Ere thrice the sun done salutation to the dawn

      К лету светать начинало гораздо раньше, поэтому когда Сан весь заведённый ворвался в дом по середине ночи, небо уже постепенно сменяло и так мимолётную темноту на предрассветную серость. Даже свет не надо было включать, чтобы увидеть, как он, заворожённый собственной одержимостью, смотрел куда-то в пустоту. Это никак не могло не разбудить Уёна, спавшего в зале: — Сан-и, ты чего?       Его голос вывел Чхве из ступора, но в то же время он стал лишь ещё более пугающим в отрывистости движений и через раз не моргающих глазах. Сан улыбался, как если бы в преддверии чего-то и каждая секунда терпения отзывалась в нём лёгким подёргиванием плечами. Однако его состояние никак не стимулировало молниеносность реакции, даже наоборот, затормаживало его. — Сан! — потому что тот на несколько секунд вновь потерялся в своей бескрайней пустоте. — Давай прокатимся?       У Сана не было водительских прав. Впрочем, как и у Сонхва, но тот по крайней мере имел собственную машину и хоть какой-то опыт за рулём, а у Чхве — лишь разовые попытки и иногда путаница между лево и право. Блуждающий по комнате взгляд ситуацию никак не улучшал. — Что здесь происходит? — Пак вышел из своей комнаты. Его чуткий сон, видимо, был нарушен, однако Уён несильно верил в то, что хён сам бы не проснулся через минут двадцать из-за своих проблем со сном. — Сонхва, дашь ключи от машины? — Сан слишком резко повернул голову. — Ты знал, что Уён скоро уезжает? Я подумал, надо бы ему хорошенько показать город перед отъездом.       И как бы абсурдно это не звучало, Уён уже тогда понял — как обычно он сам мог простыми словами взять в ловушку и перекрыть любому возможность ему отказать, так и Сан, того не понимая, оставил Чону только один проход. Потому что давил на самое больное — на чувство вины. — Сан, давай ты поспишь, придёшь в себя и... — Сонхва подошёл к нему, стараясь как можно аккуратнее положить ему руку на плечо, хватаясь за друга в надежде, что тот немного утихомирится. — Да ладно, хён, мы будем аккуратными, — сам того не осознавая, выпалил Уён. Ему нельзя было и рот открывать, потому что то, насколько он вновь зависел от Сана, пугало; потому что он всё никак не мог от него оторваться.       А Чхве, чувствуя настрой, только смотрел нечётко, но, как обычно, чисто на старшего, вымаливая проклятый ключ зажигания.       И дурак совершил свою главную ошибку. — Ладно, черти вы. Но я поеду с вами, мало ли, что ещё натворите, — и от этих слов Пака у Уёна предчувствие замерло где-то в горле, но, не доходя до кончика языка, не вырывалось опасениями, потому что его крепко сдерживало всё то же чувство вины.       Они быстро оделись, и, как бы Сонхва не уговаривал, Чхве самолично сел за руль. Уён никогда не любил переднее сидение — открытый вид прямо перед глазами даже на медленной скорости заставлял его чувствовать, что он бесконтрольно двигался в направлении совсем ему неизвестном, и невозможность самому остановиться сводила ему челюсть. Он не знал почему, но Пак тоже решил сесть назад, будто боясь, что одно его неловкое движение рядом с Саном может отвлечь его. — Сан-а, а куда мы едем? — унимая почти срывающийся голос, спросил Уён. — Да вот куда поверну, туда и поедем, — и в попытке как можно быстрее добраться до мнимого места, тот всё сильнее жал на газ, заставляя сидевшего рядом Сонхва нервно осматриваться по сторонам. Он каждый раз выдавал выдох облегчения, когда на не работавшем ночью светофоре не оказывалось машин. — Сан, пожалуйста, дай мне сесть за руль, — и будь Чхве хоть на гран не потерянным в тогда не понятной Уёну спешке, то его бы точно дёрнуло то, с каким холодом старший сказал это. Он боялся, но вместе с тем, Чон видел совсем неизвестные до этого крапины, въевшиеся во взгляд Сонхва, и не знал, чем те могли быть на самом деле.       