Грязь

Чимин растирает влажные волосы полотенцем и только мягко улыбается, когда заходит в спальню, наблюдая за тем, как Санхек что-то усиленно рассказывает Чонгуку. Альфа в широченном спортивном костюме только усиленно кивает головой и чуть дует губы, наклонив голову к ребенку. — Хек-и, я вот думаю, а не приготовит ли нам папа что-нибудь на завтрак? — Чонгук задумчиво смотрит на ребенка, а потом легко обнимает своею, кажется, огромной рукою. — Исключено, у папы бан на кухне, — ребенок отрицательно качает головой, выражая при этом всю скорбь и печаль, на которую только способен, выпячивает нижнюю губу и прикрывает глаза. — Маленький предатель, — Чимин подходит ближе и берет сына на руки, целует в щеку, прижимая к себе. — Я говорю правду, папа! Санхек, как обычно, бурно возмущается, от чего взрослые только хохочут, рассматривая его надутые щеки. Санхек — настоящее чудо в их жизнях, и ни один из них сейчас даже не представляет себя без этого ребенка. Санхек — маленькое волшебство. Кусочек сказки с большими глазами и извечными вопросами обо всем на свете, с детской нежностью и смешливостью, которая рвется из него, цветет в нем и перекидывается на Чимина с Чонгуком. Это длится уже третий месяц. Чимин с Чонгуком вместе длятся уже третий месяц ровно с того момента, как проснулись в одной постели. Омеге было неловко, а альфа просто поставил его перед фактом, впечатал в лицо это свое «Я люблю тебя, Чимин», заставляя только кивать болванчиком и краснеть под пристальным взглядом. Он тоже любит! Только вот любовь эта какая-то совсем спокойная, нежная и чувственная, от которой не взрывается все и до потолка прыгать совсем не хочется. Он просто знает, что альфа рядом с ним, что он для него и любит его ребенка так же, как и его самого. Чимин счастлив от этой любви, улыбается каждый раз, думая об альфе и чувствует всю его заботу каждое утро. Чонгуку он небезразличен, и Чимину иногда даже кажется, что любовь альфы тянется еще со школы, будто все время спала, а сейчас зацвела новыми красками и силой, выламывая кости и сжимая сердце одной мыслью о своем могуществе. Чимину эта сила нравится. Нравится знать, что у него теперь все будет хорошо и жизнь хоть на чуточку выровняется. — Так, оказывается, пока я готовил романтичные завтраки, кое-кто скрывал от меня страшную тайну, — альфа лениво подходит к нему и немного наклоняется, чтобы поцеловать в нос. — Неужели я не получу даже тостов с джемом? — Они подгорят, — Санхек тихо шепчет, буквально влезая между их лицами, смотрит на альфу победно, когда Чимин только отводит взгляд в сторону. — Да… Похоже, мне придется быть главным по кухне, — Чонгук снова целует Чимина в нос, а Санхека в щеку, слыша, как тихо ребенок хихикает и закрывает поцелованное место ладошкой. — Да! А папа будет главным в кровати! Чимин смеется, замечая, как огромные глаза Чонгука становятся еще шире, и чуть неловко откашливается, опуская сына на пол. Санхек улетает в гостинную, когда слышит мелодию заставки из утренних мультиков и смешно повизгивает. Омега подходит к Чону ближе и обнимает за талию, чтобы коротко поцеловать в губы, мурчит в этот поцелуй и только стреляет глазками, от чего Чонгук начинает нервничать еще больше. Санхек крайне прямолинейный и смышленый, за словом в карман не лезет и обычно всегда точно знает, что именно хочет сказать. Санхек — не дурачок, это он скорее уж сам отберет у взрослого конфетку без особых усилий и скандалов. И если он говорит, что папа будет главным в постели, то ему страшно подумать насколько далеко заходят его познания в этом вопросе. — Когда мы жили с Юнги, то он все время готовил, а на мне была вся стирка и заправление постелей, — он