Искры

      Тема: вынуждающие обстоятельства       Предупреждения: гет, условное отношение к «Монохромам»       В тот вечер они немного выпили и Травке наконец-то удалось выманить его, теплого, размякшего, на улицу и втащить в крошечную кирпичную коробочку какого-то склада недалеко от основного здания.       Внутри оказалось темно и сыро, земляной пол усеивали гильзы, железки, битый кирпич и прочий мусор. Сквозь все это стремилась к потолку непобедимая растительность.       Не люкс, определенно. Но для разовой случки вполне приемлемо.       Травка на ходу расстегивала многочисленные ремни и пуговицы, лезла руками под броник, висла у него на шее, жарко дыша водочными парами и судорожно целуя неожиданно мягкие губы, стараясь вместить в единицу времени как можно больше касаний. Не дать ему опомниться. И если поначалу он еще пытался что-то протестующее мычать, но довольно быстро оставил свои попытки, поддавшись безумию момента.       Он хотел этого, Травка знала, могла даже потрогать и убедиться - насколько. Хотя паховый щиток и мешал полноценно обхватить член сквозь ткань.       Она и сама дурела от возбуждения, но оно было словно чужое, наведенное извне. Это пугало и вызывало вполне объяснимую гадливость: то, что жило в ней, стремилось наружу, и всем, чем можно, способствовало своему освобождению. Отсюда и неестественно яркое, почти нестерпимое желание ощутить в себе едва знакомого мужика.       Травка наощупь расстегнула ему ширинку, скользнула рукой в штаны, сжала каменно-твердый ствол. Ее безымянный партнер вздрогнул, а потом вдруг впечатал ее лопатками в стену, навис сверху, накрыл всем своим немалым весом. Но это не казалось угрозой, наоборот - у Травки аж ноги от восторга подкосились. Она расщелкала все застежки, торопливо стянула штанину прямо через ботинок и закинула освобожденную ногу ему на талию.       Он не стал тянуть: подхватил ее под задницу - Травка успела лишь пискнуть - и вошел: стремительно, легко и почти безболезненно. Почти, потому что она ощущала какую-то смутную боль - не физическую, скорее - выученную, ожидаемую, а потому неистребимую. Хотя ее сразу же задавило таким шквалом удовольствия, что пришлось закусить губу: не хватало еще, чтобы на стоны кто-то сбежался - мутанты ли, сталкеры - неизвестно, кто хуже.       Он двигался уверенно, размашисто и так… правильно. Этот ритм, и накатывающие с ним волны удовольствия отвлекали, сбивали с мысли. И Травка позволила себе поддаться. Она пришпоривала его пятками, требуя большего. И он, послушный ее желанию, ускорялся. А когда теплая ладонь скользнула под свитер, легонько сжала правую грудь, Травка забыла обо всем и рухнула в сильнейший на своей памяти оргазм.       Она кончала под ним как в последний раз. Судорожно цепляясь руками и ногами, в попытках удержать. Но он и не пытался разъединиться, лишь слегка покачивался, скользя внутри, и тем самым продлевая ее агонию.       Наконец, Травка обмякла, тяжело дыша. Он попытался отстраниться, но она не позволила. Заглянула в кажущиеся черными в окружающей темноте глаза и даже не попросила - потребовала:       - Еще!       Мягкий смешок взъерошил волосы на виске, осел теплом на шее.       Он продолжил - на этот раз медленно, плавно, давая ей сполна прочувствовать каждое движение. Травка млела, пряча лицо у него на груди, и тонко вздрагивала в сильных руках. Внутри снова начала копиться тягучая истома, грозящая разродиться еще более крышесносным оргазмом.       Внезапно укололо стыдом: она едва не потерялась, едва не забыла, зачем все это затеяла! Растеклась тут по члену какого-то левого чувака, которого и по имени-то называть отказывается, а на главную цель всего происходящего просто забила.       Травка встрепенулась, собрала себя в кучу.       Он понял это по-своему: перехватил ее поудобнее, ускорился, да так, что она заскулила от досады, лишь усилием воли удерживая себя на грани.       