образ - мечта - молчание

Молодой паренёк застыл в искреннем недоумении, боясь переспросить в третий раз. Рот слегка приоткрылся в немом вопросе, а глаза искали поддержки или объяснения такой реакции человека за прилавком. - Пирожные… - одними губами произносит парень. – На заказ… Сказали, что вы делаете… Чанёль понимает значение словосочетания «холодный пот» всем своим дрожащим телом. Его мысли, как в старом добром тетрисе, складываются в полнейшем хаосе, заполняя неправильными фигурами черепную коробку. - Да, мы делаем на заказ, - Чанёль слышит краем сознания голос Кёнсу со стороны. – Возьмите, вот каталог. - Спасибо, - парень с именным бейджиком «Бекхён» на белоснежной старательно отглаженной рубашке наконец-таки справляется со своим неловким румянцем. – Через какое время примерно всё будет готово? - Смотря, что вы выберете и в каком количестве, - Кёнсу старается по возможности загородить собой прилавок и два метра Пак Чанёля своими полтора плюс несколько сантиметров. – Будет сделано в лучшем виде. Бекхён что-то невнятно мычит, всеми мыслимыми и немыслимыми способами самоконтроля пытаясь сфокусировать своё внимание на ламинированных страницах каталога со сладостями и никак иначе не на высоком рыжем парне, всё ещё не сказавшем ни слова. Кстати, тот самый высокий рыжий парень совсем не молчал, скорее молча кричал, невидимые вены незаметно выступали на шее под тяжелыми децибелами вопля. Чанёль до сих пор путался в себе. Почему-то именно в этот момент невесомое присутствие Криса за спиной чувствовалось как никогда. Места, к которым он прикасался этой ночью, горели и плавились, хотелось содрать с них кожу, выжечь огнём или разъесть тяжёлым химикатом. А вообще, лучше вырвать с корнем кусок мозга с въевшейся надписью «Ву Ифань», чтобы наверняка, чтобы не вспомнить, что минуту назад хотел сделать этого человека счастливым, даже за счёт себя. Но не такой ценой. Нет, это невозможно. Это далеко за порогом реально переносимой боли. Так ведь и умереть совсем можно. Исчезнуть. - Извините, с вами всё в порядке? – со страдальческим свистом поражения слетает с губ Бекхёна прежде, чем он успевает понять, что произошло. – Вам плохо? Чанёлю не плохо, потому что его не существует. Потому что настолько больно не бывает, а значит, и Пак Чанёля, как такового, не может быть. Всё просто. - Он просто не выспался, - Кёнсу маскирует своё раздражение неуместными смешками. – Извините… Вы выбрали? Бекхён минуту не может сфокусировать взгляд из-за посторонних мыслей, он вертит в руках меню и больше ничего. - Знаете, что-нибудь клубничное и очень-очень сладкое, думаю, подойдёт, - он неловко дергает пальцами странички, цепляясь взглядом за различные наименования. – Вот эти кремовые корзинки. Четыре штуки, пожалуйста. - Можете приходить за ними к обеду, - Кёнсу со стальным звоном натягивает улыбку. – Вам подходит? - Да… Думаю, да. Спасибо. Бекхён ещё с минуту топчется на месте, беспокоя пыль и грязь на паркете под ногами подошвой своих весенних ботинок. Чанёлю кажется, что он слышит слова и целые фразы, которые должны прозвучать через секунды мелодией голоса парня, но Бекхён почему-то молчит и делает это достаточно громко и заметно. Он лишь шумно сглатывает и, развернувшись на пятках, вылетает из кондитерской. - И что это, мать твою, было? – рычит Кёнсу, перетягивая Чанёля за ворот его свитера через столешницу. – Что за пародийное выступление из немых черно-белых фильмов? Паку кажется, что ему только что вскрыли грудную клетку кухонным ножом без анестезии, как минимум. Он даже чувствует, как раздвигают его рёбра, залазят грязными руками глубже, царапая ногтями стенки органов и разрывая капилляры, как из него фонтаном брызгает алой жижей кровь. Он не понимает, течёт ли по его щекам, выжигая невидимые дорожки шрамов, слёзы или кровь. И то и другое солёное, невыносимо солёное. - Эй, Чанёль… - Кёнсу переваливается через прилавок вслед за Паком, когда тот падает на пол под тяжестью боли. – Боже мой… Чанёль, что происходит? Чанёль совершенно не знает, что творится вокруг. Он заколочен в деревянном ящике со всех четырёх сторон, под тонной земли, он слышит лишь