Чхве не отвечал, и пронизывающее предчувствие теперь тягуче тянулось, не давая сделать полноценного вдоха. Сан был рядом, но в то же время казалось, что до него было невозможно дотянуться, больше нельзя было. Он был эфемерен, как если бы и вовсе никогда не существовал. Время безукоризненно искажалось в восприятии Уёна, замедляя всё, словно на плёнке.       Но один поворот, который так и не произошёл — меньше секунды, и темно. Он даже не понял, потому что всё то напускное было его собственным, а теперь что-то извне вмешалось. Впечатало. Что-то насильно не давало вырваться, но другое тянуло. Разрывало, и куда надо — непонятно. Потому что меньше секунды — его вырубило.       А когда включило обратно, он всё равно не понимал — что произошло? Меньше секунды. И так же меньше секунды его не было, и потом вернуло в то же мгновение — что произошло? Вместо удушающего нечто один лишь звон, а перед глазами — ослепляющий свет, не разглядеть. Никогда не было так тяжело возвращаться в реальность, не сравнить ни с каким сном — звуки не становились различимыми, образы не слышались, только мелькали пятнами.       Как сквозь радио, где нет ни одной волны — всё пусто, одни помехи нашёптывали странную неразбериху, или волны есть, только он сам всё никак не настраивался. Сломался. Потому что что-то произошло.       Из пятен света выделилось тёмное. Оно двигалось как-то иначе, чем всё остальное. От него исходило другое — не только виделось, чувствовалось. Видимо, прикоснулось к нему.       И шум, одни помехи стали громче, грубее. Нет, не так. Он ближе. Ещё немного, должно было сойтись, надо было лишь подождать. Но происходящее на фоне ждать не хотело, всё активнее сменяясь уже цветами — красный, серый, красный, серый. Мельтешило, но он различал это. — Не смотри, — и мельтешение перегородилось знакомыми очертаниями. И резко — чётко.       У Сонхва волосы прилипли ко лбу, потому что шла кровь, но в его выражении всё было настолько смешанно. Адреналин ударил, и всё что было перед ним — Уён, лишь спустя неизвестный промежуток времени пришедший в себя.       Куда не смотреть? — Что произошло? — что произошло.       Но тот перед ним держался лишь так — перегородил перед собой, а Уён толкнул, он же должен был узнать, что произошло. И увидел.       Сана в тот момент уже заносили в машину скорой помощи. Как в катафалк. И ни одного движения, а ведь он всегда был с ним таким энергичным, даже во сне его грудь заметно поднималась вверх-вниз. А тут ничего — так неестественно, что от ужаса взгляд сам отвёлся.       Слёз уже не было — всё вышло на бесполезные эмоции прошлого. Отчего ещё страшнее.       Слишком быстро. Слишком нереально, так ведь не могло быть в действительности. Не ощущалось же, как правда. — Я же сказал — не смотри, — сквозь стиснутые зубы сказал Пак. А у того слёз было про запас — неровно скатывались и погружались в лицевые складки. Он же никогда не плакал. — Это ж-же неправда, ты чего? — указывая на всё никак не уезжающую машину, хрипло произнёс Уён.       Сонхва что-то хотел сказать, но было без толку — зубы совсем стиснуло. Уён попытался встать, но Пак его резко взял на плечи и опустил вниз. В нём не могло быть столько силы, но тогда было иначе. Чон понял — старший не дал выпасть ему из машины, которая где-то на фоне маячила чёрным. Он держал его и тянул обратно. Секунда же была, даже меньше. Но Сан был за рулём один. Скорее всего, даже не пристегнулся. — Ты должен был сесть вперёд, — внезапно для себя вскрикнул Уён, — зачем было удерживать меня? Это же ты виноват? — словно спрашивая самого себя. Даже сквозь блики слёз взгляд Сонхва читался пустым. — Нет, Уён, это ты виноват.       Ещё несколько мгновений он вопросительно смотрел на старшего, потому что хотелось, чтобы было легче — скинуть опять на другого, а теперь другой не забирал.       А потом подошёл некто, напоминавший констебля, посадил их в полицейскую машину, и Уёна выключило вновь.