Движения стали жестче, дыхание - тяжелее, и понятно было, что и ему до финала недалеко.       Пора!       Травка незаметно дотянулась до кармашка, достала заранее припасенную капсулу, сунула в рот. Глотать пришлось насухую, набрав побольше слюны. Что хорошо - действовала эта пакость быстро.       Уже спустя минуту в висках гулким набатом забухал пульс, шею будто теплое влажное одеяло накрыло и - потекло вниз, захватывая все большую площадь. Руки онемели, расцепились, бессильно сползли по широким плечам, ноги стали ватными и непослушными…       Травка зажмурилась, пытаясь мысленно вернуться в другую сырую тьму - туда, где все началось. Она призывала ядовитый лед, что до поры таился под ее кожей, пронизывал кости и мышцы, отравлял кровь и душу, покинуть ее. И предлагала в качестве вместилища того, кто соединен с ней и готов принять...       Он вздрогнул, попытался отстраниться - но Травка из последних сил вцепилась в него всем, чем можно, даже зубами - и он не успел: уткнулся ей в шею, хрипло дыша, а внутри стало мокро и горячо.       И уже теряя сознание, она ощутила, как колючий ледяной ком устремился к этому жару, покидая ее «умирающее» тело.       Кажется, удалось…       Первое, что Травка услышала, придя в себя:       - Добро пожаловать в этот мир. Снова.       Сказано было без намека на улыбку.       Травка огляделась. Она лежала головой на пороге - под удивительно звездным небом, а все еще голой задницей - на больно впивающихся в мякоть битых кирпичах.       Он сидел рядом, уже наглухо застегнутый - будто ничего и не было.       - Какого?.. - прохрипела Травка, заметив в его руках пустой шприц, - Что случилось?       - Ты умерла, - сталкер пожал плечами и выбросил шприц в темноту склада, - Но мне удалось это исправить. Учти, если это развод, то во-первых, твои подельники здорово припозднились, во-вторых - вы, ребят, отстали от жизни: подобные схемы вышли из моды еще в конце девяностых…       - Развод? - не поняла Травка, - Ты о чем?       - Не важно, - отмахнулся он и продемонстрировал хрустящий блистер от «Анабиотика», - Ты вообще в курсе, что эта хрень тебе противопоказана? Ты бы не очнулась, не сообрази я вовремя, в чем дело.       Травка осознала и похолодела уже вся, а не только в районе задницы.       - Ну что, выкладывай, - вздохнул он устало, - В конце концов, я тебе жизнь спас, так что имею право хотя бы знать, что происходит.       Травка смотрела, как он задумчиво вертит в руках упаковку от едва не убившей ее таблетки, видела его опущенную голову, поникшие плечи…       А ведь он действительно хороший человек. И ни в чем не виноват. А она только что обрекла его на долгое и мучительное угасание.       И ощущая, как к горлу подступает стыд и всепоглощающее чувство вины, Травка заговорила…       …Она выползла из Припяти сломанная, разбитая, едва помнящая собственное имя.       Но все же ей чудовищно повезло - она все-таки выползла.       Хотя, пожалуй, это не было везением. Скорее - ошибкой: Припятский бог перемудрил самое себя.       Сидя в клетке в ожидании своей участи, Травка старалась не терять надежды и не привлекать лишнего внимания. Даже в фильмах самых шумных и раздражающих заложников пускают в расход в первую очередь. Да и основной закон выживания в Зоне гласит: тише едешь - дольше проживешь.       Так что вместо бессмысленных криков, истерик и возмущений Травка все больше прислушивалась. Помочь могла любая мелочь - ссоры, сплетни, случайные оговорки…       Проблема была в том, что монолитовцы не сплетничали, не допускали ошибок и почти не разговаривали.       И все же, по манере поведения и редким скупым словам, ей удалось узнать, что недавно Монолит был предан одним из сильнейших своих офицеров, и хотя вряд ли это могло ей пригодиться, но информация никогда не бывает лишней.       А еще Травка сумела немного разобраться не только в иерархии и порядках, но и, как ей казалось - в надчеловеческих, запредельных процессах, если угодно - в той самой ноосферной магии, что служила основой существования самого закрытого и безумного клана Зоны. В конце концов, она и сама была в некотором роде психонавтом.       