копошение червей в почве. - Чанёль, чёртов Пак Чанёль! Скажи хоть одно слово, чтобы я знал, что ты сейчас не своими мозгами плачешь, - дрожащим то ли от злобы, то ли от волнения голосом шипит Кёнсу. – Я же не побью тебя за правду, ты ведь огромный такой, так что рассказывай, ну же, станет легче. - Правда? – с тяжёлым выдохом мямлит Пак, чистейшим доверием цепляясь за рубашку кондитера. – Легче? Насколько? Кёнсу мгновенно жалеет о том, что сказал, чуя своим тонким обонянием запах пепла. Того самого, который остался от сердца Чанёля, после короткого замыкания под названием Бён Бекхён. А ещё Кёнсу почему-то вспоминает Криса и решает упростить уравнение до двух переменных, каких бы сложных формул это не требовало. Бекхён уже достаточно долгое время для подозрения прохожих мнётся у входа в кондитерскую. Он то и дело одёргивает руку от двери, как будто у неё существует электрическое поле, проходящее от кончиков пальцев по всему телу. Он уже тысяча сто восемьдесят два раза пожалел, что вообще сюда зашёл утром. Но никто же не виноват в том, что Бекхён безумно любит сладкое, а это единственная кондитерская на весь квартал, куда он, собственно, недавно переехал. Бекхён как будто со стороны наблюдает за тем, как крутится в его ладони дверная ручка и каким отвратительно неуверенным шагом он проталкивается внутрь. - Я утром… заходил… - говорит он кассовому аппарату, боясь поднять глаза вверх. Тут же почти у самого носа блестит пластиковая коробка с четырьмя клубничными корзинками, с первого взгляда вызывающими сладкий привкус на кончике языка. - Я помню, - хриплый, но мягкий и почти медовый бас. – Извините, что напугал вас утром. Когда я не высыпаюсь, веду себя пугающе, не правда ли? Красные из-за паутины капилляров глаза, грустная улыбка уголками губ и выцветший взгляд. - В следующий раз спите, как следует, - почти беззвучно для остального мира, но кричаще громко для Чанёля шепчет Бекхён. – Выглядите уставшим… … от жизни. Бекхён расплачивается, шурша купюрами и ознобом мыслей. Он роняет случайное «до свидания», оставляя за стенами кондитерской заключённого Пак Чанёля. - И что будешь делать с этим «до свидания», а? – возникает из-за дверей кухни Кёнсу, запуская пальцы в копну алых выкрашенных волос. Чанёль опускает голову, облокачиваясь на столешницу прилавка. Он молчит пару секунд, кусая губы. - Разве что-нибудь изменилось? – сквозь холодную тишину помещения выводит словами Пак. – У меня есть Крис. - О, понятно, - кивает головой Кёнсу, ухмыляясь. – Раз ты так решил, - он замолкает, подбирая нужные слова, - кусок идиота-мазохиста, то вперёд. Только не воняй в мою сторону формалиновым благородием. До конца дня Чанёль занимает себя прослушиванием отвратительно громкой музыки, свирепо доносящейся из кухни. Он думает о сложном механизме чувств, о шестеренках эмоций. Почему он не может подарить взаимность Крису, который любит его сверх всякого благоразумия? Почему он не может довериться единственному другу Кёнсу, который думает о нём больше, чем нужно, который чувствует и заботится вопреки сложностям жизненной схемы Чанёля? Всё это так сложно и так легко одновременно. Всё это чёрно-белая полароидная фотография. Всё это Бён Бекхён. - Как прошёл день? – невнимательно кидает Крис, когда слышит звук открывающейся входной двери. – Чанёль, это же ты? - Ждёшь кого-нибудь ещё? - Нет, только тебя. Крис видит перед собой искалеченного ранами страданий Чанёля, и это настолько ясно и явно, что хочется исчезнуть. Всё, что угодно, только не замечать очевидного. Ифань чувствует, что теряет прежнюю иллюзию счастья. Всё внутри скукоживается спазмами и вспышками колко-режущего предчувствия беды. За секунду он понимает, что продолжаться так больше не может, что он сейчас встанет и уйдёт, перестанет душить своим тотальным эгоизмом Чанёля. Надежды больше нет, ведь так? - Всё будет хорошо, - отвечает на тишину Ёль, отчаянно кидаясь в объятия, пытаясь заполнить их односторонней теплотой своего сердца. Крис мгновенно забывает важные решения, звенящие в голове минуту назад. Чанёль любит его, конечно же, любит. Должна же хоть чем-нибудь оправдываться эта дикая боль.