Омега

      Элисар находился в одной из гостевых комнат на втором этаже и из приоткрытого окна, выходящего во внутренний двор, наблюдал за происходящим. Дверь резко распахнулась и словно вихрь влетел Алис и прямо с порога набросился на правителя, требуя ответить, в своём ли тот уме. Элисар вопросительно посмотрел на бету: что опять он сделал не так? Конечно, он понимал возмущение Алисия, но ничего страшного не видел: ну выпорют, и что? Только на пользу. Бета же не мог успокоиться, бегал по комнате туда-сюда:       — Как это — что, как это — что?! — повторял он, размахивая руками. — Это Кирили или безродный щенок? Омега или нет?       Правитель нахмурил брови: возмущение беты переходило границы; не забылся ли он, с кем говорит?       — Успокойся, — резко прервал его монолог Элисар. — Ничего с ним не случится.       Алис замолчал, но ему так хотелось напомнить, что Кирили — женщина, а если они её разденут? Его альфа позволит другим касаться её тела?       Спокойствие Элисара убивало: сложив руки на груди, он каменным изваянием продолжал стоять у окна. Бета не мог смотреть на творящееся на площади, он встал к окну спиной и наблюдал за выражением лица любимого, у которого не дрогнул ни один мускул. А внизу народ кольцом окружил место наказания и ждал зрелища, доносились гул и осуждение.       Снег не полностью растаял и лежал белыми островами, а холодный ветер напоминал, что хотя зиме конец, но она не сдаётся. Уже скоро весеннее солнце начнёт постепенно ласкать землю, согревать своими лучами остывший за долгую зиму воздух.       Элисар слушал возмущение народа, им только дай повод. После того как правителю сообщили об инциденте, произошедшем на кухне, он приказал начальнику тайной канцелярии разобраться и доложить лично. Уже к вечеру рапорт лежал на столе у Элисара. Если бы в этом деле не фигурировал Кирили, правитель этим бы не занимался. Он сразу понял, что «мальчишка» кому-то мешает. Кому? Это и хотел выяснить альфа. Ему нравился характер Кирили: он не стал кричать на каждом углу, чей он омега, и не ныл и не жаловался на трудности. Элисару хотелось посмотреть, надолго ли его хватит, насколько у него сильный характер.       Не без его указания омега выполнял самую грязную работу. И сейчас, когда на руках Кирили сомкнулись железные браслеты, эти десять ударов были его личным приказом. Он знал палача, считал его мастером своего дела — тот с лёгкостью мог снять шкуру с наказуемого, но и так же легко он мог ударом кнута не сдирать кожу, а лишь «погладить».       Звук кнута разрезал воздух, предупреждая о начале экзекуции. Кирили затрясло от страха, она вся съёжилась в ожидании первого удара, рефлекторно дергала руками, вызывая звон цепей.       «Сама себе ещё больше причиняет боль», — подумал правитель.       Её лица он не видел, но видел оголённую спину. Не ожидал, что палач порвёт рубашку, но место ударов должно быть оголено. Первый удар — кожаный язычок коснулся нежного тела, она выгнулась и взвизгнула, ей было не так больно, как страшно. Губы прошептали: «Раз», она сделала глубокий выдох облегчения. Это первый в её жизни удар, запомнит ли она его? Пара минут — и второй удар прошёлся по пояснице, слегка касаясь бока, совсем близко к отметке. Алис побледнел. Кирили вновь выгнулась, её губы прошептали: «Два».       Палач незаметно кивнул. Кому? Можно было это списать на манеру его работы: он разогревал тело, он рассчитывал силу удара. Пока что он только гладил, в этот момент рука и кнут становились одним целым. Элисар наблюдал за каждым ударом.       Кто-то из толпы крикнул: «Сними с него шкуру, будет знать, как воровать».       Третий удар вышел немного жёстче, он оставил кровавый след. Кирили вскрикнула. Как ей хотелось сдерживать все крики и стоны, но она не могла физически их подавить. Четвёртый удар просто погладил тело, но от испуга она простонала в голос. Ожидая боль с каждым следующим ударом, она морально приготовилась кричать, считая, что так будет легче. Физическая боль ничто по сравнению с унижением, которое она испытывала: эти «люди» осуждающе смотрели на неё, им сказали, что она вор, и они поверили — кого заботит разбираться в истине?       — Сильнее, — кричали из толпы.       Кирили закрыла глаза. Слёз не было. Пятый удар не заставил себя долго ждать, словно ожог он прошёлся по спине и разрезал кожу. Она резко дёрнулась и лбом уткнулась в крест. Ей хотелось схватить его зубами, чтобы всю боль отдать дереву. Два последующих удара были сильнее предыдущих, так ей показалось, боль просто вгрызалась в плоть, пытаясь пробрать до костей. Следующие два она уже не чувствовала — так горело тело. Глаза налились кровью, виски пульсировали. С одного из запястий тонкой струйкой потекла кровь. Крики сами вылетали при каждом прикосновении языка кнута.       Алис слышал все стоны и выкрики омеги. Он посмотрел на правителя: в практиках они применяли девайсы, и кнут также присутствовал, бета на себе испытал его касание, но одно дело от руки эльфа, которого любишь, другое дело принародно и как наказание возле столба.       — Что вы делаете? Да как вы посмели касаться его! — распихивая толпу и прорываясь к центру, кричал главный лекарь. Алис тут же повернулся и уставился на площадь. «Ну хоть кто-то нашёлся здравомыслящий», — подумал бета.       — Не мешайте, — лекаря грубо остановили, не давая пройти в центр.       — Да как вы смеете ко мне прикасаться! Уберите свои руки! — вырываясь, возмущался он.       Последний удар прошёлся по ягодицам. Кирили бессильно повисла на цепях.       — Немедлено снимите его! — кричал доктор.       —Ну, вот и всё. — Элисар посмотрел на побледневшего Алиса. — Что? Ничего не случилось, он не умер.       Бета развернулся и быстрым шагом направился к выходу.       — Ты куда? — крикнул правитель. Ничего не ответив, Алис вылетел из комнаты.       Два стражника освободили сначала ноги, потом руки. Доктор, сняв с себя плащ, накрыл тело омеги и приказал отнести в лечебное крыло. Как только стражник поднял на руки, не желая того касаясь спины, Кирили простонала от боли.       Впереди шёл лекарь, за ним нёс меня на руках стражник. Войдя в палату, доктор указал на кровать и приказал ему выйти. Опустив меня на постель, стражник склонил голову перед альфой и удалился.       — Позволь мне помочь тебе снять эту рубашку, — уже спокойным голосом попросил лекарь. Я кивнула, мне хотелось сказать «спасибо», но во рту всё пересохло, срывались лишь стоны. Только сейчас холод сковал моё тело, и я осознала, что замёрзла.       Он снял то, что уже нельзя было назвать рубашкой, и попросил лечь вниз лицом. Его не смутило, что я выгляжу как-то иначе, а лично мне после прилюдного наказания было всё равно, что он увидит: скорее всего, он уже видел, когда спас меня от воспаления лёгких. Пусть все узнают, что я женщина. Надоело скрывать. И горжусь, что женщина! Не зря прожила в том мире, где есть и женщины и мужчины.       Доктор быстро вышел и вернулся с лотком для перевязки. Он присел рядом и внимательно рассматривал раны, слегка касаясь моего тела.       — Знаешь, я боялся, что будет намного хуже. — Я простонала. — Ничего, потерпи, нанесу мазь, и за три дня станет легче. Вот, прикуси. — Он дал мне небольшую деревянную палочку. Господи, я испугалась и задрожала. Увидев испуг, он продолжил:       — Не бойся, просто не хочу, чтобы ты перепугал больных. Я промою раны, спать придётся на животе. Справишься? — В ответ кивнула. — Ну, вот и хорошо.       Доктор приступил к своим обязанностям. Мне хотелось кричать, от прикосновения жидкости рана горела. Сильно сжимая зубами деревяшку, я только мычала. Сделав перевязку, он забрал из моего рта брусок, помог подняться и надеть больничный халат. Я попросила воды, он сказал, что сейчас всё принесут.       Лекарь не стал расспрашивать, что я совершила. Не имею представления, знает ли он, мне было всё равно, оправдываться бессмысленно, я уже понесла наказание. Хотя о воровстве, скорее всего, знали все.       Через пять минут он ушёл, и тут же вошёл тот самый эльф, что ухаживал за мной, когда болела. Он принёс стакан воды и протянул мне, спросив:       — Может, ещё что надо? — Я помотала головой, дрожащими руками взяла стакан. — Если что надо — зовите, — сказал и вышел.       