***
Пир по случаю возвращения царя с князьями был знатный. В зале шум стоял такой, что больше на крики зверя раненого походил. И рад был бы Фёдор веселиться, с Хомяком и Вяземским царя и бояр танцами тешить, но внутренности будто ледяной рукой сворачивало. Предчувствие недоброе обуревало, и даже постоянно предлагаемый Грязным бокал с вином не радовал. — Глаз с тебя не сводит, — раздался над ухом веселый голос Василия, и Фёдор поневоле кинул взгляд за стол царёв, за которым сидел подле государя князь Василий Сицкий и незнакомая доселе Басманову девица. — Я даже не уверен, что она сегодня ела. Разве что тебя взглядом пожирает. Девица опустила взгляд, а круглые щеки налились краской. Фёдор снова уткнулся в тарелку. — Красивая, — едва слышно бросил Фёдор, а Грязной лишь кивнул. — Только я краше. Васька залился хохотом, почти скатываясь со скамьи, а после схватил Басманова за руку и рывком поднял, к царю на поклон направляясь. — Государь! — Грязной, перекрикивая музыку, низко поклонился. Фёдор сделал то же самое, но куда грациознее. Знает, что царю любы его извороты. — Позвольте поздравить с возвращением домой. Ждали вас всем двором. Особенно рынды! Фёдор тяжело вздохнул, давая себе указание не забыть отлупить алкоголика блаженного за слишком длинный язык. — Молились, государе, — подтвердил Фёдор, растягивая губы в широкой улыбке, — денно и нощно о вашем скором возвращении. Сердца истосковались! Иван Васильевич ответил на взгляд глаза в глаза и не сдержал улыбку. Покачал едва головой и сделал глоток медовухи. А Фёдор отвел глаза от государя и упер голубые глаза в девицу подле князя Сицкого. — Вечер добрый. Девушка расплылась в самой широкой улыбке, на которую были способны её уста, и протянула ладонь. Фёдор поцеловал. Задержал губы на руке, поднял голубые глаза и снова встретился с ней взглядом. — Потанцуем? Фёдор знал, что она не пойдёт. За его спиной плясали князья и бояре, и стольники, и это не могло не напугать юную девицу. Тем более, что не так далеко от стола жён находилось её место, и она могла видеть, как те лишний раз боятся руку протянуть, не то, что встать — пьяные бояре пришибут в безумном хороводе. Фёдор знал, что она откажет. Ему просто захотелось показать, что не такой он чудесный, как она думает о нем, рассматривая красивое лицо. Просто так. Ему очень хотелось не быть хорошим. — Я не… — она снова бросила взгляд за спину Басманова, — Я не думаю, что заинтересована в плясках. — Не интересно? — большие лисьи глаза Фёдора сузились. — Не интересно, — девица забрала руку и поправила подол дорогого платья. Фёдор выпрямился, а после выкинул вперед руку с поднятой к небу ладонью. — В керлинг играть неинтересно, княжна. А танцевать интересно. На лице девушки отразилось изумление, она думала. Негоже княжне не знать чего-то, глупой казаться, но она так и не смогла вспомнить, что значит это, судя по звучанию, слово иноземное. — Керлинг? — негромко спросила она. — Что это? — Понятия не имею, только что придумал слово, — Фёдор пожал плечами и взмахнул рукой, снова приглашая девицу выйти. — Пытался заинтересовать княжну. Она встала, аккуратно поправила вполне расправленное платье и вложила узкую ладонь в руку Басманова. — Что же, — крепко сжала руку Фёдора, — попляшем значит. Фёдору показались, что девица пыталась вырвать его руку из плоти, так сильно она потащила его к центру Приёмной палаты и тут же пустилась в пляс. Рында опешил. Когда он звал даму на танец, он и не рассчитывал на согласие. И мог ли он подумать, что столь хрупкая и утончённая дева будет так приплясывать, локтями расталкивая князей и бояр, когда те подходили слишком близко. Наконец ледяной кулак отпустил его внутренности, и Фёдор смог расслабиться. Ему действительно стало весело. Княжна плясала пуще крестьянских девок, но всё ещё была столь грациозна, что он бы не позволил себе уступить ей. Тем более, что князь смотрит. — Как зовут тебя, красавица? — стараясь перекричать музыку крикнул Фёдор, резко притягивая к себе княжну. — Варвара Сицкая! — звонко отозвалась девушка, тут же отталкиваясь ладошками от крепкой груди Басманова и закружилась вокруг Салтыкова.***
По телу разлилась приятная усталость. С отъезда государя Фёдор так не развлекался. Быть может, дело в княжне Сицкой, которая оказалась столь же умна и интересна, как и красива. Строптивая девица даже взяла свою тарелку и пересела за стол к Басманову, чтобы поговорить с Фёдором. Стук в дверь заставил Басманова недовольно простонать и сползти в кровати. Дверь бесшумно отворилась, а за ней показался Иван Васильевич, облачённый лишь в рубаху, колюты и накинутый сверху плащ. — Государь? — Фёдор вскинул брови. Удивиться было чему. Обычно Басманов навещал покои царя — по зову или собственной инициативе, — но приход государя в фёдорову опочивальню был крайне редким явлением. — Фёдор? — в тон ему ответил Иван, слегка ухмыляясь. — С каких пор вам требуется дозволение, чтобы войти в комнату? — Не хотел застать тебя с княжной Сицкой. Фёдор непонимающе