Так что, когда пришла ее очередь, Травка даже уловила глубинную суть и оценила первобытную мощь проводимого обряда. Как и то, что вливаемая в нее сила была немалой. Несмотря на боль, страх и унижение, она старалась не терять сознание, чтобы не пропустить момент, когда концентрация ее будет максимальна. Для чего фокусировалась именно на четком порядке происходящего, а не на своих ощущениях.       Обряд шел по давно отработанному сценарию, и должен был завершиться становлением нового офицера. Планировалось, что этот новый должен стать сильнее и страшнее покинувшего клан предателя. Гораздо, гораздо сильнее…       Видимо, поэтому последними к Травке подходили монолитовцы лет под пятьдесят, а то и больше. От них волосы вставали дыбом, а по спине бежали мурашки. В их глазах не осталось ничего человеческого - они были словно пустые сосуды, наполненные чуждым людям могуществом - одержимые, живые мертвецы, чьи души давно пожрал ноосферный демон. Травка знала, что сейчас в этом подвале присутствовали только офицеры - так называемые Старшие Братья. И если уж даже они склоняли головы перед посетившими ее стариками, значит, это были верховные монолитовские шишки - какие-нибудь Патриархи, или там, Отцы...       Они уходили, как только заканчивали, но тринадцатый - тот, кто должен был убить Травку и тем самым забрать собранную в ней силу - не посмел приблизиться, пока не стихли шаги последнего престарелого монстра.       Это стало его главной и единственной ошибкой.       Уловив в почтительной тишине далекий хлопок двери, Травка поняла - пора.       - Стоять! - рявкнула она этому тринадцатому, стараясь вложить в голос побольше того, что сейчас кипело в ее жилах. Прозвучало хоть и хрипло, но на удивление внятно. Хорошо, что голос не подвел: она не пыталась строить из себя партизанку и в процессе орала, пока не охрипла.       Монолитовец - еще даже не Старший - не посмел ослушаться: застыл в двух шагах, с ножом в руке.       - Освободи меня! - уже спокойнее приказала Травка, - А вы отвалите! Все вы - к стене!       Тринадцатый подошел и молча срезал колючую проволоку, которой ее примотали к импровизированному алтарю. Остальные послушно отошли, встав у стены.       Много позже Травке пришло в голову, что тогда она могла бы приказать им выпустить себе кишки или застрелиться, и они бы, наверно, так и сделали. Но на тот момент все, чего ей хотелось - это сбежать, оказаться как можно дальше от этого города и населяющих его нелюдей.       Они так и стояли, равнодушно наблюдая за ней потерявшими цвет глазами. И смотрелось это по-настоящему страшно: будто не живые люди вокруг, а машины, или даже манекены - одинаковые, стандартизированные пластиковые убийцы, синхронно поворачивающие головы ей вслед.       Травка тогда двигалась на одном адреналине. Посеченные проволокой запястья и щиколотки кровоточили. Ее трясло, перед глазами все плыло, а по ногам текло… Она старалась не думать, что это, чтобы не проблеваться. Блевать было нельзя, как и падать, и особенно - терять сознание: не когда ты в одной клетке с десятком убийц. Стоит на секунду потерять концентрацию, и ее уже ничто не спасет: твари почуют слабость и растерзают дрессировщика.       Травка доковыляла до мусорной кучи под лестницей, выхватила первую попавшуюся одежду и оружие - драную, не раз простреленную «Зарю» и добела потертый автомат, и выбралась из этого подвала ужасов.       За несколько дней, слившихся в памяти в один мутный тошнотворный кошмар Травка - не иначе, как чудом - доковыляла до родной базы. Отоспалась, отожралась, вдоволь накурилась, проревелась и решила, что будет жить дальше - назло врагам, на радость маме. А о том, что с ней произошло, не скажет ни единой живой душе, даже своим, даже Максу. Потому что побывать на алтаре «Монолита» и выжить - особенно, если ты девушка - слишком нереально и отдает дешевой мистификацией. А если попытаться объяснить, что именно произошло, слушатели, чего доброго, решат, что ей промыли мозги и просто отпустили - нести волю Монолита за пределы Припяти. И будут частично правы: фактически Травка оказалась первой в истории Зоны Старшей Сестрой.       