***
Хонджун не знал, что это был за клуб, и радовался, что человек, живший в Манчестере меньше его самого, имел представление о том, как до туда добраться. Ким же смог обдумать, какая картина у них вырисовывалась — два ребёнка, одна собака, один парень на платформе и он сам — обычный паренёк, только цвет волос отдавал триповыми мечтами прямиком из прекрасных 60-х. Даже несмотря на то, кто из них там был старшим, Хонджун автоматически поставил себя перед фактом, что вся ответственность была за ним, как просто за самым... адекватным? Он бы никогда себя таковым не назвал, особенно, после ряда определённых событий, но он знал, что дети и собака сразу становились катализаторами всех возможных бед, а парень на платформе мог быть слишком мягким с одним из детей. По рассказам Уёна и по собственным ощущениям Хонджун знал точно — Сонхва бы не смог взять ситуацию под контроль, если бы тот же младший Чон решил устроить стриптиз-шоу прямо перед всеми. И, наверно, был прав, потому что как только они встретились у назначенного места, Уён одарил старшего смачным поцелуем в щёку и повис на его плече. — Уён-а, — Юнхо не выглядел шокированным, всё же он мог от своего брата всякого ожидать, но только он и Сонхва были совершенно незнакомы, и от этого старшему Чону становилось немного неловко. — Меня зовут Пак Сонхва, — он ловко вывернулся из захват Уёна и протянул руку в вежливом жесте. Хонджуна аж в бок покосило от такой нарочитости, ему-то Сонхва руку при знакомстве не жал. И Ким видел, что Юнхо сам немного подрастерялся, будто не понимал, то ли нужно под чужую ладонь положить свою голову, то ли лизнуть в знаке доверия, или как там ещё собаки показывали свой позитивный настрой. — Ты должен её пожать, — шёпотом, но достаточно громко сказал Уён. Юнхо бросил неловко обозлённый взгляд на брата, но быстро скооперировался и последовал совету. — Чон Юнхо. Это выглядело так, словно Хонджуна на секунду выдернули из реальности и посадили перед телевизором смотреть какой-то сюрреалистичный сериал, где единственным событием были непрекращающиеся рукопожатия. Вернувшись обратно, Ким решил ещё раз оценить обстановку — один ребёнок был одет привычно вызывающе, другой ребёнок решил опять покрасоваться своей накрахмаленной рубашкой, но поверх надел серебряную цепочку, как какой-нибудь вор в законе, а собака, как ей и полагалось, над своим внешним видом задумывалась несильно, и Хонджун бы на следующий день не смог вспомнить ничего из того, что было одето на Юнхо. — Ну, пошли, — пожав плечами, Минги сделал заманивающий за собой жест, и они зашли в тёмное просторное помещение, название которого Ким так и не успел прочитать. Люди были везде — за столиками, за барной стойкой, на танцполе. Место выбирал Уён, поэтому Хонджун совсем не удивился, что точка оказалась довольно популярной, он-то вообще боялся манчестерских питейных заведений, и тот самый раз, когда Сонхва ждал его в баре у студии, был одним из первых, когда его нога ступила в подобное место в городе. О клубах он вообще молчал. Парни решили быстро завоевать освободившийся столик и начали добирать стулья у соседей, каждый раз вежливо спрашивая людей, могли ли они вообще их одолжить. Хонджун сразу понял, что со стороны они выглядели странно. Группа парней-азиатов скучковалась вместе и сидела себе в своём закрытом сборище, словно планируя здесь всех либо расстрелять, либо обворовать, или что-то из того набора, что любили надумывать себе британцы про подозрительно собирающиеся лица национальных меньшинств. Но Хонджуна это не так уж и волновало. Он сам не понимал почему, но ему было вполне уютно в этой обстановке, словно так всё быть и должно. Будто прочитав его мысли, Минги сказал: — Мы похожи на корейскую диаспору, — музыка громко играла на танцполе, но их столик был достаточно далеко, чтобы можно было расслышать голоса друг