***
Хонджун не ожидал от Сонхва такого энтузиазма, потому что уже на следующий день тот копался в его вещах, пытаясь отобрать самые важные вещи и параллельно слушая первую запись песни без "удручающего" пения Кима. — Красивая мелодия, я тронут... — подытожил Сонхва, складывая очередную пару носков в огромную черную дорожную сумку, которую сам и принёс. — Только не говори, что сразу занизил свои ожидания, — Хонджун ухмыльнулся, сказав это скорее риторически. — Ты никогда не рассказывал о своей музыке, — Сонхва смотрел на него чистым взглядом, остановив свои пальцы на замке молнии и начав плавно водить его вверх-вниз, отчего порождаемый им звук вызывал слабые мурашки, — и теперь даёшь прослушать свои доработки, и даже предлагаешь спеть для тебя. Ты и правда... — Ну, я просто подумал, что хоть голос у тебя и низкий, но ты можешь петь достаточно высоко, и картинка как-то сама сложилась. На самом деле у Хонджуна было время придумать себе оправдание, потому что говорить в лоб о том, что только голос Сонхва он и мог слышать в этой песне, было чересчур. — ... влюблён в меня, — он договорил ту фразу, на которой его оборвал Ким. У Хонджуна глаза стали, как та самая бракованная монетка — идеально очерченный круг. Они никогда не говорили об этом вслух. Ким вдруг закашлялся, потому что это был побег от одной неловкости к другой. — Хорошо, давай послушаем твой гайд, — как ни в чём не бывало Сонхва отпустил замок молнии, и он почти нажал на кнопку проигрывателя, когда Хонджун поймал его за руку. — Стой, дай мне отдышаться, а то я точно от стыда умру, — сказал Ким, быстро отпуская руку и пряча своё лицо в ладонях. Интересно, могло ли ему быть больно от собственной неловкости? Однако Сонхва, даже не церемонясь, всё-таки нажал на кнопку. Интро было не таким длинным, чтобы Хонджун хоть немного успел прийти в себя, поэтому он сразу почувствовал, как всё внутри собралось в один колючий сгусток. Всего лишь эмоции, которых он так хотел избегать. Он не стеснялся своего пения, и как только раздался его голос, он только удивился, что до этого ему казалось, что на записи он звучал не так. Не доставало контроля, хоть и пел, как по учебнику. Другое дело, что никто бы и не подумал о том, что его песня могла быть проявлением всё той же его, как он сам считал, нездоровой романтизации, если бы не то самое постыдное признание, прятавшееся среди других строк: Если бы меня попросили выбрать между нескончаемым закатом и вечным рассветом, Я бы ни за что не выбрал рассвет — никто бы тогда не смог уснуть. Только в тот момент Хонджун рискнул посмотреть на Сонхва — тот расплывался в улыбке. Смотрел куда-то далеко, Ким "туда" смотреть не мог в тот момент, ведь был слишком приземлён своими переживаниями. Однако, казалось, Сонхва что-то уловил, и раздающаяся словно сквозь поролоновый матрас песня звучала так, будто её играли вживую. Иногда я жалею о выборе, который сделаю в будущем. Хонджун рассмеялся, потому что на такой претенциозной фразе он звучал, как обиженный ребёнок, но запечатлённая один раз улыбка Сонхва не продолжала сходить с парня. Наверно, он и правда был тронут. Где-то ближе к концу мелодии Ким услышал скрип входной двери и сразу же увидел удивлённое лицо соседа. Мимика того была слишком говорящей, потому что уже через секунду удивление сменилось заинтересованностью, а затем — лёгкой насмешкой. Он сдерживал себя, чтобы не засмеяться, потому что признал голос из песни. Они встретились взглядами, и Хонджун демонстративно поднёс указательный палец к своим губам и отвёл взгляд на Сонхва. Пак будто выпал из этого мира — так далеко Хонджун редко заглядывал. Минги всё так же стоял на месте, вслушиваясь в завершающие аккорды мелодии. И одобрительно улыбался. Когда же песня закончилась, Ким поспешно нажал на кнопку "стоп", чтобы не заиграл следующий его дубль, и только тогда Сон подал голос: — Вы заперли ребёнка в подвале и заставили его петь? — голос Минги будто нажал на какой-то тумблер переключения. — Мы тут вообще-то выбрасываем вещи Хонджуна. — Стой, что? — Ким повернулся, не ожидая услышать Сонхва. Это было так внезапно, что мозг не успел среагировать и поверил в то, что его одежду собирались выбросить. Однако он увидел, что Пак уже так же улыбался с усмешкой. — Смейтесь, смейтесь. Может, и поцелуетесь тогда? Хонджун ужасно тупил, а в такие моменты