***
Хонджун обещал себе поразмыслить над событиями прошедшего дня, однако он проспал почти весь выходной, и наступило "завтра". Он начал нервно суетиться, готовясь к назначенной встрече, совсем позабыв об обещании самому себе. Да и что думать, если ему всё было очевидно — он влип, и влип серьёзно. Но если сутки назад он только и мог, что мечтать о своём конце, только бы не чувствовать этого, то теперь прошлое казалось ночным кошмаром, который был уж слишком нереален, чтобы являться правдой. Хонджун вроде как помнил, что испытывал самую нестерпимую боль в своей жизни, но она покоилась слабым образом в голове, как детское воспоминание, вызывающее неуверенность, а имело ли это событие место быть в действительности. Оно было неощутимым, но видимым, похожим на туман, который невозможно было игнорировать, потому что он не давал возможности смотреть вперёд. Наваждение всё никак не выходило у Хонджуна из головы, нервируя и не давая сосредоточиться. Он копошился в вещах, взяв одну и ту же кофту трижды, каждый раз ругаясь про себя, что это не то. Все его мысли были о том, что он совершает ещё большую ошибку, усугубляя и так самую отвратительную ситуацию, которая могла с ним произойти — он нашёл своего соулмейта. И вместо того, чтобы как всегда пытаться не создавать себе лишних проблем, он мчался напролом к своей погибели, потому что не мог иначе. Хонджун не знал, откуда в нём взялась уверенность, будто бы он, как та девушка из газеты — впервые встретив кого-то настолько исключительно особенного для себя, она подписала себе приговор страдать до конца своей жизни. Такие случаи хоть и возросли в сравнении с предыдущими десятилетиями, но до сих пор оставались редкими. Но это то, что должно было произойти с Кимом — его ждала та же боль, пока он не умрёт. Или существовал иной вариант, казавшийся настолько глупым и невозможным, что Хонджун его и не рассматривал вовсе. Он достал футболку-реплику с Live Aid, которую ему подарил кто-то из знакомых в университете, и решил, что она будет выглядеть вполне ничего со светлой джинсой. Оставалось раскопать неизвестно как оказавшийся у них дома крахмал. Хонджун увидел Минги, сидевшего на диване в гостинной, где с заинтересованным видом читал ту самую газету. Ким удивился, потому что не слышал, как его сосед вернулся домой. — Не говори, что ты опять спал всё это время? — Нет, конечно. А где крахмал? — Хонджун сразу перешёл к делу, ведь он и так потратил чересчур много времени. — Как ты узнал? — Минги словил на себе требовательный взгляд, — на верхней полке подвесного шкафа. Ким сразу направился на кухню, где был шкафчик, попутно отвечая на вопрос: — Да я вчера от твоей рубашки взгляд оторвать не мог. Боюсь спрашивать, как и зачем ты его раздобыл, — Хонджун потянулся к верхней полке, — а ещё выше ты не мог положить? — Конечно мог. — Ты бы лучше мне доску и ту штуку поставил. — Если скажешь, куда ты так прихорашиваешься. — Делай молча, — пока его сосед разбирался с "аппаратурой" (Хонджун уже забыл большую часть нормальных слов, слушая только реплики студийных обитателей), он пошёл обратно в свою комнату за одеждой. Сон послушно выполнил просьбу и теперь лишь маячил перед глазами, запрокинув ноги на диван, как бы намекая, что они должны были вернуться к вопросу. — Я назначил встречу, и мне нужна вся моя штукатурка. Я знаю все твои оправдания — для своей свиданки ты точно наводил красоту. — А ты теперь для своей? — Что? — Хонджун прожёг бы свои джинсы, но "аппаратура" была такой древней, что утюжить ему оставалось добрых минут пять, так что времени для допроса была предостаточно. — Ты всегда стараешься выглядеть хорошо, но обычно ты меня эксплуатируешь. А сейчас решил не доверять мне даже свои джинсы — сразу всё сам начал делать, значит, что-то важное. — Я и забыл, что Сон Минги у нас гениальный детектив. Зато кое-что я всё-таки помню — как ты привёл вчера того увальня и орал, как психически нездоровый человек. Минги немного смутился и не продолжил их мелкую перепалку — был шанс, что лёгкая техника по воле случая решит познакомиться с его русой макушкой. Всё оставшееся время, пока Хонджун до одури гладил и поливал уже футболку крахмалом, они провели в тишине. — Так где моё вот это всё..? — На верхней полке шкафчика в ванной. — Ты точно издеваешься. — Да, это правда — он смотрела на друга, не сдерживая улыбки. Наконец этот трудоголик решил нормально выйти в мир после года беспросветного застревания в ночных сменах. Хонджун быстро переоделся, но ещё целый час пытался сделать что-то приличное на своём лице: он решил, что даже несмотря на всю бледность, ему необходимы красные тени, которые он заработал самым что ни на есть честным трудом. После продолжительных исхищрений он посмотрел на себя в зеркало в последний раз, дабы увериться — он так и пестрил красками своей красной головы и яркого макияжа, которые легко сочетались с его простой одеждой, точно не подходившей для холодных прогулок по Манчестеру. Завершив своё преображение, он вышел из ванной, наткнувшись на обеспокоенного Минги: — Погоди, у тебя встреча там? — Сон начал показывать в непонятном направлении указательным пальцем, пытаясь обозначит то самое "там". — А, ну да. — Только не говори мне, что ты прихорашивался так для человека, который ну... там. Ты геронтофил*? — Уж лучше бы был геронтофилом... Он подошёл к порогу и начал надевать свои "особые" белые кроссовки. — Даже они идут в бой... — удивился Минги, который встал у двери, чтобы проводить соседа. — Я тупица, понимаешь. Они же запачкаются... — Но это значит, что ты серьёзен, — Сон почувствовал, будто с его другом что-то не так, но ни как не мог понять причину, — всё ведь хорошо? — Ты о чём? Мне казалось, ты секунду назад радовался за меня, — Хонджун вопросительно изогнул брови, затем выдал свою самую доброжелательную улыбку, но даже в ней ощущалась некая двойственность, — до скорого. — Пожалуйста, не воруй чужую пенсию!***
Хонджун шёл до назначенного места долго, потому что никогда сам там раньше не был. Но он это предсказал, поэтому, несмотря на то что он провёл много времени, приводя себя в порядок, к договоренному часу он начал подходить почти впритык. Ким повернул на переулке, и первое, что ему бросилось в глаза — длинные ноги в высоких ботинках на шнуровке, которые, выбивая мерный ритм, заняли примерно половину прохожей части. — Давно ждёшь? — Всего каких-то полчаса, — искренне улыбаясь, ответил Сонхва.