Включаем Joy Division — Disorder и слушаем до конца, классная же песня.
Бармен не успел открыть пачку, как Сонхва резко выхватил её у того из руки, и, заорав на весь бар "Беги!", рванул в сторону двери, сбив кого-то со стула. Хонджун опомнился чуть быстрее бармена и кинулся вслед за ещё пару секунд назад инертным Паком. Он повторно задел того же самого бедолагу, но успел даже извиниться, признав в нём своего музыканта, который лишь подмигнул ему, показав большой палец вверх. У Кима не было времени отвечать, и он ринулся к Сонхва, слыша, как бармен уже вылезал из-за стойки. Преодолев дверь, Хонджун со всей дури попытался догнать бегущего впереди Пака, и, кажется, бармен решил, что игра совсем не стоила свеч. Они услышали лишь крикнутое вслед "суки", которое разнеслось по пустынной улице Манчестера. Сонхва всё никак не останавливался, периодически заливаясь каким-то сумасшедшим смехом, а Хонджун вспоминал, как совсем недавно бежал точно так же домой. Но теперь всё разительно отличалось. Он чувствовал, как слёзы подступают к глазам, осаждённым холодным воздухом. Лёгкие, как и в прошлый раз резало, но не так сильно. Его разум, несмотря на всю усталость, чистый и ни чем не обременённый, думал только об одном — догнать Сонхва. Всего за пару мгновений с ним становилось так хорошо и легко, и он всё никак не мог понять, почему всего-навсего какой-то человек вызывал в нём невероятный трепет, который Ким не испытывал до этого никогда в своей жизни, и теперь он был готов бежать за ним хоть вечность. Но Хонджун всё же немного переоценил свои возможности, поэтому, чувствуя, как лёгкие начали вылазить наружу, он крикнул: — Остановись, придурок! — Сонхва в миг его послушался. Он повернулся и наклонил голову с непонимающим выражением ребёнка. — Пойдём покурим! — крикнул тот в ответ и пошёл к каким-то абсолютно безликим квартирам, которых в Манчестере было полным полно. Те, будто клоны, шли бесконечно серым скучным рядом. Сонхва встал между двумя стенами, где обычно располагались мусорки и ждал, пока Ким к нему подойдёт. Хонджун всё никак не мог отдышаться, видя перед собой кромешную тьму, и он испугался, что с ним сейчас произойдёт новый приступ, что никак не должно было произойти. Только не сейчас. Только не тогда, когда он был так счастлив. Однако его опасения были ошибочными, потому что очень быстро зрение прояснилось вновь. — Я не курю, — Ким уже стоял рядом с Сонхва. — Я знаю, — Пак начал изучать своё добытое сокровище, аккуратно вскрывая пачку, — ох, спасибо, здесь есть зажигалка. — У тебя нет своей? — Я не курю, — сказал Сонхва, уже положив сигарету между губ. — Точно. Хонджун наблюдал за тем, как кончик сигареты, словно сильно нагретый металл, загорелся ярко-оранжевой дужкой из-за сильной затяжки, как начался сыпаться пепел и как после дым заполнял узкое пространство между высоких стен. — Я бросил курить чуть больше года назад, но старые привычки любят возвращаться, — Пак вдруг сильно закашлялся, поднося не занятую руку ко рту, и Ким решил, что парень поперхнулся собственным же дымом. — С тобой всё в поряд... Он не успел спросить, потому что Сонхва без какой-либо растерянности сделал быстрый шаг вперёд, наклонился и, нежно приобняв двумя руками Хонджуна за щёки, поцеловал его. Недокуренная сигарета теперь лежала на холодном сыром асфальте, продолжая гореть маленьким тёплым огоньком.8
17 декабря 2020 г. в 18:41
Хонджун был прав. Ему бы сфокусироваться на деле, попробовать получить хоть какой-то студийный опыт, кроме бесконечного "принеси это, а подержи микрофон под таким-то углом и на таком-то расстоянии и купи нам пива", но даже если сегодня судьба ему благоволила, так как они начинали запись нового альбома с какой-то неизвестной ему группой, он слал эту возможность куда подальше, всё время путаясь в проводах и просьбах, смакуя в голове каждый взгляд, каждую улыбку, каждое слово, что выдал сегодня Сонхва. Ким решил, что он мыслил, как извращенец — нельзя же так одержимо думать об одном человеке. Однако, как бы он себя не осуждал за это, всплывающие в памяти детали о Паке вновь и вновь делали его только более счастливым и неуклюжим. Несмотря на то что он сегодня крупно лажал, звукоинженеру и продюсеру было словно всё равно, а группа, совсем ещё незнакомые с Кимом, лишь умилялись неловкости молодого помощника. Ближе к концу Хонджун успел немного узнать тех, с кем планировалось работать в ближайшее время, но, всё ещё пребывая сознательно в студии лишь на половину, он не смог даже запомнить, сколько в группе участников.
