Ere thrice the sun done salutation to the dawn

      Хонджун не собирался провести всё утро над очерствелой кашей. Несмотря на то что свободного времени у него почти никогда не было и каждый шанс надо было ценить, как дар свыше, планов он не строил. Конечно, можно было просидеть весь день дома, раздумывая о том, что это сейчас произошло в залитой ярким светом кухне (Хонджун часто предпочитал развлекать себя различного рода мыслями), но сейчас, когда время стоило дороже золота, было бы упущением потратить его так бездарно.       Единственная идея, посетившая его замыленную спросонья голову — сходить в излюбленный магазин и посмотреть на кассеты. Для Хонджуна это было сравни посещению какого-нибудь художественного музея, а любование кассетами (в редком случае он переводил взгляд на винил — уж чересчур велико было искушение) и обсуждение последних релизов с местным работником, словно созерцание проявления высшего искусства и разделение своих взглядов с другим ценителем. Когда Хонджун только переехал в Манчестер, то сразу же приметил это местечко и скупил, наверно, половину всего того барахла, что поступало в магазин. Однако ситуация с деньгами вскоре стала напряжённой и теперь лишь изредка он имел возможность потратить свои честно заработанные деньги на музыкальную роскошь. Кассеты не были чем-то дорогим или особенным под конец 80-х, а вот реальные деньги у Хонджуна не водились.       Он не стал переодевать свою футболку, только напялил джинсы и ободранную куртку, которую привёз из Лондона, и пошёл себе до любимого местечка, не считая важным то, какая промозглая погода стояла в Манчестере.       На самом деле Хонджун не слишком-то и понимал город: он не запомнил ни одной достопримечательности или улицы, хотя пребывал здесь почти год. Все дома казались по-дурацки однообразными, переулки такими же витиевато запутанными, поэтому Ким смог запомнить только две дороги — до магазина и до студии. В других случаях его по городу водил Минги — он-то был здесь как рыба в воде. Это было неудивительно — Сон прожил в Манчестере почти всю свою сознательную жизнь.       Выйдя из дома, Хонджун пошёл уже протоптанным им путём до магазина через канал. Может, был путь и короче, но Ким его не знал, да и не нуждался в нём, так как даже если дорога занимала около часа ходьбы, для него было в радость насладиться предоставленной возможностью поразмышлять. А поразмышлять как раз было о чём.       Обычно мысли Кима шли одновременно несколькими слоями, и за раз он мог обдумать множество вещей. Так обстояло дело и сейчас: не обращая внимания на происходящее вокруг, он выделил несколько направлений мысли, которые, однако, шли не параллельно, а как бы вытекали друг из друга. Первое, о чем он думал, так это то, насколько сильно встрял его сосед со странным свиданием. Зачем ему вообще эта любовь? Разве ему недостаточно верного друга, который в прошлый раз помог излечиться от последствий предыдущей любви?       Они с Минги познакомились, когда учились в Лондонском институте банковского дела. Сон встречался с каким-то парнем с самого начала учебного года, а вот с Хонджуном подружился лишь после декабря, поэтому Ким не смог стать свидетелем того, как ужасные отношения поглотили его друга. Если он относился ко всему серьёзно, то другой индивид, имя которого Хонджун постарался стереть из памяти как можно скорее, считал это за личный эксперимент — сможет ли он переспать с таким же парнем, как и он. Это не воспринималось, как нечто странное, потому что Британия к тому моменту уже успела пережить пару культурных шоков и взгляд общества стал шире, хотя в некоторых аспектах люди оставались такими же узколобыми, как и всегда. Так и однополые отношения выглядели просто как новый опыт, наподобие первой затяжки сигареты или горстки героина. Но для Минги это было иначе, поэтому разрыв он переживал особо тяжело, из-за чего Хонджун не доверял подозрительным прохвостам, особенно приезжим, что лезли встречаться спустя месяц знакомства ради этого опыта.       Из размышления вышла другая линия — Хонджун не понимал, что такого особенного в самой любви к другому человеку. Да, он может дорожить кем-то и поддерживать его, но возводить кого-то в абсолют звучит, как сомнительная идея. Как вообще можно понять, что это он — единственный, кому ты отдашь своё сердце. От этого ещё страшнее звучит та самая сердобольная статья, которую Ким упомянул утром.       Случаи, когда в паре, словно созданной судьбой, один из возлюбленных начинает испытывать невозможную боль, были известны ещё с давних пор, однако последние несколько десятилетий в Великобритании их частота резко сократилась. Хонджун слышал о чём-то подобном, ещё когда учился в Лондоне, но не придал этому значение. Каково же было его удивление, когда в Манчестере пару дней назад зафиксировали смерть ученицы старшей школы, по имени Лэсли Джонсон. Бедняга умерла от болевого шока. Родители погибшей знали обо всём, даже обращались к врачам, но те не смогли ни чем ей помочь.       Хонджун считал эту болезнь несправедливой. Конечно, все болезни несправедливы, а смерть от них и подавно, но эта была особенной, потому что физически заболевшие были здоровы. Их убили собственные чувства. Как же тогда можно отдавать себя полностью другому человеку, если, по итогу, один из вас может из-за этого пострадать. Буквально пострадать физически. Данная болезнь лишь маленький примером того, насколько нестерпима была любовь для Хонджуна.       Здесь начала проходить ещё одна линия — Хонджун не отрицал для себя любовь, как таковую. Он и сам ведь любил, только не человека. Он любил музыку. Может быть, его любовь граничила с одержимостью, потому что сколько глупостей он совершил из-за неё: бросил университет в конце первого курса и уехал с Минги в Манчестер ради того, чтобы угождать глупым работникам студии. Зачем? Хонджун так сильно отдавал саму свою суть музыке, что захотел связать с ней всю жизнь. Он чувствовал тягу к этому потаённому искусству работы со звуком. Технология сэмплирования, обработки, программирования — всё это оставалось для него загадкой, о которой он слышал в радиоэфирах из уст любимых исполнителей, но получить ответ хотелось как никогда. Для Хонджуна звуки в музыке были особым элементом, каждый из которых он проводил через свой слух, через самого себя. Пытался их как-то характеризовать, систематизировать, вызывая странный ассоциативный ряд. Некоторые звуки казались тонкими, как струна, идеально ровными, гладкими — такие звуки необязательно были высокими; Ким не использовал типичные категории для них. Скорее пытался связывать их с образами в голове. И когда образы разных звуков пересекались, то происходило искусство. Как аранжировщики были способны достигнуть такого совершенства, что Хонджун трепетал от каждого мгновения песни? Он должен был узнать, потому что хотел делать так же.       Ким верил, такая любовь совсем отличается от пресловутых, как он считал, отношений. Его любовь приносила счастье, а сопутствующие лишения шли ни в какое сравнение с тем, что он получал взамен. В этом бесконечном рое мыслей он не заметил, как дошёл до своей точки назначения. Точки невозврата. Как же полярно изменятся его взгляды после того, как он зайдёт в свой храм музыки.