он не очень хорошо следил за языком, поэтому он стал свидетелем того, как Минги, вздрагивая от смеха, выпятил губы и направился в сторону Сонхва. — Прости, Минги, но сначала ты должен почистить зубы, — Пак приподнял бровь и вежливо усмехнулся Сону в ответ. — Намёк понят. Минги только закрыл дверь, оставляя Хонджуна и Сонхва вновь наедине. — Ну что? — Хонджун смотрел требовательно, словно ожидая приговора. — Если спою, то не давай никому это слушать. Не хочу, чтобы кто-то знал, что я пел из унитаза. — Ты сам мне подарил этот магнитофон! Уж что есть, — но Ким и не собирался давать кому-то это слушать. Это ли не было собственничеством, если он лишал всех остальных этой песни в исполнении Пак Сонхва. Сонхва смотрел на него с недоверием — точно не хотел записываться на свой собственный подарок. Хонджун заметил, что огромная сумка уже была собрана, но они же не собирались уезжать прямо сейчас? Они должны были разучить песню, может, Хонджун бы что-то ещё изменил. И он ведь так и не рассказал об этом Минги. — Я уже купил билеты на поезд. — А? — Ким даже подумать не успел. — Куда? — В Блэкпул. Подумал, было бы классно съездить на побережье... Ты же, скорее всего, даже моря не видел? — и это была правда. До моря можно было за час доехать от Лондона, но он так и никуда не вбирался. Но к чему была вся эта спешка? — Ты же согласился, поэтому я решил не тянуть, — словно услышал его мысли. Хотя Хонджун уже давно не сомневался в такого рода способностях Сонхва. — Там же есть всякие студии. Арендуем и запишемся по-нормальному. — Но это же дорого, — только и сказал Ким. Сонхва опять усмехнулся. Хонджун уже давно понял, что Пак был из состоятельной семьи, но он же не был из тех, кто так напрямую принимал бы чужие подачки. — Я потратил последнюю наличку на билеты, но... — он потянулся в один из карманов своей куртки и достал нечто похожее на планер в твёрдой кожаной обложке. Чековая книжка. — Ты точно пижон, — от такого искреннего символа зажиточности Хонджун мог только рассмеяться. Ким перехватил чековую книжку и пролистал пару бланков. Ни один ещё не был вырван. Наверно, в Манчестере не было особого смысла жить на широкую ногу. — Когда поезд? — он вернул книжку владельцу. Хотелось ещё подержать, всё-таки такие артефакты он в своей жизни не встречал, но были более насущные вопросы. — Сегодня вечером... — Сонхва выжидал, и Хонджун было подумал, что тот специально подставил своё лицо поближе, чтобы Ким по нему ударил. — Ты... блин. И ведь даже вещи собрал! — он только встал и открыл дверь, чтобы крикнуть. — Минги, я уезжаю в Блэкпул! Тот будто подслушивал их всё время, поэтому незамедлительно выбежал из своей комнаты. — Так не сезон же... — однако сказать хотел другое. Всё было слишком спонтанно, слишком быстро, и самого Хонджуна не покидало странное беспокойство. Всё менялось. — Мы на пару дней, — Ким кинул вопросительный взгляд на Сонхва, — просто сменим обстановку, посмотрим, что там за студии... Со слов звучало совсем просто, но он всё равно боялся. — Не словите штормовое предупреждение, — Минги наклонил голову, смотря уже на Сонхва, — и звоните в случае чего. Хонджун вдруг подумал, что его монетка была их единственным спасением, если бы вдруг ему захотелось послушать рассказ Минги о том, что произошло в последней серии того шоу про ковбоев.37
17 сентября 2021 г. в 17:42
— Какая милая фотография.
Хонджун таскался с полароидом всё время, боясь, что если бы нашёл Минги, то обычными насмешками он бы не отделался (хотя Сон не подозревал, что и сам спал в похожей позе), поэтому фотокарточку через какое-то время отобрали у Кима в последние дни в студии.
Хонджуну всё ещё было неловко, что он так и не запомнил имена участников группы, но солист то и время крутился рядом с ним, поэтому хотя бы в лицо Ким его знал.
— Зубная фея подарила... — он тут же осёкся, понимая, как глупо это звучало вне контекста.
— Та из бара с жутким взглядом? — парень начал опускать подбородок вниз, стараясь смотреть исподлобья, но выглядел скорее комично.
— Ага.
Хонджуна уже никуда не посылали; казалось, никто ничего и не делал вовсе, но из-за чистых формальностей всем приходилось торчать в студии и перепроверять всё так, как если бы до этого уже не было отшлифовано раз сто.
— Этому лейблу скоро кранты, — выдал солист, — ты же не собираешься здесь задерживаться?