Но поняла она это далеко не сразу.       Сначала обратила внимание, что мутанты стали обходить ее стороной - особенно те, что поумнее, вроде пси-собак или кровососов. Видимо, именно это и позволило ей в одиночку выбраться из Припяти и дойти до обитаемых мест.       Потом Травка заметила, что приобрела необъяснимую власть над людьми. Многие матерые мужики в два раза старше и опытнее как-то очень легко, автоматически отвечали на ее вопросы и выполняли мелкие просьбы. Или отваливали по первому слову. А некоторые даже не выдерживали взгляда - опускали голову.       Стоит признать, какое-то время Травке это льстило. Все-таки, девушке в Зоне приходится тяжко: постоянно нужно доказывать, что ты не просто наравне, а - лучше, умнее, быстрее, удачливее. Поэтому такие вот невольно подаренные Монолитом способности пришлись очень кстати.       Но потом Травка начала замечать и другие изменения.       Ее больше не тянуло к людям - к общему костру, в компании, даже к друзьям. Ее начали раздражать шутки, песни, долгие разговоры. Она разучилась смеяться, потом - улыбаться. Перестала употреблять. Интересы поблекли, эмоции стерлись. Чужие проблемы и просьбы о помощи уже не трогали душу. Даже то, что произошло с ней в Припяти не вызывало гнева или отвращения - ничего. Она стремительно теряла себя, превращаясь в точно такую же равнодушную куклу-убийцу, как и те, что провожали ее мертвыми взглядами из Припятского подвала.       А однажды утром, заглянув в зеркало, Травка поняла, что глаза ее светлеют, из серо-голубых становясь белесыми - как у снулой рыбы. Да и вся она будто… выцветала. Тогда же пришло осознание и других симптомов: отсутствие аппетита, неистребимая усталость и изматывающая бессонница, которые она списывала на пережитые стресс и насилие. Еще у нее пропали месячные, хотя беременность штатный медик «Свободы» исключил в первую очередь. Зато появились боли в сердце, одышка, спонтанно расцветающие по всему телу синяки и сосудистые звездочки. И - постоянное ощущение распирающего изнутри давления, как будто Травка - воздушный шарик, и только тонкая пленочка кожи и мяса отделяет от мира запертое в ней нечто. Но стоит нечаянно уколоть или ударить об острый угол - и ее разорвет, разметает по кустам и веткам.       Видимо, все дело в том, что Травка даже близко не была монолитовцем. Наверняка этих роботов хоть как-то тренировали, натаскивали на подобные вмешательства. А вот она оказалась не готова, не приспособлена так долго носить в себе эту заразу. Или возможно - в нее влили слишком много. В любом случае, то, что против воли досталось ей в том подвале, сейчас уничтожало ее - в прямом и переносном смысле.       И единственным спасением было - избавиться от этой дряни, завершить обряд.       Травку не радовала мысль о вынужденном сексе, но и не пугала. По крайней мере, не так, как можно было ожидать после случившегося в Припяти.       Наверное, все потому, что монолитовцы не воспринимались, как мужчины. Их и людьми-то назвать было сложно. А потому пережитое не несло в себе сексуального насилия: они не хотели ее унизить, ощутить свою власть или хотя бы удовлетворить похоть. Скорее, это был акт ритуального вандализма по отношению к ее телу и разуму. Как если бы бесхозный экскаватор вдруг взбесился и разнес стену дома. Дом можно починить, экскаватор - разобрать или даже взорвать, но вот ненавидеть его как-то не получается. Это же всего лишь машина.       Но для завершения обряда нужен был «тринадцатый» - преемник, громоотвод. И Травка отправилась его искать. Естественно, свои, свободовцы, как, впрочем, и долговцы на эту роль не годились. Не потому, что друзья или враги: просто земля слухами полнится - проблем потом не оберешься. Нет, ей нужен одиночка.       