друга. Кто-то тихо засмеялся, но Уён сразу разошёлся, и его смех вполне мог резонировать со стенами клуба. У Хонджуна ностальгически отозвалось это сравнение, потому что что-то подобное он слышал и о том месте, где он раньше жил с родителями. Теперь это не был таким странным. — Хён, — обращаясь в никуда, начал Уён. Повернулись почти все — младший Чон буквально был младшим и имел привычку называть всех хёнами. Хонджуну давно объяснили, что это должно было выражать уважение к старшему, но что-то ему подсказывало, что Уён это делал скорее с сарказмом, нежели действительно серьёзно обращался так к ним. Только Сонхва никак не прореагировал. — Хё-ён! — ещё громче, словно пытаясь привлечь внимание того, кто его так нагло проигнорировал, сказал Уён. Они сидели друг напротив друга, и Уён мог бы с лёгкостью дотянуться до Сонхва рукой через стол, но, видимо, это было выше его достоинства, поэтому он продолжал настойчиво прожигать взглядом профиль Пака, пока тот с каким-то неподдельным интересом рассматривал ассортимент бара. Минги, сидевший рядом, всё же нарушил их стройную комедию и слегка потянул старшего за пиджак, сказав, что Уён его звал. Младший Чон сразу же обижено выдохнул, словно здесь и сейчас рушилась вся его репутация. — О, ты назвал меня хёном? — Сонхва наигранно удивился. Ким не знал, что должно было за этим стоять, но со стороны выглядело забавно — может, предположение, что парень на платформе так просто мог смягчиться из-за этого надоедливого ребёнка, было не совсем верным. — Да, хён, — Уён словил на себе обеспокоенный взгляд Юнхо, будто тот знал наперёд каждое сказанное братом слово и уже успел несколько раз смириться с тем, что младший был тем ещё придурком, — пошли, возьмём всем выпить. И пепельницу. Предложение было более безобидным, чем ожидалось. — Давай только без пепельницы, — искренне по-доброму улыбнувшись, Пак всё же встал, чтобы направиться с Уёном к бару, — я пробую опять бросить. Хонджун обработал эту информацию. Несмотря на не располагающую обстановку Ким пока мыслил чётко и принял кое-что, что до этого не совсем понимал. Когда они с Сонхва только встретились, тот не курил. Пробовал бросить. Но как только познакомился с Хонджуном, начал курить снова. Если Ким правильно рассудил, то изначально парень обзавёлся вредной привычкой именно из-за Уёна, но в период их разлуки, наверно, пытался от неё избавиться, а потом опять на те же грабли. Ким сам не пробовал, только помнил дымный поцелуй, но в Лондоне на курсе была девушка, которая говорила, что могла не курить месяцами, а во время сессий из-за стресса вместо еды питалась одними пачками сигарет. Что-то подобное могло быть и с Сонхва, подумал Хонджун. — Да? И хорошо, здоровее будешь. — А вы не хотите спросить, что мы пить будем? — вдруг встрял Юнхо. — Пиво? — спросил Минги так, будто при таких обстоятельствах только пиво и пили. — Пиво, — ответил Сонхва — может, и правда только пиво пили. Когда те двое ушли добывать увеселительные напитки, Хонджун понял, что встрял. Так как Уён ушёл, то он сидел аккурат между Минги и Юнхо, и их построение могло вероятно выглядеть как один из тех дебильных инфографиков, которые он так ненавидел разглядывать в университете, где Ким выполнял роль какого-нибудь очередного экономического спада. Он решил не заострять на этом внимание. С другой стороны, за пару предоставленных секунд тишины Хонджун подумал о том, что на самом деле Минги и Юнхо больше походили на парочку придурковатых дружков, нежели на тех, кого он однажды застукал целующимися в туалете. Им же это было и на руку, хоть не словили бы лишний удар за подозрение в не совсем востребованных общественностью сексуальных предпочтениях, но туалеты даже этого клуба были не в безопасности. В этом Хонджун мог им только посочувствовать. — Юнхо, а чем твоя семья занимается? — Ким рассчитывал на