тычется носом ему в ключицу, пытаясь подавить смех и только улыбается, когда Чонгук шумно выдыхает ему прямо в макушку и улыбается. — Вы меня с ума сведете… — альфа легко целует его в лоб и обнимает за плечи. — Я скоро седеть начну. — Ну вряд ли крашенные волосы поседеют, это во-первых, а во-вторых, седеть ты можешь только из-за всей той химии, с которой работаешь, — Чимин легко ухмыляется и уходит из чужих объятий, чтобы взять расческу и привести в порядок хоть как-то мокрые волосы. С Чонгуком отношения у них приторные. Без ссор, склок и истерик, Чимин не задыхается в слезах каждый раз и поначалу это даже заставляло его сильно напрягаться. Он помнит, как все было с Сыченом: сначала сладкие речи, а уже потом начался настоящий Ад с уроками и воспитанием. Он умирал рядом с Сыченом и единственное, что его всегда останавливало от смерти реальной — папа расстроится. Он не был хорошим сыном и он знал, что его папа немного стыдился говорить о нем — он считал своим промахом то, что вечно пропадал на работе, что гнался за деньгами настолько, что забыл о собственном сыне. Его папа винил во всем себя в то время, как виноват был лишь сам Чимин. Он не был маленьким, он мог отвечать за себя, а перекладывать всю свою жизнь на человека, который всеми силами пытался его обеспечить всем необходимым — вершина эгоизма. Что ему мешало не курить? Что ему мешало не влезать в сомнительную компанию? Что ему мешало просто послать Сычена, как делали другие? Он мог жить хорошо, учиться хоть как-нибудь, найти более-менее хорошего альфу, а в итоге погнался за косухой, обьятия которой на самом деле душили. Он — жалкая пародия на взрослого, но основная проблема в том, что взрослым он быть должен ради своего сына. — Ну, а что мне делать, если без краски у меня волосы похожи на мочалку? — Чонгук снова подходит к нему и обнимает за талию, прижимается со спины и целует в плечо. — Мин-и, переезжайте ко мне с Санхеком. — Рано еще… — Ну почему? Вы и так уже здесь почти живете, у меня почти все ваши вещи и Санхек говорит о моей квартире, как о доме, — альфа утыкается носом ему в плечо и тихонечко урчит, целует его. — Мин-и, мне так плохо без вас, ты же знаешь, я не вижу смысла приходить сюда, если вас здесь не будет. Пожалуйста, давай попробуем… — Чонгук, я понимаю твои чувства, я тоже безумно скучаю по тебе, но не слишком ли это быстро? Омега чувствует, как напрягаются мышцы мужчины, как он неосознанно сильнее сжимает его в своих объятиях и прижимает к себе сильнее, будто в любой момент Чимин может уйти. Испариться, пропасть… Уже раз он терял его, второй раз он такой роскоши себе не позволит. Нет-нет, не в этой жизни, в этой жизни он за омегу готов бороться до последнего, до победного, и уж точно не собирается уступать никому и ничему, даже его страхам, которые летают над ними демонами, кричат уродливыми голосами и шепчут какую-то бредятину на ухо. Чонгук когда-то своих демонов смог прогнать только в Японии, избавился разом от их унылых завываний, чтобы наконец-то стать тем человеком, каким он всегда хотел быть. Чиминовых демонов он может прогнать и в Сеуле, просто затыкая им их клыкастые пасти и заставляя молчать. Если нужно, он их напалмом выжжет, передушит каждого по очереди, лишь бы Чимин только снова улыбался с игривыми смешинками, снова громко смеялся и перестал уже уничтожать себя самостоятельно. Изнутри. — Ну скажи, что хотя бы подумаешь, — альфа шумно выдыхает ему в плечо, от чего кожа покрывается мурашками, а вдоль позвоночника тянется холодная нитка. — Хорошо, если это тебя успокоит, — Чимин разворачивается в его руках и обнимает за шею, чтобы мягко поцеловать. В конце концов, этот разговор можно отложить.

