Идеальное оружие

Вилланель       Не хочу торопить события, но разве это не прогресс? Ив говорит со мной! Ив хочет меня целовать, и она не хочет умирать! Я задерживаюсь в больнице, но теперь это не проблема, потому что я сама за рулём новенького Porsche Taycan, такого же чёрного, как моя душа, поглощающая жертв. У меня серьёзный перерыв в этом деле, если не считать Дашу, эту беспомощную старуху, которая давно должна была подавиться своей коварностью, но пришлось пачкать руки мне. Подарок Хелен блестит на парковке, запах новой машины заставляет меня понежиться в удобном сидении из кожи и запустить двигатель. Я готова привыкнуть к этой машине и не расставаться с ней никогда. Я нарушаю правила, и если бы Константин был рядом, он бы напомнил, что я не должна иметь в жизни ничего, что невозможно бросить за полчаса, если запахло жареным. Пользуясь этим правилом, он успешно свалил, бросив меня, а вот я привязана, не представляю, как можно бросить Ив за полчаса, час, день, месяцы? Возбуждение от сказанных мною слов перед уходом, спадает, это было слишком, даже для меня, сказать вслух то, о чём я думаю. Прийти к ней ночью? Заняться сексом? Как же я скучаю и периодически жалею себя рукой между ног, думая о ней. О её волосах, о её губах, о стонах, лёгком сопротивлении, она всегда боится отдаваться всем телом. Я могла бы научить её большему, попробовать совсем другой секс. Только при мысли об этом, тепло заливает всю нижнюю часть моего живота — природная сила сталкивается с Лондонским промозглым днём. Я включаю обогрев и срываюсь с места.        Сегодня Оливер ждал меня у себя дома. Да, я увидела их дом, не удивилась тому, с каким вкусом он обставлен, в каком районе находится и как здесь неуютно, несмотря на полноценную семью. Я пугаю ребёнка своими царапинами на лице и строгим взглядом, она прячется за бабушку, которой меня представили как фитнес тренера Оливера. Хаус рад оттоптать мне все ноги и запачкать слюнями кроссовки. Оливер предлагает позаниматься на улице. Хелен просит задержаться на пару минут, тянет меня за собой на кухню.       — Ты не против заниматься здесь? — отщипывая виноград из большого блюда, она высасывает из него сок, прямо как из меня.       — Мне безразлично, а немецкого не будет? — стараюсь не представлять, какой теперь поцелуй с ней на вкус.       — Вечером, я попросила её выделить на тебя больше времени. К тому же хочу посмотреть, как ты справляешься.       — Почему это важно?       — Твоё прикрытие, — Хелен сказала это тише, разговоры о работе её заводят, — Ты должна будешь заменить переводчика.        Переводчик? Звучит серьёзно, и вряд ли я дотягиваю до этого уровня. Импровизация? Опасность? Что-то интересное? Я затаила в себе предвкушение, Хелен оказалась ближе, демонстративно раскусывая виноград. Моя рука в её горячей руке, ладонь к лицу, её пальцы касаются заживающих царапин, она настроена поцеловать меня, и что ей помешает? Я отвечаю резко и пылко, мне нравится, как она боится быть застуканной собственной матерью, а если ребёнок вбежит на кухню и увидит, как её маму целует злая тётя? Хелен отступает, оставив послевкусие на моём языке.       — Вилланель, эй, легче. К вечеру я отправлю ребёнка с мамой к ней, и мы сможем провести время вместе.       — Я не заинтересована в данном предложении.       — Я приготовлю ужин.       — Всё съем. Я уже голодна и к вечеру смету что угодно. Но остальное… Давай без постели? Мне это не нужно сейчас.        Хелен смолчала своё недовольство, отправив меня переодеваться. Я знала, что она будет следить за нашей тренировкой и думать о том, как завладеть нашими телами.        Разминка с Оливером, теперь мы делаем её одновременно, ко всему можно привыкнуть, такая скука и боль не исключение. Мне нравится сила в руках, вечно напряжённое солнечное сплетение, новые стратегии уклонения и ударов. Мне не хотелось бы разбивать костяшки о чьё-то лицо, но если под рукой не будет оружия, я смогу завершить дело без него. Я больше никому не позволю воткнуть в меня ножницы. Больше никаких зализываний ран в отелях, я собрана, я готова, я заблокировала все мысли о доме, о матери, ничего этого нет, нужно работать над настоящим.       — Была у Ив? — вопрос Оливера чуть не сбил меня с уверенной ноты в подсознании.       — Да, она сама позвала меня, второй раз! Кажется, всё налаживается, и дальше будет только лучше.       — Откуда такая уверенность?       — Я побеседовала с её психологом. Дуглас всё отлично понял, принимая деньги из моих рук.       — Зачем ты так? Нечестная игра.       — Игра? Мы больше не будем играть. Она сама, без давления, за три дня решила вернуть меня в свою жизнь. Я полностью позволила ей принимать решения, но мы не договаривались о том, что я не смогу влиять на них. Она не догадается, а этот Дуглас не проговорится. Я попросила лишь слегка подтолкнуть Ив ко мне, убедить попробовать ещё раз, без сопротивления. Довериться магнетизму, судьбе, красным нитям, всему вот этому… Понимаешь?       — Ты манипулятор. Можно было найти способ…       — Оливер, я находила кучу способов того, как это не работает! Я устала, меня это раздражает, и если с моей стороны все шаги блокируются, пусть ходит она. Все ходы её, а я открыта. Её следует подтолкнуть, и я сделала сегодня всё возможное.       — Когда кажется, что победа у тебя в кармане, всё летит к чертям, будь осторожна.       — Оливер и его нравоучения.       — Я что, ни разу тебе не помог?!       — Помог! На самом деле, ты много делаешь для меня.       — Я заслужил вечер с тобой? Посмотрим фильм, это лучше, чем ты проведёшь его в одиночестве.       — Хелен предложила ужин, ты фильм, что задумали? Будет секс?       — У тебя не будет на него сил.        Оливер гонял меня сильнее обычного, это последние дни тренировок, я ловила в этом детали, подчёркивала важное. Как пот блестит на его висках, как светлые глаза блуждают по моему телу, ищут уязвимость. Как вены вздуваются на руках, как он сжимает скулы, когда наносит удар, как улыбается, когда я конкретно лажаю. Я выхватываю секунды, чтобы посмотреть на его острый кадык или морщинки у глаз, на его мелкие зубы при улыбке, которой сегодня слишком много. Упасть на траву, уставиться в небо, почувствовать, как тело гудит и вот-вот стошнит от перегрузки, но ощутить его руку, хватающую меня. Он хочет меня поднять, но я дёргаю на себя, и он падает. Глупо смеяться над этим. Неприятно, что за этим следят.        Принимаю душ, спускаюсь вниз, меня уже ждут. Я сидела на диване, подобрав под себя ноги, закинув голову назад и закрыв глаза, проговаривала слова, составляла предложения, позволяла себя поправлять. Не видеть перед собой мерзкое лицо репетитора и сконцентрироваться на языке, а не на её жирной родинке на лбу, стало лучшим решением. В какой-то момент я поняла, что мы не одни, но отвлекаться не стала. Внутри меня есть какие-то торжественные нотки того, как я горжусь собой. Меня отвлекало всё подряд: раны, шрамы, секс, слова, — сколько было слов за ту неделю! Но я учусь, запоминаю и могу порадоваться успеху. Открыв глаза, я тут же нашла в гостиной Хелен. Она сидела у камина, и её холодный взгляд изучал меня. В свитере и мешковатых штанах, она смотрелась по-домашнему: спокойно и уютно.       — Как тебе? — задала вопрос я.       — Заводит, — почти простонала она, и я совсем не такой оценки ожидала от неё.       — Такого уровня хватит для твоего амбициозного плана?       — Для тебя подготовили список слов, заучи их, и будет достаточно.       — Еду я? Ты решила?       — Скажу в выходные. Райан тоже хороша, и если бы ты не избила её, была бы даже в лучшей форме, чем ты.       — Je peux la tuer et tu n'as pas à choisir. (Я могу убить её, и тебе не придется выбирать.)       — Она знает французский, — усмехнувшись, Хелен перевела взгляд на женщину, что вжалась в кресло.       — А, упс.       — Занимайтесь, не буду отвлекать. Ужин почти готов, займусь десертом.        Хелен обошла диван, мягко прижала мой затылок к спинке и поцеловала. Это было так похоже на наш поцелуй с Ив сегодня, что сердце кольнуло, и я постаралась прервать это. Хелен потёрлась подбородком о моё темечко, погладила по плечам, сегодня у всех такое ласковое настроение, я хочу в этом искупаться. Ко мне никогда так не относились, вероятно, теперь Хелен и Оливер не посторонние мне — привязанность? Отвратительно.        Устало заваливаясь на кухню после сотни повторённых фраз, я ощущаю, как урчит в животе, а запах выпечки усиливает голодную тошноту.       — И что, ты готовишь ему так всегда? Или это какая-то показуха для меня? — я хватаю ещё горячий кекс, встречаясь с её возмущением глазами.       — Трудно поверить в то, что я могу заниматься подобным? Работа может быть какой угодно, но дома это касаться не должно.       — Мне нравятся твои кексы, и это не эвфемизм.       — Отлично, но это десерт.       — Зачем ждать, если чего-то хочешь немедленно?       — Хочешь поиграться словами? Это звучало двусмысленно.       — Я не заигрываю. На голодный желудок мне вообще не хочется говорить, можем мы уже поесть?       — Я позову Оливера, садись за стол.        Хелен сделала большой акцент на французском ужине. Гратен с рыбой, фаршированные овощи «Пти фарси», сыр комнатной температуры, никак не из холодильника, вино, которое дышало в графине не менее часа, строго разложенные салфетки и приборы. Идеальный ужин, как зыбучий песок. Да, всё это может затянуть, это её план. Вина недостаточно, и Оливер возвращается с бутылкой из винного погреба, оно старше меня, какая честь. К усталости присоединяется лёгкое гудение головы, я не слежу за их разговорами, мне хочется насытиться ужином и мыслями о том, какой будет моя следующая встреча с Ив.       — … как ты думаешь? Вилланель?       — Я не слушала, — выпалив это Хелен, я потянулась за бутылкой, но Оливер перехватил и сам наполнил мне бокал.       — Мы тебя утомили? — сменив тон, спросила она.       — Дело не в вас. У меня есть вопросы. Как насчёт того, чтобы рассказать мне подробности о деле?       — Если оно твоё?       — Оно моё!       — Ты полетишь в Дюссельдорф, познакомишься с девушкой, что работает переводчиком у нашей цели. Ликвидируешь её, дождёшься звонка на её телефон, сообщишь, что она заболела, не может выйти на работу, и предложишь себя в качестве замены. Скажешь, что вы учились вместе. Дальнейшие подробности узнаешь уже там. И Оливер поедет с тобой.       — Что? Зачем он мне там?       — Я пригляжу за тобой, всё не как обычно, это серьёзные люди с продуманной охраной.       — Если что, потеряешь нас обоих? — прямо спросила я, Хелен перевела взгляд на Оливера.       — Задумываешься о риске? Это что-то новое, — хмыкнул он.       — Твоя идея? Не её, верно?       — Ты поедешь со мной или поедет Райан.       — К чёрту, поехали! У тебя есть ещё то, что мы курили в прошлый раз?       — Думаю, тебе достаточно вина, — подметила Хелен.       — Она сама может решить, чего хочет.       — Спасибо, Оли!       — Принесу, уберите со стола.       — Я пойду с тобой.        Увязавшись за Оливером, я хотела выйти на улицу, своими ногами ощутить, что могу в любой момент отсюда уйти. Я затягиваюсь прямо на улице и предлагаю ему, покручивая пальцами плотно скрученный косяк.       — Нет, мне хватило вина.       — Что, если тебя убьют? Хелен убьёт меня?       — Это я еду с тобой для защиты, а не наоборот.       — Я не командный игрок. И мне не хочется забивать голову тем, что ты рядом и на тебя нужно либо рассчитывать, либо нет.       — Думаешь, я помешаю тебе?       — Ты сбиваешь меня с самого начала, я не могу быть сосредоточена рядом с тобой!       — Когда мы окажемся там, ты будешь думать только о том, как их убить, я отойду на задний план. Я, Хелен и даже Поластри.       — Поластри… Знаешь, я хочу сделать это для неё. Это выглядит как билет на волю. Достаточно сложно, чтобы «Двенадцать» после такого меня отпустили.       — Или доверили все подобные задания в будущем только тебе.       — Мне нужно остановиться. Ив не будет терпеть рядом с собой убийцу. Это в последний раз, и я завязываю. Это уже не так весело, как раньше, я нашла себя в другом, мне хочется теперь совершенно других вещей! Понимаешь?       — Ты слишком долго затягиваешься, туши.       — Где ты это берёшь? И зачем?       — Иногда я так зол на что-то, что теряю контроль, эта штука снимает напряжение.       — Когда я зла, то просто трахаюсь. Мой страх и моя злость всегда превращаются в секс, а желания — в насилие.       — Отвезти тебя домой?       — Нет, давайте займёмся этим. Когда я скажу, что это последнее дело, Хелен должна быть на моей стороне, понимаешь? Она сейчас стоит надо мной, ей решать.       — Ты будешь спать с ней за расположение?       — Нет, за ужин! Прекрасный ужин, как ты можешь не любить её за такое? Хелен идеальна, и если бы я не любила Ив, то точно забрала бы её у тебя. Ты бы уже был мёртв, а Хелен моя.       — Напишу благодарственную открытку Поластри. Слушай, ты пьяна, лучше этого не делать.       — Ревнуешь? Её ко мне или меня к ней? Хочешь, будешь первым?        Оливер сообщает Хелен, что десерт будет наверху, и ведёт меня в спальню. Я хотела увидеть их спальню и постель, место, где они в этой жизни играют в любовь. Это огромное ложе, чёрный шёлк, белые стены, Оливер включает проектор, на них вспыхивают языки пламени.       — Это будет какой-то обряд? — попыталась пошутить я.       — Боишься?       — Вас? Нет, это вы должны меня бояться.        Хелен заходит в комнату плавно, с бутылкой вина и бокалом, занимает место в кресле у кровати, обозначив, что будет зрителем, меня это не смущает.        Подобно тому, как Хелен делала большие глотки вина и гладила края бокала пальцем, меня целовал Оливер. Проскальзывая языком по нижней губе, он проникал в услужливо приоткрытый рот. Я наклоняла голову, сжимала его плечи, мои губы были под его губами, и он владел ситуацией. Его призывная настойчивость меня раскрепощает, игра языков, мягкость губ, давление его груди на меня, томление охватывает, в его руках сила, которую он сдерживает. Несколько пуговиц, чтобы оставить его без рубашки, он рывком снимает с меня майку, она падает на пол. Запускает пальцы под бретельки, ведёт ладони вниз, погружает их в чашечки бюста, грудь наливается и твердеет, мои соски под его тёплыми ладонями, я выпускаю его губы. Освободив грудь, он обхватывает губами аккуратный кружок ореолы, дразнит языком твёрдую горошину, посасывая, оттягивает на себя. Я выпускаю сдавленный стон, играя на публику, Хелен ставит бокал на пол и поднимается.       — Твоя очередь, — произносит Оливер, встаёт за мою спину, отдавая меня ей.       — Расслабься, — шепчет она в мои губы, плавно затягивает меня в поцелуй.        Мы какое-то время тонем в безобидных ласках, полная свобода рук, я могу гладить их тела, отвечать на поцелуи. Хелен прижимает мои бёдра к Оливеру, чтобы я ощутила его стояк. Он нежен со мной, даже напав на меня с двух сторон, он целует мою шею мягко, а Хелен — с желанием оставить следы. Её руки сжимают мою грудь в надежде услышать мой стон, я завожу руку назад, чтобы поощрить Оливера, погладить его ширинку. Хелен опускает руки ниже, надавливая на рёбра, лёгкая боль расходится по телу, это злит и заводит. Оливер стал горячее дышать, спуская с меня штаны вместе с бельём, я остаюсь обнажённой перед Хелен. Она находит мою уязвимость, тронув шрам, я просила её не делать этого, схватив её руку, мы посмотрели друг другу в глаза.       — Не смей, — прорычала я.       — Недотрога, — улыбнулась она, освобождая свою руку рывком.        Я повернулась к Оливеру, будто с просьбой отгородить меня от этого, он прижал к своему торсу. