Одно прошлое на троих

Что делать, если жизнь висит не на волоске, а на соплях, которые смешались со слезами? Очевидно, нужно просто смириться. Отпустить всё и утонуть в своих кошмарах. Дни тянулись медленно, счёт им пропал где-то в среду. — — А какой день среда? — спросила Миерей. Никто не ответил. Лишь грозный мужик посмотрел и плюнул куда-то позади девушки. Запах пота и крови перебивали аромат сладких духов. Всё-таки Чуя плохо договорился. Может и не договаривался вовсе. Пытки начались на следующий день. От оскорблений они переходили в пощёчины, в пошлые намёки, царапины ножом. Вскоре наступили сильные удары в живот, пинки по ногам. Сил не было. Хотя сначала она пыталась дать отпор, даже использовала способности. Но она не обученный наёмник или солдат мафии. Нет. Она обычная девушка, которая только и может, что плакать и надеяться на других. Пелена слёз снова застрелила глаза. Надоедливые слезы. Они вечно щипают глаза. А потом ещё и вытекают мерзкие сопли. Живот снова требовательно зашумел, прося хоть кусочек хлеба. Но есть то, что дают, Ёмико не собиралась. Не могла. Её тошнило то ли от запаха соседних камер, то ли от собственной вони. Горячий душ ей бы не помешал. Но вместо него, её обливали холодной водой из-под шланга. Промокшая насквозь, девушка оставалась сидеть в луже воды, умоляя о жалости. Благо через камеру проходило отопление, вернее одна труба. Она не была холодной, скорее тёплой, нежели горячей. После такого «душа» добрый старичок, который кормил заключённых, приносил ей горячий чай, чтобы девушка хоть как-то согрелась. Он вечно твердил, что если Чуя-сан узнает, то накажет обидчиков. Но ни Мори, ни Чуи она не видела. Лишь Акутагава однажды зашёл к ней в камеру. Безэмоциональное лицо — это всё, что у него было. — Пришёл посмеяться? Смейся! Я хорошо живу. Тут у меня кровать, а тут я ем, здесь душ, а тут меня наказывают, — Ёмико с улыбкой рассказывал о жизни в плену, — а знаешь, за что наказывают? Нет. Не знаешь. Потому что ты уже пляшешь под их дудку. Но я не ты. Миерей подошла к Акутагаве. Она села рядом, ближе к его ногам и навалила голову на его колени. — Знаешь, за что меня наказывают? — повторила она, — за то что я, не хочу быть такими, как вы. Жизни людей может отобрать только смерть, а вы лишь её жалкие подражатели. Никто! Мафия развалится, и всё, что у вас останется, так это кровь людей, что вы убили. Тогда-то вы поймёте, какую ошибку совершили. Акутагава вышел из камеры, ничего не сказав. После этого он не приходил. Хотя, Ёмико этого не знала. Ей было плевать. Возможно, он или Чуя, или Мори проходили возле её «комнаты», но ей точно было всё равно. Дазай вновь пришёл к Мори. Последний ни за что не хотел отдавать Ёмико Дазаю. Словно словил огромный куш, и делить его с кем-то не хочет. Но даже сердце скряги может дать трещину. Девушка около месяца подверглась пыткам, но не сломилась. Наоборот, ещё сильнее стала презирать мафию. Он не смог сломить её волю. В какой-то степени Мори стало совестно за содеянное. Босс готов был отпустить Миерей из камеры, но после её слов о крушении Портовой Мафии, он передумал. Как такая мелкая дура могла сказать нечто подобное про великую мафию? В голове не укладывается, не так ли? Так. На самом же деле ему было всё равно на её слова. Пусть говорит, что хочет. Но он боялся лишь того, что это может стать правдой через много лет, когда он станет таким же стариком, как и прошлый босс. Боялся, что его также задушат подушкой. И пусть сейчас он важная шишка, но что будет потом неясно. Девчонка, возможно, где-то была права. Либо это лишь совесть Мори сыграла с ним злую шутку. — Отпусти её, — грозно сказал Дазай, — она ни в чём не виновата. — Ёмико Миерей пыталась взорвать склад Портовой Мафии. Не помнишь? Должен знать, это было всего месяц назад. Мои люди доложили мне об этом. Я не могу оставить это просто так. — Она лишь спасла ваши шкуры, — Дазай говорил спокойно, — не ломай ей жизнь, как когда-то сломал её мне. Сердце Мори сжалось. Он не ломал ему жизнь. Не мешал ему жить. Дазай всегда поступал как хотел. А сейчас он что-то предъявляет самому боссу мафии. Немыслимо! — Не встревай в мои планы, Дазай Осаму. Разве эта девчонка нужна вам? Она даже не из агентства, так в чём проблема? Может у тебя есть к ней чувства? Или что? Что тебя гложет, Дазай? — Мори сдерживал себя. Как же ему хотелось стереть с лица наглую улыбку этого мальчишки. А лучше стереть самого мальчишку с лица земли. Хотя, было бы хорошо, если Дазай присоединился к мафии. — Верни Ёмико домой, — устало прошептал Дазай. Он мог вытащить её оттуда сам, но одному всегда уйти проще, чем с полуживым человеком. Чуя пообещал ему, что Ёмико не тронут. Дазай в это слабо верил. А после того, как Чуя улетел в командировку, понял, что Миерей не кормят с ложки. — Как