***

— Иди-ка сюда, Чон Чонгук. Альфа шумно сглатывает, когда видит сидящего на своем рабочем столе Чимина и подходит ближе. Один только вид омеги не обещает ему ничего хорошего, но он правда очень надеется, что у него все-таки нет причин для переживаний. Он надеется, что нигде не напортачил и не обидел неосторожной шуткой Санхека или самого омегу. Он не мог просто! Он так старался, чтобы они здесь себя чувствовали, как дома, окружал заботой и практически поселил. Он хочет стать частью их семьи, он хочет быть для них не просто забавным другом, с которым можно пойти погулять в парк, он хочет быть для них полноценным: для Чимина — достойным альфой, который будет к нему хорошо относиться, а для Санхека — отцом, которого у него никогда не было и чью любовь он никогда не чувствовал. Чонгук шумного сглатывает, когда стоит напротив Чимина, ему кажется, что даже очки, которые он дома все же предпочитает линзам, немного запотевают от напряжения, которое зависает между ними необъяснимым комом. Омега же криво усмехается и хватает его одной рукой за грудки, притягивая ближе, второй стаскивает очки и впивается в губы страстным поцелуем. Вот так вот спонтанно и без каких-либо предпосылок. Целует, потому что хочется, и Чонгук только может ему отвечать, обнимая за гибкую талию, сжимает в ладонях его худые бока. — Не заработайся сегодня, — Чимин отстраняется от него и легонько поглаживает ладонью щеку. — Тебе стоит брать поменьше работы на дом. — Знаю, но я так хочу это повышение, — Чонгук почти хнычет, но заметно веселеет, когда получает поцелуй в нос. Омега мягко смотрит на него, зарывается пальцами в густые темные волосы и легонько массирует кожу головы. — У тебя все получится, но не переусердствуй, — он слезает со стола и еще раз целует в губы. — Люблю тебя, дорогой. — Я тоже… Уже во втором часу ночи Чимин тихонько заходит в кабинет альфы, чтобы отвлечь хоть немного, но видит, что Чонгук спит прямо на сложенных руках, монитор ноутбука уже темный, но очки все еще на носу — от чего омега легко улыбается. Он аккуратно снимает аксессуар с альфы и кладет в черный футляр, целует его в щеку и легко трясет плечо. — Гук-и, вставай, идем в кровать. — Что? Который час? — Чонгук резко дергается, поднимаясь, и сразу же трет свои глаза. — Два ночи, пошли, ты ведь уже валишься, — омега легко зарывается пальчиками в волосы любимого, перебирает их, чувствуя, как он мурлычет и довольно подставляется ему, наслаждается без стеснения. — Подожди, мне еще кое-что… — Чонгук, хотя бы шесть часов сна. Ты и так все прошлые выходные чах над этими бумагами, а у тебя профессия, хочу напомнить, больше связана с практическими исследованиями, — Чимин чуть сжимает его волосы, меж пальцев и легко оттягивает, пытаясь пробудить хоть капельку здорового эгоизма, который, кажется, как заснул в альфе лет сто назад, так еще и не думал просыпаться. — Ну же, любимый, пошли, — он наклоняется к самому уху, чтобы томно шептать, усилив эффект своих слов, — мне так холодно без тебя в постели. Чонгук поворачивает голову к нему так, что их носы соприкасаются, выдыхает прямо в губы и шепчет так же заискивающе, как и омега. — Дорогой, у меня настолько слипаются глаза, что я усну как только коснусь подушки… — Ну и спи со своей подушкой, Чон, — Пак весело фыркает и еще раз целует его в нос. — Пошли, соня, тебе нужно хорошенько отдохнуть.