такой же туманный ответ, как и от Уёна, но решил всё же попробовать узнать. — А, ну, — тот улыбался как всегда доверительно. Его улыбка так и говорила "Я не вру, верь мне. Ты же веришь собаке, что это не она ободрала твой диван, когда она тебе так улыбается", — не уверен, что смогу объяснить... — Я видел, как твой брат однажды украл бутылочку виски из магазина. Уверен, ты сможешь объяснить, — Хонджун не давил. Он-то точно никому бы не сдал их семейку, просто было интересно, во что его друг, а теперь и он сам, ввязался. — Он что? — в унисон спросили Минги и Юнхо. И правда, парочка придурковатых дружков. — Не важно... так чем вы занимаетесь? — Ты решил, что мы что-то совсем мутное делаем? Уён просто... — Юнхо думал, какое бы слово лучше сказать. Не то чтобы у старшего Чона были проблемы с языком — было видно, что он уже освоился и говорил смело. Скорее, он был слишком вежливым, чтобы использовать матерные слова чужого языка в сторону младшего, — имеет свои взгляды на вещи. Мы занимаемся поставкой товаров из нашей страны, мои родители ещё давно хотели этим заниматься. В Англии много людей из разных стран, и пока мы ехали из Лондона в Манчестер, мы всяких повстречали... — Юнхо сделал вдох, чтобы честно признаться, — нет, вы серьёзно, вы вообще пробовали вашу пищу? Она же ужасна, в смысле, всё очень пресно. Это не выносимо. И здесь много иммигрантов, которые тоже не переносят здешнюю еду, вот родители и плавают туда и обратно, привозят всякое... — Но всё же не совсем легально? — уточнил Хонджун. Это было простой формальностью, потому что он прекрасно понимал, что легально такое не устроить. Они бы просто не окупились. — Вы живёте в зверской стране, — искренне сказал старший Чон. — Ты даже представить себе не можешь, — смех Минги отзывался слабой горечью — его отец лишился работы из-за проводившихся реформ, и Сону пришлось бросить учёбу и вернуться домой. Иначе бы его семья просто не выдержала. Хонджун о таком думал редко. Он жил на скромной заработной плате, которая, по его не сильно внимательным расчётам, не могла покрыть потребительскую корзину, но Ким всё спихивал на специфику своей занятости. Всё же он сам выбрал такую жизнь, и не плевался каждый раз о том, что на самом деле так было везде, а современность никак не была похожа на великое британское наследие, но его это не волновало. Хонджун всё равно предпочёл свой маленький мирок со своими маленькими проблемами. На этой ноте он увидел, как к ним начали возвращаться уже знакомые силуэты, и Ким на секунду подпрыгнул. Чёртова платформа. Он видел, как Уён выглядел гораздо ниже Сонхва, и точно знал — со стороны они с Хонджуном выглядели примерно так же, если ситуация, конечно, была не ещё хуже. И пока он проклинал вычурный выбор Пака в обуви, парни водрузили на стол какое-то не считаемое количество бутылок пива, и Юнхо с Минги по бокам от него сразу же протянули свои лапищи к ним. — А ещё говорят, что я не умею себя контролировать, — проворковал Уён. Как только все устроились по местам и взяли по бутылке, Уён торжественно провозгласил: — За встречу, которая бы не была возможна без сами знаете кого, — свободной рукой он так и тыкал себе гордо в грудь и самодовольно улыбался. — За Чона Уёна, — не выдержал Хонджун. — За Чона Уёна, — повторили остальные, и они чокнулись под возмущённое уёновское "э-эй", потому что знал, что все над ним насмехались. Хонджун и не заметил, как они уже все вместе начали болтать, кто о чём. В основном обсуждали будничное — кто где работал, чем занимались. Хонджун и Минги успели упомянуть, что учились вместе на экономическом, а Уён похвастался, что Сонхва до сих пор числился студентом и хотел стать реставратором. Для Кима это была очередная странная деталь, которая теперь неотрывно становилось личностью Пак Сонхва. Он помнил рассказ Уёна о том, что Сонхва показывал свой первый