Ere thrice the sun done salutation to the dawn

      Магазин с кассетами. Хонджун не знал, было ли у этого здания название, однако следы на кирпиче свидетельствовали о том, что ранее здесь была какая-то вывеска, но, не выдержав непогоды, а может, разбойного нападения (хозяин магазина часто рассказывал, что "панки" по непонятной причине рушат всё, чего коснётся их нечистый глаз; на деле он называл панками всю неотесанную шпану в округе), она отвалилась, и теперь на стене виднелись одни только бледные подтёки. Хонджуну нравилось подмечать мелкие детали — в чужом сером Манчестере всё было невероятно единообразным, и такие опознавательные знаки помогали ему не перепутать здание от остальных его одноликих собратьев.       Он зашёл в магазин под звон фурина, который должен был формально висеть на окне, но непогода точно бы испортила этот прекрасный колокольчик, так что он находился не в самом подходящем месте. Ким принёс его с барахолки. Повесить находку здесь представляло из себя некое обозначение, что Хонджун тоже имел связь с этим местом. Для него, кроме дома, магазин оставался единственной точкой, где он чувствовал себя в своей тарелке. Хозяин не возражал — он всегда был рад встретить своего постоялого посетителя, даже если тот фактически и клиентом не являлся. Ему нравилось обсуждать новые синглы и альбомы, а Ким настолько увлечённо рассказывал про всё это, что его всегда было интересно слушать.       Однако, кажется, какая же это наглость заходить и ожидать, что кто-то его встретит, когда время было совсем ранним. Но здесь не существовало чёткого графика (прям как рабочего расписания Хонджуна), и хозяин мог сидеть у кассы хоть всю ночь, встречая различных гостей. Так и сейчас магазин ожидаемо работал, хотя самого старого знакомого нигде не было видно. Зато было кое-что слышно. Сразу же после того, как Ким закрыл дверь, упало что-то тяжёлое и издало страдальческий писк. Это уж точно был не хозяин. Сам Хонджун так перепугался, что решил просто выжидать, пока причина шума сама явит себя. Через пару мгновений из кассы начало проглядываться какое-то передвижение: стук стула по полу, и вот стал виднеться источник всего переполоха. Из стойки кассы вышел молодой парень, примерно возраста самого Хонджуна, но Ким ещё никогда в своей жизни не встречал человека, которого был бы готов осматривать с ног до головы раз за разом. Тот был словно весь с иголочки; несмотря на большое количество деталей, бросавшихся в глаза, на незнакомце не было ничего лишнего: чёрная шёлковая рубашка, поверх которой был надет просторный чёрный свитер с длинными свободными рукавами, не скрывавших угловатых пальцев с великим множеством металлических колец. Так же на нём были потёртые чёрные джинсы (но, в отличие от Минги, вещь не выглядела страдающей от постоянной носки) и кожаные ботинки. Хонджуну стало внезапно неловко оттого, в каком виде пребывал он сам, но всё стало хуже, когда он посмотрел на лицо.       Его часто посещала мысль, что он хочет закрыть себя руками — в Нью Малдене, где Ким родился, да и в Лондоне было ещё не так критично, но в Манчестере люди всё время норовили смотреть на него: кто-то с интересом, кто-то с понятным осуждением или презрением. Бывали и случаи, когда особо резвые могли ударить плечом или крикнуть нелестные слова в след. Это хоть и стало рутиной, но ситуацию не упрощало — хотелось надеть очки или маску. Но он словил себя на мысли, что прятать его лицо было бы грехом. Да, незнакомец тоже был азиатом (и чего им всем понадобилось в этих прекрасных северных краях), но Ким не мог представить ситуацию, в которой над тем бы кто-то издевался. Сказать, что работник обладал невероятной красотой чересчур просто. Здесь было нечто большее, будто в нём скрывалось столько всего, и хотелось бесконечно всматриваться, пока глаза не иссохнут. Наверно, таким мог быть какой-нибудь Адонис, подумал Хонджун.       Конечно, все эти мысли пронеслись в его голове в течение пары секунд, но объект изучения заметил заминку, и, запустив руки в свои немного растрепавшиеся из-за недавнего падения антрацитовые волосы, он сжато улыбнулся и спросил: — Я могу вам чем-нибудь помочь?       Хонджун так опешил, что, не подумав, сказал всю правду: — Я просто посмотреть пришёл.       