал с почтением преподносит в дар красивейшей женщине империи украшение. Это Сердце Сентры. Будьте добры... Охранявшие ворота стражники расступились. Разбираться с посыльными и дарами не их дело. Этим займутся гвардейцы. Но тех церберов я точно не пройду, и в здание мне прямой путь заказан. Впрочем, главная цель выполнена, за ворота я пробралась. И дальше справлюсь. В резиденции доводилось бывать не раз, входы и выходы знаю. Дождавшись, пока стражники прекратят провожать меня взглядами и переключатся на подъехавшую к воротам машину, я бросилась к кустам, что росли по обе стороны от аллеи. Меня интересовал фургон на заднем дворе, подвёзший минеральную воду и напитки. Кажется, его крыша находилась совсем близко от приоткрытого окна второго этажа. Если удастся перепрыгнуть с фургона на тягу*, доберусь и к окну. Высунувшись из-за зацветающего куста рододендрона, я осмотрелась. На заднем дворе удивительно тихо. Пригнулась к земле и заглянула под машину. Возле фургона и за ним никого нет. Пустовало и место водителя. Вздохнув, я расшнуровала ботинки, но оставлять их здесь не хотелось. Перевязав шнурки в один узел и затолкав носки внутрь ботинок, я закинула обувь на левое плечо. Убегать по городу босиком в случае неприятностей не придется. Еще раз осмотревшись по сторонам, я подбежала к фургону и обошла его. Прикинула расстояние от крыши до тяги. Осилю. Я оттолкнулась руками о вытянутую переднюю часть кузова, подпрыгнула, повернулась и села. Прикоснулась спиной к лобовому стеклу, поджала ноги. Металл приятно холодил голые стопы. Вокруг по-прежнему никого. Рискнув подняться во весь рост, я заползла на крышу кузова. А с крыши подтянулась на бокс. И только теперь поняла, что в прыжке врежусь в стену здания. Распластавшись на крыше бокса чтобы не бросаться в глаза, я переводила дух. И смотрела на тягу и вниз. Спокойно. Ширина не больше полутора метров. Волноваться не о чем. Надо прыгать боком. Оглянувшись в который раз, я стала у края и прыгнула. Правое плечо ударилось о стену, пальцы отчаянно попытались ухватиться за голый кирпич. Но правой ногой прочно стала на тягу, а левую опустила рядом, выдыхая. Ну вот, зря боялась. Впрочем, я ведь не SeeD – страх мне присущ. Но подготовка сказывается, прыгать и бегать умею. По выступу я дошла к приоткрытому окну и просунула в щель руку, подняла запорный механизм – окно распахнулось на всю ширину. Солнечной ночью в жару их закрывают, ставят на сигнализацию и включают кондиционеры. Но сейчас на улице темно, свежеет. Тишина засела в коридоре, лишь очень далеко слышались отдельные голоса. Фуршет подходил к завершению. Я обулась, хваля себя, что не оставила обувь в кустах рододендрона. Непонятно, где искать ту женщину, но если она выйдет на балкон с целью выступить перед народом, ей придется идти через центральный зал. В помещении две колонны, за ними можно спрятаться и дождаться ее появления. Размышляя об этом, я добралась до зала и распахнула тяжелые резные двери. В центре помещения стояло кресло с высокой спинкой. На нём лицом к балконной двери сидела Хранительница. Дыхание сбилось. Я замерла. Попыталась собраться, угомонить ворвавшийся страх, вернуть разбежавшиеся мысли. Тук-тук-тук, – колотилось в груди. — Прошу прощения. Я дочь генерала, и... — голос задрожал. Я испуганно умолкла. Женщина не двигалась. Может думает, что я волнуюсь от почтения к ней? — Позвольте выразить уважение и преподнести вам небольшой подарок. Это – Сердце Сентры. Никаких эмоций, никакого движения. Я прокралась к центру комнаты, обошла кресло, держа за спиной браслет Одайна и надеясь спрятать от ее глаз. Женщина спала. Интересно, кто она такая? Задерживая дыхание, разглядываю. Ее лицо скрыто под маской птицы. Яркие серьги свисают цепочками к обнаженной шее. Фигуру плотно обтягивает