В солнечной лодке

      Растрёпанный юный квартет всё продолжал бренчать, испытывая терпение окружающих. За высокими стрельчатыми окнами таверны потемнело. Стерх припомнил анатомию здешнего мира: «Солнечная лодка покинула Дуат и освещает теперь мир живых. Мгла. Местным ночным тварям есть где разгуляться».       Семирах отвлёкся от жаркого, покосился на матовую черноту за окнами, поёжился и забормотал сказы-обереги от демонов земли, воды и воздуха, время от времени касаясь большими пальцами перстней на мизинцах. Стерх осмотрел свою тарелку — гранатовые зёрна лежали аккуратно, один к одному. Рядом с ними степенно покоился стейк с кровью, чуть в стороне алели тонкие росчерки соуса. Стерх усмехнулся: «Мне предлагают насладиться ужином — красной пищей новопреставленных — и принять свою участь. Смириться. Мне. Хм, забавно».       Чернота за окнами печально вздохнула. Юные музыканты тут же прекратили бренчать и разбрелись в разные стороны. Вместо них зазвучала одинокая сильная арфа — её струны нежно, мягко заговорили, запели, сладко замурлыкали, и Стерх с шипением вскочил из-за стола — мелодия была ему очень давно и очень хорошо знакома: «Сехмет? Я здесь по твоей воле? Ответь!»       Арфа умолкла на полуслове. Чернота за окнами вновь печально вздохнула. Стерх ринулся к выходу, толкнул окованные серебром двери, выбежал — будто нырнул — в беспросветную прохладную мглу и замер, прислушиваясь.       Река шуршала и булькала. Небо казалось полосатым от звёздных россыпей. Травяное поле полнилось суетливыми шорохами и невнятными злыми шепотками.       За спиной тихо скрипнули дверные петли, на чёрную землю лёг жёлтый прямоугольник света. Выбежавший следом за гостем Семирах в изнеможении прислонился к дверному косяку, протянул Стерху очередной розовый конверт и залепетал:       — Дос… досточтимый, не извольте прогневаться, думаю, женщина, которая держит лавку у Белых ворот города, может что-нибудь знать о брате. Мы с ним как-то разжились десятком порций санга, весьма недурственного, знаете ли, и… я помню, что нужно отдать это письмо лавочнице, чтобы… ох, уже запамятовал. Прошу прощения, ничего не помню. Не извольте прогневаться.       — Не изволю, — буркнул Стерх, переломил сургуч, вскрыл конверт, достал из него узкое белое перо и задумчиво его рассмотрел: «Журавлиное. С крыла».       Купец же едва слышно прошептал:       — Такая темень… душа в пятки. Я подожду вас здесь, хорошо?       Стерх кивнул, сунул перо за пазуху и на прощание внимательно посмотрел Семираху в глаза. Тот озадаченно нахмурился, зашарил руками по груди, нащупал прореху, колотую рану под ней, в изумлении приподнял брови, вскрикнул, тяжело задышал… травяное поле глумливо, не по-человечьи захихикало — ночные духи-шакалы стайками бродили по округе.       Стерх снял со стены один из факелов и, не обращая внимания на сдавленные рыдания купца за спиной, направился к городу.       Извилистая тропка то и дело терялась в густой траве. Вертлявые остроухие духи подобрались ближе, сжали кольцо, зафыркали, угрожающе зашипели, требуя почтительного к себе обращения, но Стерх только ухмыльнулся в ответ. Факел в его руке вспыхнул ярче, рыжие искры озорно разлетелись по ветру. Мгла утробно, по-львиному, зарокотала. Шакалы испуганно притихли и в мгновение ретировались. Линия горизонта пропала, созвездия погасли одно за другим. Стерх ускорил шаг. Он шёл вперёд, уже не разбирая дороги, осязая всё вокруг скорее нутром, чем кожей. Время остановилось, взвилось весёлым волчком, но утомилось и замедлилось — справа лениво зашелестела река.       