Глупо, очень глупо. Какой придурок будет приходить в такую рань, чтобы "просто посмотреть". Ким Хонджун. За такое работник мог с чистой совестью выкинуть нарушителя спокойствия за шкирку, но тот только спокойно вздохнул, улыбнулся уже более непосредственно и задал свой следующий вопрос: — Тогда на что смотреть будем? — Смотреть? В смысле... — Ким непонимающе глянул на своего собеседника. Тот был теперь заинтересован, в его глазах буквально читалось ожидание ответа, и в зависимости от того, что скажет Хонджун, этот разговор либо продолжится, либо парень пойдёт дальше спать на своём стуле. По крайней мере, так подумал он сам. — Здесь много всякого... вот мы стоим у S — продавец указал пальцем на полку, к которой был приклеен маленький кусок бумаги с неаккуратно выведенной буквой S, — ужасно, правда? Всё, что я могу посоветовать "посмотреть" — это Soft Cell, Spandau Ballet, Siouxsie & the Banshees... — перечисляя названия, он загибал пальцы и легко качал головой, — и The Smiths, — его лицо приобрело настороженное выражение.       Ким не заметил этого, потому что когда речь идёт о любимых группах, всё, что он может — это простосердечно вылить свою любовь к ним. — Обожаю The Smiths!       Поступил в соответствие со своими базовыми установками, тут ничего не попишешь. Но сразу после этого он посмотрел на молодого продавца и почувствовал, словно выпалил свой самый грязный секрет. Наверно, так оно и было... — Ну если только смотреть на них, то ещё ладно.       Хонджун опять начал коситься на собеседника — несмотря на колкие слова, в нём не читалось никакой агрессии, в нём не было плохих намерений. Скорее, присутствовала ирония, но, к сожалению, защитник-Ким не мог вытерпеть и её по отношению к своим любимчикам. — Я бы и послушать хотел, но хозяин обычно не разрешает, — мягко парировал он. — Ну если купишь, то слушай хоть весь день. Но ты же просто посмотреть пришёл?       Хонджун не заметил сразу, но теперь это бросалось в глаза — работничек был слишком фриволен с тем, кого встретил пару минут назад. Второе, что вызывало опасение — его акцент. Идеальный южный акцент. В голове Кима пронеслись воспоминания из детства: его родители переехали в Нью Малден пару лет назад, но их корейское произношение всё ещё оставалось до ужасного очевидным. Сам он родился уже в Великобритании, но, живя в окружении родителей, так же перенял специфику их речи, и когда он в первый раз заговорил с соседскими детьми, те засмеялись и начали издеваться над его произношением. К началу школы Хонджун уже мог говорить с южным акцентом — все интонации, ударения, звуки были соблюдены.       Впервые встретив Минги в университете и услышав, как тот говорит в нос, Ким сразу понял — над его новым знакомым будут подшучивать так же, как когда-то это было с ним. Британцы казались невыносимыми снобами — даже местные различия становились поводом для унижения. Однако Сон весь первый курс говорил на своём манкунском диалекте, потому что не мог изменить произношение, накатанное жизнью в Манчестере. Он чувствовал себя неловко, слыша все отличия, и, как и ожидалось, другие всегда находили повод посмеяться над этим. Ким же настолько привык к акценту друга, что после их приезда в Манчестер сам быстро переключился на их диалект, дабы не вызывать лишних возмущений. Этот же сотрудник, напротив, выглядел гордо, нормативно произнося все слова, словно в ведущий BBC. В Лондоне он бы точно пользовался популярностью. В Манчестере оставалось удивляться, что спесивцу ещё не сломали нос. Хонджуну стоило быть настороже, но разговор так и затягивал, и никакой стоп-сигнал уже не мог этого остановить. — Так что же такого плохого в Smiths? — слишком прямо спросил Хонджун. — Ты что газет не читаешь? — парень подошёл к кассе, и через мгновение перед глазами Кима оказалась помятая газета. Но принёсший её стоял так близко, что сфокусировать свой взгляд на напечатанном становилось сложно. — Смотри, чёрным по белому — МОР-РИС-СИ УБ-ЛЮ-ДОК, — по слогам произнёс тот. На его лице красовалась странная ухмылка. — Ты своё мнение формируешь по заголовкам газет?       Продавец засмеялся. Так чисто и разительно, что Хонджуну только оставалось пялиться на это непонятное хаотичное явления. — Прости, прости. Не воспринимай всё так всерьёз, это же просто очевидно: все так говорят. Он ублюдок, разве это не смешно? — Не знаю... — протянул Ким.       Ему опять стало неловко. Он так смутился, что игнорировать это было невозможно. — Мне кажется, мы не с того начали. Как тебя зовут?