длинное до пят черно-фиолетовое платье с длинными же узкими рукавами, на руках темные перчатки, которые не могут скрыть только длину тонких пальцев. Как у птицы, — первая мысль при взгляде на них. Если бы не открытая шея и не продолговатый узкий вырез на груди, о возрасте не догадаться. Зона декольте красивая... очень красивая. Быть может, женщине слегка за двадцать. А может, и не слегка за тридцать. Знак Одайна начал светиться. Я протянула руку с браслетом вперед и шагнула к Хранительнице, намереваясь прикоснуться. Браслет замерцал синим пламенем. Раздался резкий хлопок, яркая вспышка полыхнула по глазам. Моя ладонь словно сама притронулась к груди Хранительницы. Колотило в ознобе. Я сидела на полу. В глазах – цветные пятна, в ушах – треск. Резко пахло озоном. И я не чувствовала собственной руки. Почему, что с ней? Зрение восстанавливалось, я с удивлением обнаружила, что кресло далеко, в паре метров. Или это меня откинуло? Несколько мгновений собиралась духом, прежде чем взглянуть на свою руку. Боялась увидеть страшные последствия. Я опиралась ею о пол, рука тряслась, в кулаке зажат синий камень браслета. Левой рукой я перехватила кисть, желая сдержать крупную дрожь, попыталась расцепить судорожно сжавшиеся пальцы и вытащить проклятый камень. Зубы зацокали. Озноб прокатил по телу. Нечто неведомое цапнуло запястье, вонзилось раскаленными клыками, потянуло вверх; опора под ногами исчезла, с губ непроизвольно сорвался стон. Я опустила взгляд, заметила, что повисла над комнатой. Чувствительность руки возвращалась. Вместе с болью в суставе. И пониманием, что невидимая сила пытается вырвать камень из моих всё еще сцепленных пальцев. “Пусти!” — мысленно потребовала я, продолжая ощущать ужас. Но теперь к нему примешивается злость. Она растет, горит изнутри, бежит по телу, пытается вырваться. Браслет вновь взорвался ярким светом. А я лечу. Или падаю. Больно. И страшно. Я лежала на полу возле порога. Хотела подняться, но тело больше не слушалось. Разум обволокло туманом. Странные мысли набатом стучат в голове. Свобода... Я возвращаюсь в этот мир, чтобы вновь принять власть. Я – правительница планеты! Я – повелитель душ! Маска Хранительницы раскрывается, иссиня черные волосы падают каскадом на плечи женщины, проблески рыжего огня бегут по ним и исчезают. Женщина просыпается, легко вздыхая. Ее серьги и цепочки перезвякивают при повороте головы. Томным взглядом она озирает комнату словно видит её в первый раз. Подносит к лицу руки, удивленно оглядывает их и длинные тонкие пальцы. Я привстаю на колени, силюсь встать. И эта странная сила рядом... приказывает подчиняться. Поднимаюсь на ватные ноги. Хранительница встает с кресла, легко ступает по алой дорожке к балкону. Массивная инкрустированная позолотой дверь, взволновавшись пустынным миражом, тает, исчезая, и женщина проходит сквозь теперь уже иллюзию. Как во сне я следую за ней. На балконе выступает президент, возле него пюпитр с микрофонами, у балкона внизу – народные массы. Звук переполненной площади несётся как из другого измерения. Делинг оборачивается, замечает величественно ступающую к нему женщину, аплодирует, приглашает взойти к микрофонам. Я послушно занимаю место рядом с ней. Незримая вода заполняет пространство вокруг, топит. Всё тяжелее дается вдох, мутнеет зрение. Власть, подлинная всеобъемлющая власть затягивает на дно – в непроницаемые глубины бытия; ввысь – в ослепительный свет сверхсуществования. Я буду здесь. Я хочу быть здесь! Я готова на жертвы, на боль и смерть ради этого. Повисшая тишина. Тусклый мир выдыхает в едином порыве, дрожит, накрывается черной пеленой. Что-то бьется в голове, взрывает болью, приказывает дышать. Заглохни! Поблизости проносится тень. Гулкий удар. Я испуганно хватаю ртом воздух, боль пронзает легкие.