нахмурился, а после его лицо прояснилось. Грозный уже зашел в покои, внимательно рассматривая стены и пол, будто ища что-то. — Иван, да как ты…? — Я скучал, — Иван Васильевич перебил возмущенное начало тирады Басманова, всё ещё стоя к нему спиной — лишь едва повернул в бок голову. Фёдору показалось, что земля норовит уйти у него из-под ног. Он и не мечтал услышать такое важное слово от Ивана. Это похоже на морок, наваждение. Самый сладкий сон. — Иван… — Басманов, не в силах сдержать улыбку, положил ладони на цареву спину и уткнулся в неё лбом. — Я тоже. Очень. Грозный медленно повернулся. Басманов смотрел на него снизу вверх. Но он ведь ещё вырастет — ему и семнадцати ещё не исполнилось. И только краше станет. К двадцати возмужает. Бабское личико приобретет чёткие черты, краса станет явнее. Тело окрепнет, плечи расправятся. Не будет больше на девку походить. Будет ли он и тогда нравиться царю? Или люб он сердцу лишь пока может девкой притворяться? Шершавой ладонью Иван провел по гладкой, ещё не тронутой щетиной, щеке Фёдора, а тот прикрыл глаза и едва слышно мурлыкнул. Не врал, говоря, что истосковалось сердце. Только о теле умолчал. — Сицкая… — Сдалась тебе эта Сицкая, Иван! — перебил царя Фёдор. Ему нравились его привилегии, пусть и доступны были они лишь когда они в наедине. — Мы столько не виделись, государе, а ты все про княжну молвишь! Иван провел подушечками пальцев по виску Фёдора, запустил руку в его волосы. На секунду юноше сдалось, что сейчас будет больно. — Тебе больше по душе Басманова? — хрипло прошептал Иван, опуская руку на шею юноши. Фёдор закатил глаза, положил ладони поверх рубахи царя. Сквозь тонкую ткань он мог чувствовать жар тела, напряженные мышцы груди и бешеный стук сердца. Басманов лишь надеялся, что царь соскучился, и от того так сильно бьётся в груди птицей, а не от крепкой медовухи, что выпил на пиру. — Да, если хочешь, можем поговорить обо мне, — улыбнулся юноша, проводя ладонями вверх по груди царя. Руки замерли на плечах, когда он, наконец, понял, что сказал государь. — Басманова? Женщина? Женщина-Басманова? Иван хрипло рассмеялся и кивнул, но Фёдор чувствовал, что он напряжен. Очень напряжён. — Я не понимаю. — Вы неплохо с ней сошлись, — Иван заправил прядь чёрных фёдоровых волос за ухо и убрал от него руки. — Я думал, будет сложнее. У неё такой же скаредный характер, как и у тебя. Я сначала думал, что стоит подобрать кого-нибудь попроще, покладистее. Но тебе вряд ли будет интересно с такой женой. Фёдор хрипло рассмеялся, упирая руки в бока. Было действительно весело, но ноги почему-то подкосились и он, не сдержавшись, сел на стол. — Ты шутишь? Это шутка? — по лицу царя видел, что тот не шутит, но надеялся, что просто игра. — Ты себя слышишь? Какая жена? Какая Сицкая? Иван! — Она племянница царицы Анастасии, покойной жены моей. — Я знаю, кто такая Анастасия! — истерично выкрикнул Фёдор, чуть подаваясь вперёд и хмуря брови. — Но я не пойду жениться. Мне даже семнадцати не исполнилось. Какая женитьба? Хотелось кричать, колотить тарелки, колотить Ивана. Что за глупости он говорит? Неужели они плохо жили? Фёдор был согласен делить Ивана с Марией Темрюковной — Грозный всё-таки царь — но не готов был делить себя меж Иваном и кем-то ещё. Его сердце, тело — весь он — принадлежал государю, и его полностью устраивало его положение. — Речь и не идет о скорой свадьбе, мальчик мой, — Иван подошел ближе к Басманову, но тот ловко перескочил через стол и стал по другую от царя сторону, не желая близости. — Фёдор, — устало произнёс царь, — подождём годик-другой. В восемнадцать-девятнадцать кравчим тебя пожалую. Там и свататься к княжне можно. Ты приглянулся ей. И князю Сицкому тоже. Вхож станешь во двор княжий. — К чёрту княжий двор! — выкрикнул Фёдор. — К чёрту Сицкого! Женимся мы, а потом Василий Андреевич за внуками придет, и мой батюшка тоже. И что же ты предлагаешь? С ней…? С ней! — Я не спрашиваю мнения твоего, Фёдор. Я говорю, что произойдёт в скором будущем. У тебя будет время подготовиться. Басманов сдавленно крякнул и опустился на широкую кровать, покрытую медвежьей шкурой. Определённо не шутка. Царь действительно хочет его женить. Чтобы он стал настоящим мужем. Со своей избой, женой и детьми. Иван медленно подошел к сидящему Фёдору, на чьём лице отражалось отчаяние, и взял его за подбородок, заставляя смотреть на себя. — Ты всё ещё мой, Федора, — серьезно проговорил царь, а когда Басманов дернулся, не желая прикосновений, — сильнее сжал его челюсть. — И это не изменится, когда ты женишься. Ты мой мальчик. Фёдор скривился, но это ни на секунду не испортило красивого лица. Плечи вздрогнули, ссутулились, и он уткнулся лбом в живот царский, подавляя злые слёзы бессилия. В конце концов, он просто ребёнок. Для него это слишком. Дворцовские интриги, надежды отца, нездоровая и греховная любовь к царю, сопровождающаяся постоянным страхом оказаться недостаточно угодным ему. А теперь ещё и скорый брак. Ему нет и семнадцати. Он лишь ребёнок.