Конец первой сессии пришёлся на четыре утра, и солист, который вместе со своими согруппниками всю запись мерно выпивал одну банку пива за другой, счёл, что за всё это время он смог довольно-таки сильно сблизиться с Кимом, поэтому музыкант по-свойски прильнул к тому:
— Ты пойдёшь с нами выпивать..? В бар... — Хонджун попытался спихнуть с себя надоедливое тело, ощущая дискомфорт. Не то чтобы ему не нравился этот уставший воняющий пивом певец — просто его напрягал сам факт тесного соприкосновения с незнакомцем. А тому было невдомёк, и он продолжал свои вялые приставания.
— Он у нас больше спать любит, так что ты его железными щипцами не утащишь, — вдруг вставил продюсер. Он был в студии не на каждой записи, и Хонджун удивился тому, что его вообще запомнили.
— Я пойду с вами. Меня там ждёт кое-кто... друг, — Киму наконец удалось скинуть прилипалу, параллельно задев опустошённые банки, стоявшие на столе, — чёрт, — он начал собирать весь мусор, думая о том, зачем он вообще дал так много подробностей относительно цели своего похода, однако его ответ встретил положительный кивок солиста, который всё продолжал лежать на полу после того, как Хонджун "вежливо" его туда переместил, и наблюдал за процессом.
— Какой друг будет ждать ночью в баре? Вы с ним что потом трахаться будете? — Ким кинул банку в музыканта, и та прекрасно отрезонировала о его голову.
— Вставай давай, ушлёпок, — кто-то из согруппников подал лежащему руку.
Все начали быстро одеваться, и Хонджуну пришлось поторопиться, благо его не попросили восстанавливать "пивной зиккурат", и он на скорую руку запихнул банки в мусорный пакет и пошёл к остальным.
На улице к ночи совсем похолодало, поэтому шли они стройным шагом, не отвлекаясь на солиста, который всё время орал, что ему надо вернуться "поссать". Бар и правда был недалеко, как будто его специально здесь построили, чтобы после каждой ночной смены музыканты шли туда пить до потери пульса.
Зайдя с мороза, они сразу почувствовали, насколько же холодно снаружи по сравнению с баром. Киму совсем не хотелось снимать свою жалкую джинсовку, которая продолжала верно отогревать его тельце. Тем временем приставучий музыкант вновь начал вешаться на Хонджуна.
— И где же твой ёбырь? Я уже могу начать ревновать? — Ким никак не реагировал. Он не чувствовал смущения или неприязни, потому что точно понимал, с кем имеет дело.
— К чему ревность? Если вы нормально запишитесь и выпустите сингл, то ты сможешь получить миллион таких, как я. Даже лучше.
— Истина, но это всё будущее, а сейчас-то как? — Хонджун оглядывался, пытаясь высмотреть знакомый силуэт, как вдруг он поймал на себе его взгляд, — матерь божья, я чуть не обосрался, этот парень сейчас меня своими глазёнками к праотцам отправит.
— И правда... — Ким не мог от него оторваться, примечая, что даже такой он только сильнее привлекает к себе.
— Твой? Чёрт возьми, я теперь ревную к тебе.
— До встречи, — кинув короткую фразу, Ким опять резко скинул с себя парня и пошёл прямиком к тому, кто ждал его у барной стойки.
Сонхва был одет так же, как и когда они встретились днём — весь в чёрном и в фирменных шнурованных ботинках, а его безмерно длинные ноги ни на секунду не переставали трястись в нервной пляске. Он был явно подвыпившим, но лица от этого не терял — наоборот, кажется, всей своей сущностью желал выражать недовольство, пока приговорённый шёл прямо к гильотине. Но как только Хонджун оказался рядом, Сонхва лишь закатил глаза, и его взгляд совсем смягчился, будто напрягающий его фактор исчез.
— Давно не виделись, — Пак звучал немного расплывчато. Он надвис над стаканом с не опознаваемой жидкостью и, видимо, придя к какому-то умозаключению, выпил её до дна.
До Хонджуна вдруг внезапно дошло:
— Погоди, ты пил все десять часов?
— Что? Нет... я не помню, — кажется, он пытался совладать со своими размякшими языком и памятью одновременно, — я пил, но я быстро напился. Потом поспал...
— Точнее наблевал под стойку и отрубился, — заговорил бармен.
— Спасибо за уточнение. Так вот, я поспал, проснулся... опять начал пить... а дальше я что-то не помню. Ох, ну, наверно, опять подремал и совсем недавно снова проснулся. И снова пью. Думаю, надо прекращать.
— Дайте воды. Ему, похоже, хреново, — Хонджун не мог сдержать улыбки, видя, как Сонхва, словно кот, жмурил глаза, пытаясь прийти в себя.
— Нет, не надо, я чувствую, что трезвею. Хорошо, что это началось не раньше, — Пак начал мерно стучать по деревянной стойке, словно на настольный колокольчик в отеле, — бармен дай сигарету, а лучше парочку.
— Одна сигарета — один фунт, — процедил бармен.
Кажется, у Сонхва в этот момент мыслительный процесс застопорился, и он только мог непонимающе пялиться на мужчину.
— Он заплатит половину и покурит на улице, — Хонджуну внезапно захотелось поторговаться, потому что фунт за сигарету было уж слишком завышено, вне зависимости от марки курева.
— А вы хотели курить здесь?
— Ладно, ладно, дай мне три сигареты и катись к чёрту, — у Пака азарта торговаться явно не было.
Примечания:
Что?