проект по окончании первого курса — детская книжка, которую передала ему мама, и теперь всё сходилось. Хонджун любил собирать именно такие отрывки, будто становясь к нему всё ближе и ближе. Он не понял правда, как Пак до сих пор мог оставаться студентом и тусоваться вообще в другом графстве, но тот объяснил, что у них немного иначе проходила зимняя сессия, поэтому сейчас у них до сих пор шли каникулы, а после практика, где ему не обязательно было присутствовать в университете. Он не вдавался в подробности, и Ким решил не заморачиваться с тем, как там работали эти странные направления с количеством студентов в десять человек на весь поток. Уён балаболил обо всём. О том, что по радио крутили странную музыку, о том, что к нему клеился местный извращенец, и о том, что он скромно прописал тому промеж ног. Только благодаря новым затейливым историям Уёна их обсуждения не дошли до коммунальных платежей. Музыка на фоне становилась всё громче, и они уже говорили на повышенных тонах, когда младший Чон вдруг решил, что танцпол просто умирал без его присутствия. В тот момент Хонджун наконец прислушался и заметил, что часто крутили песни местных музыкантов — единственное великое британское наследие, которое продолжало творить историю и по сей день. Уён, как рыба, в воде, или, скорее, как рыба в бочке с кучей таких же рыб, легко вписался в обстановку и наслаждался чужим вниманием. Не зря он был ребёнком в ожидаемо вызывающей одежде, да и танцевал он не менее вызывающе, что Юнхо аж отвернулся, испытывая кризис старшего брата, хотя думал, что в жизни ничего его уже удивить не могло. — Мне надо вернуть его обратно? — буднично спросил Сонхва так, словно ему было не впервой. Хотя, зная, что раньше тому постоянно приходилось обхаживать младшего, он наверняка имел парочку тайных техник по укрощению Чон Уёна. Юнхо просто притворился, что всего этого не существовало, и отмахнулся, что сошло за ёмкий отказ. — Кстати о возвратах, — Пак стал говорить чуть тише, и Хонджун понял, что обращались теперь только к нему, — Уён сказал, что постоянно забывал отдать тебе ту монетку, и поэтому передал мне. — И ты её забыл? — Хонджуну уже было всё равно на ту браковку, но у Уёна была какая-то идея-фикс. — Это не так важно... — А я думал использовать её как повод лишний раз пригласить тебя к себе. Ну, если не так важно... — Сонхва улыбнулся, но левый уголок выгибался сильнее, отчего его фраза приобретала дополнительный оттенок. — Хотя, может, я смогу обмануть ею телефонную будку, — и пока они говорили об этом, Юнхо с Минги смотрели на них как-то неловко непонимающе, словно те несли полную чушь. Ким называл это флиртом. И пока он размышлял над тем, как странно могли звучать их привычные разговоры для чужих ушей, Сонхва подсел к нему совсем близко, протянул ладонь ближе к затылку так, чтобы Хонджун смог услышать произнесённое полушёпотом: — Не хочешь на танцпол? — вопрос-секрет, который нельзя было слышать другим. В этом не было ничего такого, но Хонджун смутился. — Ладно... — он закатил глаза чисто ради приличия, но был почти уверен, что его язык просто не повернулся бы сказать "нет". Сонхва встал первым и протянул руку так, чтобы помочь и Хонджуну, и не выпускал чужой ладони, пока они шли к месту смерти. Ему определённо было неловко. Но он сразу же отвлёкся, потому что, чёрт бы подрал эту платформу, но Хонджун буквально чувствовал каждый тяжёлый шаг и думал о том, как его партнёр вообще собирался там танцевать. Ким мысленно молился, чтобы та самая подошва не отдавила его бедные счастливые кроссовки. Когда они подошли к краю танцпола, потому что всё пространство было забито людьми, доигрывала какая-то песня из новой волны — Хонджун её не знал и только неловко глядел по сторонам, пока Сонхва продолжал держать его за руку. Он сжал ладонь сильнее, будто пытаясь привести Кима в чувство, когда по ушам ударила до боли знакомая мелодия.Joy Division — Love Will Tear Us Apart
— Да вы шутите, — отчаянно выдохнул Хонджун. По телу прошлась секундная мелкая дрожь. А Сонхва, наоборот, будто перевозбудился от первых же нот и потянул парня в глубь танцпола, легко припрыгивая на своих туфлях так, словно до этого не шагал в пятитонных кандалах. — Это, должно быть, самая лучшая шутка, которую ты когда-либо услышишь, — светясь и улыбаясь, чуть ли не пропел в ритм проигрыша Пак, хотя как тот, будучи буквально самым чёрным пятном в округе, умудрялся чуть ли не искриться от счастья, Хонджуну понять было не дано. Сонхва уже взял его за вторую руку и начал затягивать в мелодию. Ким чувствовал, как люди вокруг создавали единую волну, каждый, кто как мог, подтанцовывая под прилипчивый мотив, и Хонджун сам понимал, что просто стоять дубом под эту песню было невозможно. Он ненавидел её за это. Он аккуратно делал шаг вправо-влево, стараясь следовать за невербальными инструкциями Сонхва — почти незаметный поворот корпуса, лёгкое оттягивание одной руки в сторону, может, слабый прыжок. Не то чтобы они танцевали, скорее, просто двигались в ритм, но сила толпы была достаточно мощной, чтобы даже самые простые движения выжимали все соки. Но Хонджун не отвлекался. Он смотрел только на Сонхва, потому что слушать текст песни было почти что больно. Так же больно, как и видеть то, что Пак пропевал каждое слово, и Ким мог буквально прочитать каждое из них по губам. Он видел, как напрягалась чужая гортань, но не слышал, как тот пел — музыка была слишком громкой. Звучал ли его голос так же низко, как и обычно, как пугающе низкий голос солиста, или же нежно высоко, словно бы тот пел колыбельную точно так же, как в тот момент, когда выводил Хонджуна из моря боли. Ким пытался услышать оба голоса в голове, и в нужный момент чужой контур чётко дошёл сквозь шум музыки: Тогда любовь, любовь снова разорвёт нас на куски. Слышать это его голосом было невыносимо. Сонхва продолжал улыбаться, как если бы всё-всё понимал, и от того, насколько это было до смешного глупо, насколько иронично, будто кто-то подслушал их историю и решил выдать всё только в этой строчке, ему было легко — он улыбался и продолжал танцевать, ни на секунду не выпуская Хонджуна, не давая ему и миг на передышку. Если бы не это, то Ким бы уже давно встал в оцепенении, постарался бы сдержать всё в себе, но дурацкий парень на своей дурацкой платформе продолжал его убеждать, что всё, что он делал до этого было неправильным. Не надо было прятаться. Не надо было умалчивать. И он будто уже сам потянул Сонхва за собой ещё дальше, ещё глубже, и, продолжая танцевать, он обнял его так сильно, что его пропитанные мелкими слезинками тени могли оставить видимый след, если бы Пак был не в чёрном. Они держались друг за друга до самого конца. Хонджун уже сам чувствовал, как крепко сжимали его чужие руки, и рёбра словно впивались в лёгкие, не давая сделать вдох. Он боялся задохнуться, боялся потеряться, но понимал, что если сам не вдохнул бы, то он сделал бы это за него. Грань действительно стёрлась. Чувствовал ли Сонхва то же самое? Ему и взгляда не нужно было, руки продолжали выжимать из него последний воздух. Настолько сильно? Даже словами не передать. И он бы ни за что не сказал Сонхва, что ему было больно. Почему что-то настолько хорошее не может больше длиться? Тогда любовь, любовь снова разорвёт нас на куски. Со стороны выглядело так же глупо, и если Уён их видел, то наверняка смеялся. Минги и Юнхо должны были уже давно прятаться в какой-нибудь туалетной кабинке. А они вдвоём здесь прямо перед всеми и совсем уязвимые, потому что тяжелее всего было отпустить. Точнее, просто невозможно. Хонджун улыбался про себя, ведь смирился с тем, что не понимал, как можно было быть настолько счастливым, когда ему было больно.