Факел осветил закованную в камень набережную, сизые от лишайников опоры моста, приоткрытые массивные ворота, высокие крепостные стены без единого живого фонаря… Стерх нахмурился: «И где все жители? Забытые боги, призраки, демоны… стражи, в конце концов?» — Нефтис, город мёртвых, будто и сам навечно омертвел.       Деревянный настил моста почти не скрипел. От реки тянуло сырой прохладой. Где-то за спиной вновь игриво тренькнула арфа, но Стерх не стал оборачиваться. Он зашёл в город, закрепил потрескивающий факел в держателе на стене и осмотрелся — небо над Нефтисом посветлело, но золотым или пурпурным не сделалось — рассвет был серым, пепельным.       Едва Стерх сделал шаг вперёд, как улица и соседние с ней переулки взволнованно дрогнули — ускользающая вслед за рассветом мгла оставила после себя множество теней и духов. Некоторые из них были совершенно неотличимы от живых людей, но многие напоминали скорее обросшие всё тем же лишайником статуи, а то и вовсе обрывки линялых стягов и пожелтевших простыней. Стерх уточнил диагноз: «Город не омертвел, но тяжко болен. Все эти люди давно закончили земной путь, но до сих пор не получили Суда над собой и упокоения».       Духи подобрались ближе к гостю. Из первых рядов вышел сухой, как былинка, нищий, протянул Стерху маленький неопрятный свёрток с собственным нищенским сердцем и торопливо забормотал:       — Я не делал плохого. Я не был жесток с ближним. Я не подменял Правду Неправдою. Водам текущим я не преграждал пути и не потушил огня, что гореть был должен. Я…       — Хватит, — поморщился Стерх. — Мне не нужна твоя исповедь отрицания. Я не Судья и не могу оценить тяжести твоих земных деяний.       Духи зароптали. Нищий уложил сердце обратно в грудину, как за пазуху, и посетовал:       — Мы всё ждём и ждём, ждём и ждём. Каждый день приходят новые души, но Судья у Белых ворот выгоняет нас. У неё есть Весы, она может взвесить наши сердца, только Суд не вершится.       — Не вершится, — робко подтвердили духи.       Стерх нахмурился: «Нехорошо», — и решительно зашагал вдоль крепостной стены. Нищий посеменил следом, а за ним и все остальные духи, ровным шелестящим клином.       Над городом взошло белое солнце. Узкие проулки, нагромождения невысоких домов и заросшая блёклой травой мостовая казались теперь ещё более унылыми. Впереди показались закрытые наглухо боковые ворота в обрамлении из тонких белых башен, пыльные шатры рядом с ними и неожиданно яркие вывески — Стерх вышел на небольшую торговую площадь, огляделся и…       — Чтоб вас всех раскорячило! — взвизгнула ближайшая овощная лавка.       Её резные ставни с грохотом распахнулись, и под ноги Стерху упала корзина с заплесневелой склизкой морковью.       — Вон отсюда! — рядом с морковью приземлился вялый помидор, а затем маленькая гнилая луковица. — Вон!       Резные ставни с грохотом захлопнулись. Духи захныкали и тоненько запричитали: «Мы ждём, ждём… и не верши-и-ится». Стерх шикнул на них, обошёл размазанный по мостовой овощной натюрморт и позвал хозяйку лавки по имени:       — Богиня Маат? Покажитесь, госпожа Правосудие, сделайте милость. Работы много, негоже отлынивать.       