***

У Чимина слезы наворачиваются на глаза, когда он дрожащими руками тянется к полупустой пачке сигарет в кармане кофты, достает одну, но Юнги легонько бьет его по рукам, отнимая и пачку, и сигарету. — Я думаю, что этого тебе теперь нельзя, — он неловко улыбается и садится на бортик ванны, понимая, что этот разговор может быть чертовки долгим. — Он… — Да я сам только что узнал, — Чимин всхлипывает и резко закрывает рот ладонью. — Он убьет меня! Ты понимаешь, мы же даже не сцеплялись никогда… Омега опускает голову, не выдерживает и плачет уже так, как ему плачется. Нужно быть действительно счастливчиком, чтобы такое случилось! Нужно быть любимцем судьбы, и Чимин бы предпочел этот статус все же кому-то отдать… Беременный. Тошнота, слабость, голова кружится на пилоне — его просто ткнули носом в положение и теперь уже черт его знает, что будет дальше. У него ведь все только-только начало налаживаться, у него появился альфа, с которым они действительно любят друг друга, Санхек заметно повеселел из-за общения с Инсоном, а работа в клубе перестала поглощать его в тот омут меланхолии. Ему казалось, что теперь все точно будет хорошо, что он перестанет задаваться извечным вопросом «А дальше что?», но… А дальше что? Залетел. Они не планировали ребенка, не говорили об этом и даже никогда не сцеплялись, но каким-то чудом Чимин смог перечеркнуть всю свою новую жизнь. Чонгук точно его не примет. Рассмеется в лицо скорее и будет бесконечно прав, потому что не бывает так, чтобы дети появлялись из воздуха и от одной только большой любви. Не бывает… Он всхлипывает и стирает слезы со щек, смотрит на пачку сигарет в руке Юнги и думает, что альфа, скорее всего, потребует избавиться от малыша, и Чимин не видит ни единого смысла отказывать хотя бы из-за того, что двоих детей он ни за что и никогда не потянет. Когда-то ему помогал папа, а сейчас… Не придет же он с увлекательной историей того, что отплясал на чертовых граблях и теперь с огромной любовью взваливает на него не один свой рот, а целых три. Папа не прогонит его, он знает, но у него просто нет столько наглости, чтобы такое попросить, чтобы взвалить все на родителя, который и так всю свою жизнь тяжело проработал. — Да… Приятного мало, — Юнги неловко чешет затылок и отводит взгляд в сторону. — А ты уверен, что не сцеплялись? Просто я никогда не слышал… — А теперь услышал, какая прелесть! — Чимин смеется нервно, сквозь слезы, всхлипывает и снова прячет лицо в ладонях. — Мы никогда не сцеплялись, я сам просил его и старался контролировать сам, но в жопу этот контроль! — омега громко всхлипывает, растирая по лицу набежавшие слезы. — Что же теперь будет?.. Я же и работать не смогу, а сбережения хоть и есть, но надолго их не хватит же… Нужно купить справку на аборт! Да, по медицинским показаниям, тогда просто возьму отпуск за свой счет, отлежусь и… — Чимин, ты уверен? Сейчас натворишь сгоряча, а потом будешь жалеть… — А я и так буду жалеть, хен! Я не хочу делать аборт, но куда мне второй ребенок? Чимин снова заливается слезами. Он хочет этого ребенка. Очень, очень, очень хочет. Маленькая копия его и Чонгука, крошка, которая будет расти у них на глазах, долгожданный братик для Санхека. Этот ребенок мог бы стать для них настоящим счастьем и отрадой, если бы появился хоть немного позже, хоть после того, как они сцепились, а не вот так вот. Чонгук, когда узнает, прогонит его, решив, что он нагулянный, особенно если учитывать его профессию, наверняка отпустит несколько нелестных острот и опустит на то дно, где он и должен всю жизнь находиться. Отребье мира сего, он не имеет никакого права быть рядом с нормальными людьми, которые живут нормальной жизнью. Глупо было все это начинать. Глупо было поддаваться той страсти, которая и затопила их. Лучше бы он сразу от всего отказался, наплел бы каких-то сказочек, и это, наверное, единственный вариант, когда лучше не сделать и жалеть об этом до конца своего жалкого существования. — Эй, все хорошо, Чим, — Юнги приседает возле него и берет его ладони в свои, заглядывает в заплаканные глаза и смотрит серьезно-серьезно, как, кажется, никогда смотреть не умел. — Слушай, но в любом случае, ты должен ему сказать. Пусть он прогонит тебя, но он должен знать, что происходит между вами. — Я не… — Пообещай, что ты ему скажешь. Он ведь не какое-то чудовище, ты сам говорил, что он хороший, даже если и пошлет — сделает это красиво. Чимин только судорожно кивает. Будь что будет, он знал, что у этих отношений нет будущего.