Но на поиски оставалось мало времени: с каждым днем Травке все труднее было засыпать и просыпаться, заталкивать в себя хоть что-то из еды и идти дальше - смотреть на людей, прислушиваться к голосам, надеясь угадать среди них того, кто подойдет.       И когда она уже почти отчаялась, «тринадцатый», наконец, нашелся…       Поначалу Травка хотела выбрать кого-то, о ком никто не будет жалеть, а желательно - вообще не вспомнит. Потому что предполагала, что после завершения обряда он начнет точно так же «выцветать» и, в конце концов, умрет, отравленный потусторонней заразой. Либо - успеет добраться до Припяти и добровольно вступить в «Монолит». Еще неизвестно, какой из вариантов хуже. В любом случае то, что она задумала для спасения своей шкуры, являлось, по сути, убийством - медленным, жестоким и совершенно осознанным.       …Но будущий «тринадцатый» - называть его человеком или - упаси Зона! - по имени Травка отказывалась даже мысленно - с первого взгляда приковал ее внимание. Как говорится - она узнала его из тысячи…       Это и неудивительно: мужик он был видный - рослый, широкоплечий, можно даже сказать, красивый. Во всяком случае, посимпатичнее многих. А еще - яркий, обаятельный, уверенный в себе - не самовлюбленный мудак, а именно спокойно так доверяющий собственным навыкам и оружию сталкер. Возможно даже, это была обычная человеческая симпатия, но Травка не хотела об этом думать: слишком тошно становилось.       Дальше дело было за малым: якобы случайно столкнуться в холле, потом - у медика, улыбнуться, познакомиться, намекнуть…       Что странно - сталкер вроде бы все понимал, но упорно строил из себя джентльмена и даже не пытался затащить ее в темный угол ни в первый, ни во второй вечер. На третий вообще куда-то пропал и не появлялся целые сутки. А времени почти не осталось: Травка и без того напоминала бледную тень себя прежней, и чувствовала, что еще пара дней - и даже встать не сможет.       Так что, когда выбранный «тринадцатый» вернулся, она не стала ходить вокруг да около: подсела к его столу, выпила с ним пару рюмок и прямым текстом предложила уединиться…       - Ну, а дальше ты знаешь, - Травка обвела взглядом темное сырое помещение, имея в виду то, что здесь произошло, - Пр-рости меня…       Она дрожащими руками натянула штаны, застегнулась, всхлипнула и вдруг разревелась.       Ее словно прорвало - Травка оплакивала саму себя, едва дыша от запоздалого ужаса и отчаяния.       Он обнял ее, укачивая, и этим делал только хуже.       Потому что она убила его! Убила! Он такой хороший, а здесь так мало хороших людей, а она… И теперь единственный его шанс на спасение - служение людоедскому богу. И Травка пыталась сказать ему это, но от слез голос прерывался и пропадал, как у неисправного радиоприемника. А он уверял, что все в порядке, все наладится. И она снова рыдала, уткнувшись ему в разгрузку, а перед глазами вставали бесстрастные лица монолитовских палачей…       Травка не знала, сколько времени они так провели, но когда истерика начала стихать, сталкер ссадил ее с колен и заставил посмотреть на себя.       - Послушай, ты ни в чем не виновата, - он улыбнулся, стирая большим пальцем ее слезы, - Ты никого не убила. Из всех бродящих по Зоне сталкеров ты выбрала именно того, у кого иммунитет к пси-воздействию.       - К-как это… иммунитет? - удивленно всхлипнула Травка.       - Обычно я это не афиширую, - признался он чуть смущенно. - Но так бывает, если пережить Выброс под открытым небом. Не знаю уж, что мне там в башке пережгло, но факт остается фактом - за мозги меня взять теперь очень сложно. Псионики меня… даже не знаю, как это назвать-то - не видят? не слышат? Не замечают, короче. А Монолит, по сути своей - мега-псионик.       - То есть ты… - Травка робко улыбнулась.       - То есть да, я не «выцвету», не впаду в кататонию, не мутирую в очередного монолитовца. Я это переживу. И ты тоже, - он снова обнял ее, хмыкнул насмешливо, - Как говорится - и волки сыты, и овцы - целки.       - Гад! - сквозь слезы хохотнула она, и ткнула его кулаком в грудь.       - Это я еще и гад, а! - шутливо возмутился он.       После импровизированного завершения обряда Травке и правда получшало. Она слегка отъелась, перестав напоминать случайно занесенную в Зону ветром анорексичку. Начала нормально спать - не без кошмаров, конечно, но у кого их нет? - вследствие чего круги под глазами заметно посветлели. Да и в целом перестала ощущать себя готовой вот-вот сдохнуть развалиной.       Правда цвет глаз так и не вернулся. И волосы остались невнятного серого оттенка. Но эту проблему Травка решила кардинально: купила незнамо как оказавшуюся у Гавайца пачку ядреной хны и просто перекрасилась.       Что касается ее маленького сексуального приключения - это не переросло в счастливый роман: у каждого из них были своя жизнь и свои цели. Они даже не стали друзьями - так, приятелями. Но Травка была благодарна Дегтяреву - теперь она могла его так называть - и каждый раз, встречаясь с ним глазами, кивала с неизменной улыбкой.       А он все так же бегал по каким-то своим делам, таскал артефакты, помогал ученым с замерами, разруливал чужие проблемы и на первый взгляд, остался прежним.       Но Травка чувствовала происходящие в нем изменения - сталкер стал чуть сильнее, чуть быстрее, чуть выносливее, будто бы злая монолитовская сила, не найдя пути к его разуму, смирилась и решила улучшить хотя бы его физические параметры. Не до сверхъестественных значений: в Супермена он не превратился, и даже до Капитана Америки, дробящего собой бетонные стены, не дотягивал, но живучести и крепости организма определенно прибавилось. Эта зараза действительно пошла ему на пользу. И Травка, наконец, сумела успокоиться и простить себя.       А теперь, спустя почти неделю с того памятного вечера, она ждала его, чтобы сообщить, что уходит к своим - на Армейские Склады.       Дегтярев вернулся, как всегда, под вечер. Но в этот раз не один…       Несмотря на долговские комбезы, Травка с первого же взгляда поняла, кого он с собой притащил - даже не по бесцветным глазам и скупой мимике - она будто бы кожей ощутила те самые, исходящие от них, чуждые людям «эманации». И содрогнулась от ужаса.       Монолитовцы не отходили от Дегтярева ни на шаг, вились, словно пчелы вокруг цветка. И Травка знала, что они точно так же нутром чуют в нем родственную силу.       Она и сама чувствовала их присутствие. Даже закрыв глаза и заткнув уши, Травка могла бы с точностью указать на каждого из них. Это ощущалось как некая внутренняя пустота, как голодная ярость, как… притяжение.       Дегтярев же в ее сторону даже не смотрел: все его внимание было приковано к одному из монолитовцев. Эти двое были очарованы друг другом, и Травке очень хотелось заорать или швырнуть чем-нибудь в стену над их головами, чтобы стереть с лиц робкие улыбки, оборвать светский разговор, оттащить доверчивого идиота в сторону, а этих нелюдей… да просто перестрелять, как бешеных собак.       Травка огляделась - все было по-прежнему: сталкеры пили, ели, болтали, бренчали на гитарах, торговались, и никто не обращал внимания на вновь прибывших «долговцев».       Неужели они не чувствовали исходящий от них стерильный холод? Неужели не понимали, что монстры уже проникли в лагерь и ходят среди людей?       Она в сердцах грохнула кулаком по столешнице.       Тот самый, разговаривавший с Дегтяревым монолитовец обернулся, едва заметно кивнул, то ли здороваясь, то ли признавая в ней «свою». И Травка готова была поспорить на собственную печень, что он - Старший! Может даже, один из тех, кто…       Это было уже слишком. Находиться с ними в одном помещении оказалось выше ее сил.       Травка подхватила рюкзак и выбежала, не оглядываясь.