— Я всего лишь мальчишка на побегушках... — но он и сам понимал, что ему уже давно нечего было делать — в погибающей компании ему ни за что бы не дали возможности проявить себя.
— Я слышал, как ты там в свободное время торчал у синтезатора, — парень почесал затылок, состроив задумчивое выражение лица, — я ничего не рекомендую, но езжай в Лондон. Запиши демок и ищи кого-нибудь там. Ты не пропадёшь.
— С чего такая уверенность?
— Мне понравилась мелодия, — тот подмигнул, и то ли у него это было личной фишкой, то ли синдром Туретта, но Хонджуна пробрало на мелкий смешок, — и, ну знаешь... я, конечно, и сам хорош собой, но... это неловко говорить парню, но ты бы вписался во всю эту мишуру индустрии.
— Хочешь сказать, я красивый? — Ким сказал это в шутку, но в ответ получил более чем согласный кивок:
— Всё меняется, может, ты ещё успеешь запрыгнуть на уходящий поезд. Или же взойти на новый. — и он протянул кассету. — Только одна мелодия, прилипчивая такая, что ты играл... она бы лучше на гитаре звучала, поэтому я попробовал подобрать. Считай, подарок.
Хонджун глянул на парня в изумлении. Это был первый раз, когда кто-то настолько посодействовал его творчеству, просто потому что Ким не особо кому-то раскрывал это, и он был так тронут, что просто не выдержал:
— Слушай, я чувствую себя очень глупо, но как тебя зовут?
— Я так и знал, что ты и понятия не имеешь! — тот звучал больше гордо, чем возмущённо. — Ник меня зовут, — и Ник улыбнулся своими стройными кривыми зубам, — ты больше так не лажай, Хонджун.
У Кима руки чесались прослушать кассету сразу же, но он терпел все те тягучие последние дни и с чистой совестью включил запись дома на подаренном проигрывателе. Там были одни лишь переборы, не выстроенные в целую песню, но Хонджун понял, что тот парень... Ник был прав. Мелодия была всё та же, но настроение сразу сменилось. Ему было стыдно, что до лирики он так и не дошёл и только теперь мог правильно прочувствовать, какие эмоции вызывало в нём это звучание.
Ещё несколько дней он не связывался с Сонхва, тот и не донимал его, и Ким свободно заперся в своей комнате, пытаясь самостоятельно выстроить песню на своей гитаре и придумать к ней слова. Он знал, что в таком деле спешка была его главным врагом, но запал был сильнее даже собственных потребностей, и типичное выйти поесть или поспать отходило не на второй, а на бесконечно незначимый план.
Хонджун и сам себе не верил, что за это время умудрился написать лирику и, вроде как, освоить мелодию, и после того, как его вырубило на часов двенадцать, он с трясущимися руками разобрался в инструкции их мегафона, у которого была какая-никакая функция записи. Он знал, что звучало бы так, словно он играл на дне унитаза, но в студии никого не было, и просить стрёмных техников одолжить комнату записи ему не хотелось.
Хонджун использовал ту же кассету Ника, потому что на плёнке оставалось ещё достаточно для чуть ли не полноценного альбома, и... звучало действительно, как из унитаза. Что было простительно, но вот голос никуда не годился. Ким умел кое-как петь, даже попрактиковался, но в его голове песня звучала совсем иначе. У неё был другой голос.
Поэтому, считая себя самым сообразительным человеком на земле, спустя каких-то пару часов раздумий и ещё нескольких неудачных дублей, он прокрутил барабан их домашнего телефона и набрал номер:
— Я уеду, ну, то есть, мы с тобой уедем... съездим куда-нибудь нахрен из Манчестера, но ты мне кое-что должен взамен.
— Три часа ночи, а ты даже не здороваешься, — впрочем Сонхва не звучал сонно. — Я тебе и так должен.
— Что? А, не важно, в общем, спой для моей песни, и обещаю — я уже собираю свои три походных футболки, — Хонджун даже запыхался от того, насколько возбуждённо и быстро он тараторил.
— У тебя двадцать четыре футболки, — Хонджун не знал, что на это ответить. Он помнил, что Сонхва разбирал его хламьё, но чтобы считать... и откуда у Кима вообще было столько футболок? — Спеть? Тогда уже начинай жалеть.
Через телефонную трубку голос искажался, и то ли Хонджун совсем свихнулся со своей романтизацией, которую до этого сам же и порицал, то ли его мозг просто зациклился на тех "колыбельных", что Сонхва пел ему каждый раз, как становился свидетелем даже самой лёгкой боли, но Ким был уверен, что об этом он жалеть не собирался.
Примечания:
Надо писать, надо писать!