***

Когда он заходит в прихожую и видит пару ботинок — легче совсем не становится. Ноги в один момент тяжелеют, голова начинает кружиться, а еще очень хочется наплевать на обещания и сбежать к чертовой матери. Он оставил Санхека у Юнги, полагая, что сыну лучше не видеть того, что творится между папой и его любовником. Он хочет уберечь его от неожиданных откровений и лишних слез, хочет оградить от всего угрюмого и мерзкого, чтобы не рушить хотя бы ту карикатуру его счастливого детства. Он достоин лучшего, а Чимин, как бы ни пытался, прыгнуть выше не может, упорно продолжает искать проблемы на свою голову и находит их с поражающей завидной регулярностью. Он ужасный папа. Тупая сука с розовыми очками, которая если и в омут, то ныряет с головою, чтобы потом тонуть, задыхаться, в мерзком дегте из собственных надежд и бед, которые не отпускают его, пачкают кожу и заставляют каждый раз кричать, чувствуя, как эта мерзость вырывается из горла и легких. — Чимин? Вы пришли? Он слышит обеспокоенный голос альфы с кухни и понимает, что пора. В конце концов, боль хоть и любит, чтобы ее чувствовали, но растягивать это удовольствие — высшая степень дурости. Он идет прямо на кухню и застает Чонгука за столом с чашкой чая и очередной кучей документов, в домашней одежде с чуть влажными волосами — ему нужен нормальный омега, а не стриптизер с детьми. — Привет… Ты сегодня рано. — Да, у нас генуборка лабораторий, поэтому ушли раньше, а где Хек-а? — Чонгук поднимает взгляд на омегу и даже легко вздрагивает, когда замечает покрасневшие от слез глаза. — Мин-и, что случилось, котенок? Почему ты плакал? — Нам надо поговорить, — Чимин шумно выдыхает и садится напротив напряженного альфы, упираясь взглядом в стол. Ему стыдно смотреть в глаза, стыдно сидеть рядом и даже просто за себя стыдно. — Я беременный. Омега снова чувствует, как слезы наворачиваются на глаза, и прячет лицо в ладонях. Он бы хотел сказать долгую вступительную речь о любви, но какая к черту разница и кто его послушает теперь. Между ними повисает звенящая в воздухе тишина, от которой вполне может и кровь пойти из ушей. Она давит на них большим валуном и заставляет чувствовать ее на коже буквально. Это больно. Эта тишина приносит боль, и Чимин бы очень хотел возразить, но… Какая к черту уже разница? — Ты… — Я понимаю, мы не сцеплялись, но он твой, я ни с кем… — Чимин не выдерживает, плачет, хоть и очень хочет сдержать этот поток слез в себе, сдержать в себе всю эту боль, все переживания. Плевать на его переживания. Он обычная шкура и доказал это Чонгуку уже в который раз за всю их жизнь. Уже в который раз продемонстрировал его настоящую суть настоящей шлюхи. Он не заслужил все равно такого альфы. Не заслужил такой красивой любви и такой чуткости. Он просто не достоин этого всего. Не достоин даже мечтать об этом. — Чимин, не плачь, — альфа подходит к нему и обнимает со спины, целует в висок и от поцелуя этого ток расходится у него под кожей. — Все нормально, понимаешь? Да, есть проблемы с биологией, но думаю ты быстро освоишь… — Чонгук, ты меня хоть понял? — Ну да! Ты беременный, мы не сцеплялись, а между этим пропасть, которую может заполнить лишь учебник по биологии выпускного класса, — альфа легко сжимает его плечи и вредно усмехается. — Чимин, не считай это оскорблением, но иногда биологию все же лучше изучать по книжкам, а не наглядно, понимаешь? Ты мог забеременеть спокойно, да, таких случаев единицы, но знаешь, они есть и омегам стоит о них знать, чтобы не лить попусту слезы. В школу нужно было ходить… — Да иди ты… Чимин еще раз всхлипывает, но больше не плачет, чувствуя, как ладони альфы поглаживают его плечи, как сам мужчина наклоняется к нему, утыкаясь носом в копну розовых волос, шумно выдыхает и еще раз целует. — Где Санхек? — У Юнги, я боялся, что мы рассоримся, и поэтому решил его оставить. — Хорошо, я съезжу за ним, — Чонгук шумно выдыхает и выпрямляется. — Ты иди в душ, расслабся и иди спать, я привезу его, думаю, что Юн его уже полностью подготовил ко сну, поэтому твое присутствие не обязательно. Все у нас будет хорошо. «Все будет хорошо».