Вода оказалась прохладной, вкуснее будто не пила в жизни. По глотку осушила стакан и только поставила его на тумбочку, как в палате появился Алис. Увидев его, машинально опустила глаза: он наверняка был свидетелем моего позора. Он приблизился и присел возле меня на корточки, взял за руки, слегка поглаживал большими пальцами. Я не могла смотреть ему в глаза. Хотела ли обвинить их обоих в том, что произошло? Хотела. Если бы они не забрали меня из дома, то не стояла бы возле позорного столба, тем более, что я ничего не совершала.       — Кирили, я всё знаю, что произошло.       Я подняла на него глаза: — Мне не нужна ваша жалость, оставьте меня в покое. Я уже сказала, что у меня нет альфы. Не нужно меня навещать. — Я резко высвободила свои руки из его. — Уходите.       Алис поднялся. Я не знаю, о чём он думал в эти минуты, не столь важно. Он тяжело вздохнул и, сказав лишь слово «прости», удалился.       От переживаний у меня закружилась голова, захотелось спать, со стоном улеглась на живот и закрыла глаза. Физическая боль обязательно пройдёт, но как я буду смотреть в глаза друзьям?       Порка забрала последние силы, а наложенная мазь принесла облегчение, я не заметила, как уснула. Рядом сидел Олис и гладил меня по голове. Мне, как маленькой девочке, хотелось пожаловаться на боль, будто порезала пальчик и после его поцелуя она обязательно пройдёт. Тёплое дыхание обожгло мою руку, не желая открыла глаза. Возле кровати на корточках сидел Дэмин и держал меня за руку.       — Как ты? — спросил он. Я улыбнулась, что всё хорошо. — Я поговорил с Эльмиром, он сказал, что не всё так страшно. — Названое имя принадлежало доктору. — Как я жалею, что ты не мой омега. Мне иногда кажется, что Эрс несправедлив к нам. Он выбирает, кто с кем должен жить. Знаешь, есть такие пары, для которых совместная жизнь — мука. Вот и я боюсь, что не смогу полюбить своего омегу и превращу его жизнь в Фир, потому что люблю тебя.       От слова «люблю» моё сердце забилось чаще, волнение накрыло с головой: он же признаётся мне в любви! Не мне, господи, а тому мальчику по имени Кир. — Как только тебя увидел, я почувствовал, что ты мой. Знаю, что сразу при рождении у каждого омеги появляется хозяин, и у тебя он есть. Не хочешь рассказать о нём?       — Мне нечего рассказывать. Неужели для тебя так важно?       — Нет, для меня ты важнее. Я не видел наказания, как ты и просил, но всё слышал. Я никогда не подниму на тебя руку.       Я закрыла глаза: — Зачем ты слушал?        — Я хотел быть рядом. Каждый твой стон и крик впитывал в себя. Я осуждаю твоего альфу, он бросил тебя, он не заступился, а должен был.       — Не надо, ты многого не знаешь.       — Что я не знаю? Говори! — он так посмотрел, будто хотел проникнуть в мой мозг.       В это время в палату вошёл доктор.       — Что у нас тут? — строго спросил он и уставился на нас с Дэминэлем. — Как ты тут оказался? — Дэмин ответил, что пришёл поддержать друга. На что доктор заметил: — Поддержал, и довольно, про состояние пациента я уже тебе сказал, что это не смертельно, жить будет. — Доктор настоял, чтобы помощник повара покинул палату. Альфа пообещал зайти позже, ведь наш разговор не окончен. Эльмир помог мне подняться. — На ночь нужно вот это принять. — Он поставил пузырёк с жидкостью на тумбочку.       — Доктор, вы ничего не хотите спросить? — Он вопросительно поднял на меня глаза, я продолжила: — Вы же видите, что я не мужчина. Но вы почему-то молчите.       — Знаешь, дитя, я очень давно живу на Эрине, на всё воля Эрса. Когда я был совсем маленьким, мой прадед рассказал одну легенду, про первых жителей Эрина. Они были похожи на человека. Живя в полной гармонии с огромными животными, они могли читать их мысли и летать по небу, но и это не главное. Он рассказывал, что они отличались от нас физиологией, у них были как мужские, так и женские особи. Тогда я не понимал, как это. Но именно это крепко-накрепко засело в моей голове. Я долго практиковал и жил среди людей, лечил и принимал роды, у меня даже были среди них ученики. Я видел, как женщины в муках производят на свет свой род. Были и такие, кто умирал на моих руках. Поэтому я спокойно отнёсся к твоей внешности, меня лишь немного удивило, что ты эльф. Но, может, наш род вновь перерождается? — Доктор посмотрел и улыбнулся. — Скажи, у тебя была уже течка?       — Нет, — ответила я. — Я даже не знаю, как она проходит. — Он пояснил, что я почувствую дискомфорт от выделяющейся смазки и лёгкий зуд в промежности, в это время лучше сидеть дома. Запах омеги легко распространяется и, к сожалению, дурно влияет на альф. Меня смущало, что до сих пор у меня течки не было. А может, и к лучшему? Будет ли она? Но и месячный цикл отсутствовал. Вот хорошо, что я ни с кем ни-ни… а то подумала бы бог знает что.       — Хорошо, если что-то нужно — позовёшь. Помощник мой всегда тут, — сказав это, доктор вышел.       Ближе к вечеру, после трудового дня меня навестили Лирик и Женэль. Я думала, ребята меня осуждают, они видели, что происходило на площади. А Женэль, оказывается, успел с одним подраться и набить ему морду, хорошо, что стражники растащили в разные стороны. «Иначе прибил бы гада», — рычал Женэль. Дело в том, что прямо над его ухом какой-то эльф крикнул: «Вор», ну, и понеслась душа…       — Так ты ещё и драчун, — немного с упрёком сказала я, но на душе стало так приятно, что за меня хотя бы так заступились. Он мило улыбнулся:       — А как ещё жить среди альф? Братья проходу не давали, на них и тренировался, а родители удивлялись: и в кого я такой уродился?       — Мы знаем, что кто-то подбросил тебе этот нож, — заявил Лирик. — Есть предположение, но доказательств нет.       — Всё тайное становится явным, — ответила. — Мне главное, что вы не отвернулись от меня. Остальное переживу.       Ещё немного посидев и рассказав о делах на кухне, ребята ушли. Я приняла лекарство, что оставил доктор, и легла. Спать на животе не очень удобно, но выхода другого не видела.        Сон не успел окончательно заманить в свои силки, как от холодного прикосновения руки к моему лбу я резко открыла глаза. Показалось, что это рука доктора, но очень знакомый голос успокоил, сказав: «Тише, не делай резких движений». Он сидел рядом на краю кровати. Небесная печать заныла приятной болью. Посетитель спросил, как я себя чувствую. А как я себя должна чувствовать? Говорить лёжа как-то неудобно, я попросила разрешения подняться. Правитель встал и помог мне сесть. Я спросила, видел ли он, что произошло? Видел и не вмешался?!       —Зачем вы пришли? Убедиться, не сдохла ли я?       Элисар, приложил пальцы к моему рту, не давая продолжить.       — Ты слишком маленький ещё, чтобы что-то понять. Я не собираюсь оправдываться перед тобой, ты мой омега и будешь терпеть всё, что я пожелаю.       — Так это ваше желание? Чтобы с меня сняли шкуру?       — Ну не сняли же, — он ухмыльнулся. — Или ты хотел, чтобы это сделал я? По закону это должен был сделать я, почему ты не сказал, кто твой альфа?       — Мой альфа умер. — От этих слов у правителя поднялись брови.       — Ты уверен, малыш? — Он коснулся ладонью моего лица и закрыл глаза, глубоко вздыхая. — За что ты так наказал меня, Эрс?       — Вам лучше уйти, — попросила я. Он открыл глаза, вопросительно посмотрел, не ошиблась ли я с выражением. И тут же меня окатил запах шоколада. Господи, как я хочу его… ну хоть одну чашку.       — Я подумаю, что с тобой делать, — властно отрезал Элисар и поднялся. — Но не забывай, кто твой хозяин. — Он вышел.       — У меня нет хозяина, — но говорить уже было некому.       Минут через пять появился Дэминэль. Я сходу, чуть ли не умоляя, попросила принести чашку шоколада, иначе помру прямо на его глазах. Его это удивило, но он принёс. Сел рядом и спросил, не хочу ли я рассказать об альфе. Я взяла желанный напиток и сделала глоток. Бурая жидкость потекла по венам удовлетворяя мою прихоть. В ту минуту мне не хотелось говорить об Элисаре. Он не существует для меня. Но и без него, увы, не могу.