Боль предательства

      Я проснулся оттого, что моя рука горела. Ну, мне так показалось. Голова раскалывается от похмелья, я ничего не соображаю, у меня горит рука. Блеск.        Я посмотрел на свою руку, и понял что она не горит. На ней сияет золотистая метка. Это может значить только одно – я соулмейт Осаму Дазая.       В нашем мире тебе очень везёт, если ты встретишь своего соулмейта. У вас появляется тяга быть вместе, и если вы проводите рядом друг с другом около суток ваша связь закрепляется и образуется метка. Только тогда вы оба понимаете что вы соулмейты. Поэтому довольно сложно определить, чьим соулмейтом ты являешься. Не будешь же ты ночевать у каждого встречного, а тягу можно и проигнорировать, если будешь слишком занят своими мыслями. Лично я не заметил особо явной тяги к Осаму, это скорее как побуждение... Я ведь в итоге пришел в караоке. А Осаму притащил меня к себе. Видимо тоже не особо осознанно. — Проснулся? — Коричневая макушка просунулась в дверной проем. — Вставай, я завтрак приготовил. Ну, или уже обед.       Обед? Сколько я спал? Хотя плевать, сегодня воскресенье, но все же...       Я встаю с кровати. Мир кружится и я падаю. Осаму ловит меня за край рубашки. Ткань рвется. — Ч-черт — мы с Дазаем говорим одновременно. — Сейчас... Я принесу футболку какую-нибудь. — он торопливо поворачивается и буквально вываливается из комнаты       Я выпутываюсь из портупеи и теперь уже порванной рубашки. Блин, у меня всего две белых...       Да, я ношу портупею. Что в этом такого? Если что, то портупея - изначально мужская вещь, а не женская побрякушка, которой ее сейчас сделали.        Дазай появляется почти бесшумно и со спины натягивает на меня огромную футболку, почти дотягивающую мне до середины бедра. — Нам надо поговорить. — да я и сам знаю что надолго разговор откладывать не получится. Метка жжет руку снова, напоминая что время не стоит на месте.        Чтобы снять метку мне нужно переспать со своим соулмейтом. Если я этого не сделаю, то в лучшем случае я буду глотать обезболивающее до конца жизни. В худшем - сойду с ума от боли. Замечательные перспективы, Накахара, просто замечательные...       Я молча давлюсь омлетом под пристальным взглядом карих глаз. Не съев и половины отодвигаю тарелку. — Слушай, я знаю что ты терпеть не можешь подобное и... Эм... Спать со мной ты не станешь. Я готов к такому исходу. Требовать я от тебя ничего не стану... — я затыкаюсь, не зная что сказать дальше. Метка полыхнула болью и я сжал зубы. Если она так болит когда мы рядом, что будет когда мы разойдемся по своим сторонам? — Такая жертвенность ни к чему. Я думаю что могу переспать с тобой. Но только ради снятия метки. И точно не сейчас. — он поднял мою руку запястьем вверх и провел пальцем по линии золотой "S". Цвет метки полыхнул ярче, но боль унялась. — Легче? Я слышал где-то что прикосновение притупляет боль. — я кивнул, не в силах открыть рот, зная что начну стонать. Метка будто превратилась в гребанную эрогенную зону под его пальцем. — Окей, тогда возьми меня за руку. Она мне ещё на парах сегодня нужна, а метка болит не по-детски.       Я сделал то что он сказал и впервые за это утро расслабился и стал выглядеть как вчерашний Осаму. Видимо его метка не стала такой чувствительной как моя, иначе наоборот бы напрягся.       Мы договорились что разберемся с метками позже, а пока что будем иногда видеться чтобы снять симптомы. Не знаю в чем его проблема, и почему если он ненавидит геев он решился со мной переспать, и почему не сделать это сразу, раз уж решился... Или может не решился... В общем неважно.       В универе все было как обычно, пары, ещё пары, столовка, ещё пары. То что НЕ было как обычно - отношение ко мне. Широ перестал доставать меня своим присутствием, даже вернул позавчерашний конспект, сказав, что переписал. Правда, многие все ещё называли меня гомиком, ну да ладно. Какое мне дело? Верно, никакого.       На третьей паре у нас была лабораторная работа в парах и я выбрал Осаму как партнёра. Во-первых, потому что он все ещё нормально ко мне относится, несмотря на то что мы соулы, во-вторых, так мы могли относительно беспалевно ослабить действие меток. Не знаю как у него, но мою жгло довольно сильно. Судя по тому, как он постоянно чешет руку, у него тоже все не так уж хорошо. — Не чеши. Больнее будет — я, изчесавшийся за ночь и под утро вызвонивший сестру чтобы узнать, где в доме аптечка, как никто знаю, что чесать метку – худшая идея. Организм воспринимает это как попытку ее смыть, а следовательно – отказаться от родственной души. — Тогда дай руку — я послушно кладу свою руку поверх метки на предплечье. Он очень ощутимо дернулся от прикосновения и почти сразу улыбнулся. — Я не знал что она настолько сильно болела. Спасибо. — я киваю и продолжаю работать.       Во вторник Осаму в на учебе не было. Вместо того, чтобы позвонить Дазаю и попросить помочь с меткой, я глотаю таблетки и игнорирую метку весь следующий день. Вечером Осаму написал, что ему нужно куда-то уехать, и что вернется он ещё через пару дней. Это позволило мне немного успокоиться, видимо, он и правда занят. Весь день я чувствовал себя отвратно, но сообщение поселило уверенность, что он не пытается просто от меня сбежать.       Утром рука онемела, и пальцы казались негнущимися деревяшками, но боль прошла. В целом, не так уж и плохо. Ничто не мешает мне пойти в универ. К концу пар я был уже другого мнения. Хотелось выть и лезть на стены, руку как будто кислотой облили, в воздухе мне чудился аромат горелого мяса.       Буквально вывалившись из универа, я вдохнул запах прохлады и проливного дождя. Метка снова полыхнула огнём, закружилась голова. Как сквозь толщу воды я услышал возгласы, и чьи-то прохладные руки схватили меня за плечи, поддерживая. Я весь горел, а метка... Её не было.