На задворках зарождения мира

      Кавахиро, словно кукушка, постоянно напоминает Тсунаеши о том, что та не должна вмешиваться.       «Это не твое дело», — напоминает он снова и снова.       «Разве кто-то из них скажет тебе спасибо за то, что ты спасаешь их окаменевшие тела?», — спрашивает он, неодобрительно хмурясь. Тсуне хочется сломать его нос со всего размаха кулаком, но она в итоге даже не может посмотреть на него.       Шаман как никогда раньше кажется слишком чужим и незнакомым.       Он говорит ей, что ее удел просто хранить покой Три-ни-сетт, таща на себе в одиночку непосильную ношу Проклятия.       Тик-так, тик-так.       Ку-ку, ку-ку.       Тсунаеши кажется, что время стремительно утекает из ее рук, словно песок, который она не может удержать, как бы ни старалась.       Это глупо, ведь она — Шаман, поэтому практически полностью бессмертна, но тем не менее….       Какое-то стылое отчаяние витает в воздухе, от которого у нее кружится голова, а к горлу подкатывает тошнота.       Шахматноголовый только и знает, что попрекать.       Натс поддерживает ее, как может, но его усилий не хватает, как бы он ни старался.       Но Тсуна продолжает жить и идти вперед, старательно вскинув голову и распрямив плечи.       Это ведь ее прямая обязанность.       Колыбельная Три-ни-сетт звучит в ушах, словно стараясь убаюкать и поддержать, только у нее не получается совершенно.       Тсунаеши иногда кажется, что ее сейчас просто раздавит бесконечный небосвод, потому что она не сможет сделать даже шага вперед, но она снова и снова поднимается и продолжает идти.       В конце-то концов, это ведь и правда ее прямая обязанность.       Но от этой обязанности нестерпимо больно и горько.       Но она продолжает ее нести.       Потому что иного выбора у нее просто нет.