она там? — спросил Осаму, зная ответ. — Жива, — сухо ответил Мори, — скучает по семье, конечно, если она у неё есть. — Есть. Мать, отец и два старших брата. Отпусти её. Она нужна им, но не тебе. — Предлагаю сделку. Ты будешь работать на нас, а она спокойно вернётся домой. Как тебе? — Бред. Полная херня. Танизаки поднял Миерей на руки и вынес из камеры. Её красивое платье превратилось в какую-то набедренную повязку и лиф с ободранными рукавами. Волосы в некоторых местах были вырваны клочьями. От красивого маникюра не осталось и следа. Губы, цвета персика, стали синими, потрескавшимися. Румяные щеки были бледными. Раньше он с трудом поднимал её на руки, а теперь мог подкинуть и поймать. Виня себя в случившемся, он предал девушку Ацуши, чтобы тот быстрее отнёс её к машине. Пока Дазай отвлекаю Мори. Танизаки и Ацуши прокрались в тюрьму мафии, вытаскивать бывшую сотрудницу агентства. Узнав, где находиться Миерей, Фукудзава-доно отдал приказ доставить её в агентство в срочном порядке. Из подземной тюрьмы мафии людей выносили либо сломленными, потерявшими вкус к жизни, либо мёртвыми. Последнее пугало всё агентство, особенно Катая. Он так злился на неё тогда, но сейчас готов был расплакаться и вымаливать у неё прощения. Таяма знал, что она любит его. Знал, что её чувства искренние, но всё равно отвергла её. Сейчас он ждал Миерей в кабинете Ёсано, куда девушку должны привезти. Он представлял, как она, здоровая и жизнерадостная, выходит из кабинетов и радостно встречает Катая. Потом обнимает и нежно целует. Зря, он отверг её. — Всё в порядке, Катай-сан? — спросила малышка Наоми, — вы выглядите обеспокоенно. Не бойтесь, Ацуши и братик справятся. — Да, думаю, да. Они хорошие эсперы. Наоми, это, как правильно сказать о своих чувствах? Я не мастер в этом, — Катай заметно покраснел и отвернулся, пряча лицо от Наоми. Девчонка запищала и начала радостно говорить: — Прежде всего, не давите на неё. Лучше сразу скажите, что Ваши чувства правдивы и вечны. Расскажите ей насколько сильно она вам дорога. Думаю, Ёмико-сан поймёт Вас. Наоми замолчала. Катай же прокручивать в голове слова. Но так ли важны слова? Да, говорят, девушки любят ушами. Если он скажет ей о своих чувствах, она примет его. Важны ли слова? Нет. Сказать можно многое. Можно сказать, а можно солгать, обмануть других и себя. Слова не важны. Слава всего лишь звук, издаваемый ртом и языком. А те высказывания, что мы говорим, всего лишь бред. Везде есть слова. Но где действия? Где поступки? Где хоть какое-то доказательство его любви к ней? Где они? Мы начинаем ценить, когда потеряем. Миерей привезли без сучка и задоринки. Все следовали по плану Рампо. Даже Кёка помогала. Ей стало жаль девушку. Она не виновата, что попалась мафии. Ёсано быстро поставила Ёмико на ноги. Даже мелкие царапины исчезли с тела. На месте вырванных волос, появились новые. Ёмико была в порядке, словно её не похищали. Ёсано помогла девушке принять душ и одеться. Вылечить то вылечила, но чтобы силы были, надо кушать. Пополнять запасы энергии. Ёмико зашла в общий кабинет. Катая подошёл к ней первым. — Я долго думал. Я нерешительный и несмелый мужчина. Прости. Миерей, я понял, что ты дорога мне. Мои чувства к тебе искренние. Ты мне больше, чем друг. Что ты на это скажешь? Катай перебирал пальцы рук от стресса. Несколько минут показались часами молчания. Но потом Ёмико рассмеялась. А дальше лишь дала Катаю пощёчину. — Любишь? Тьфу! Неужели, чувство вины? Думаешь, что сможешь загладить? Глупый! Нет! Знаешь, что я пережила там, в подземелье мафии? Не знаешь! И не думал, и даже не представлял! Потому что ты боялся за свою шкуру и придумывал, как одолеть чувство вины перед девушкой, которая попала в плен. Ты не виноват в случившемся, — Ёмико оглядела кабинет и всех, кто в нём был, — никто не виноват. А занаете почему? Потому что в произошедшем виноваты только я, Дазай, Чуя. Спасибо, что вытащили меня. Больше мне нечего сказать. Ёмико вышла из кабинета, но потом заглянула. — Катай, спасибо, что полюбил меня. Но это бессмысленно, если ты решил, что это избавит тебя от чувства вины. Ты ни в чём не виноват, — девушка грустно улыбнулась, — живи спокойно и хорошо, а меня забудь. Я пыталась забыть Ширасэ, переключившись на тебя. Глупо. Ведь, вы с ним такие разные. Он бы не ждал, сразу бы примчался на помощь. Хотя, не мне судить. Он уже мёртв. Я поступаю эгоистично, но и вы меня поймите. Сначала надеяться на кого-то, а потом понять, что тебя бросили… Она только мысль вызывает столько страданий. Передайте «спасибо» Дазаю, он же тоже постарался спасти меня. Ёмико вышла. Наоми смотрела в окно и видела, как девушка вся в слезах выходила из здания, и еле-еле перебирая ногами, пошла вверх по улице. Долгой и счастливой сказке о любви настал конец. Принцесса отвергла принца.