Низкая боковая дверца приоткрылась. Из лавки высунулась хмурая остроносая торговка в сером платье с передником, оглядела гостей и вновь заголосила:       — Тысячу раз объясняла, чего непонятного?! Сердце должно быть не тяжелее пёрышка, тогда — упокоение и белые одёжки, иначе — пепел, смрад, утроба монстра! Весы-то вот они — на прилавке, а перо… его нет! Истончилось, рассыпалось, исчезло, потому что душ стало приходить слишком много! Понаехали тут, выползли, гляньте! Загробное царство превратилось в проходной двор! Катитесь в пасть Амат*! В пасть! Да чтоб вас всех раскоряч…       Стерх достал розовый конверт, вынул из его плотного нутра белое перо. Всё и все вокруг замерли, будто остановилось само время. Умолкшая Маат откинула на спину русую косу и внимательно пригляделась к пёрышку, духи уставились на него с надеждой и страхом — подойдёт ли? А если подойдёт, то каким будет Приговор последнего в их нежизни Суда?       Стерх протянул перо Маат, та с нетерпением приняла его и ринулась обратно в лавку. Стерх зашёл следом.       Ставни опять с грохотом распахнулись.       Духи выстроились вдоль улицы дисциплинированной очередью, серебряные весы на прилавке тихо звякнули, пёрышко легло на одну округлую чашу, маленькое неопрятное сердце — на другую… и нищий упорхнул стайкой невесомых белых мотыльков.       Маат удовлетворённо кивнула, поманила пальцем следующего духа и между делом покосилась на Стерха, спрашивая:       — А где же твоё сердце, нечеловек? Могу принять без очереди, раз уж… или ты не за этим?       Стерх покачал головой, отвечая:       — Я ищу ценный караван и одного чрезвычайно ушлого и беспринципного торговца.       Маат фыркнула, проницательно прищурившись на собеседника:       — Семирах всё никак не угомонится? Опять ищет своего непутёвого родственника? — в чашу весов легло увитое золотыми лентами сердце и в одном мгновение обратилось пеплом.       — Ищет, — вздохнул Стерх, наблюдая за дальнейшими метаморфозами сердец и духов. — Укажешь путь?       — Я — Судья, а не Проводник, — поморщилась Маат, — но, так и быть, выдам тебе карту, нечеловек. Возьми у входа, на полке. Кстати, передай Семираху, чтобы допил воду в чаше забвения и прекратил трепыхаться, иначе прислужки из таверны вольют ему ту водичку силой. Ступай!       Стерх вышел из лавки, развернул тонкий свиток и внимательно пригляделся к карте, выбирая ориентиры — леса, болота, горы загробного Дуата мало отличались от таких же лесов, болот и гор в мире живых.       — Эй, нечеловек! — окликнула напоследок Маат. — Брат Семираха был бессердечной сволочью, таким здесь, в Нефтисе, делать нечего. Поищи в лесной чащобе — она полна чернильных душ. Только будь осторожен — сам не испачкайся!       Стерх махнул ей рукой, сунул за пазуху свиток с картой и направился к выходу.       Серая дымка над городом рассеялась. Яркое жёлтое солнце тепло касалось затылка и плеч. Серая трава сменилась пушистыми ростками мать-и-мачехи. Оставленный в креплении факел радостно вспыхнул. Стерх снял его со стены, вгляделся в рыжее пламя и спросил ещё раз:       — Сехмет? Это всё твои нежные шалости, богиня-львица?       Пламя на мгновение задумалось, затем снова весело загудело, а в ушах у Стерха раздался низкий щекочущий шёпот:       — Я скучала по тебе, Жрец. Ты не рад мне?       — Безмерно, — со вздохом ответил Стерх. — Чудесный подарок на тысячелетие, богиня. Благодарю.       — Не язви, — лениво отозвался факел, — а то поссоримся. Здесь, в Нефтисе, ты всё сделал верно. Теперь тебя ждёт лесная чаща.       — Мой саквояж… — начал было Стерх, но Сехмет перебила:       — Пустое. Больше он тебе не понадобится, — и упругой горячей волной толкнула в спину. — Иди. Работы много, него-о-оже отлынивать.       Деревянный настил моста почти не скрипел. Высокие ворота с шорохом закрылись за спиной у Стерха. Чащоба «Сердце» вздымалась на горизонте пышными багровыми шапками — в лесу Дуата царила вечная осень…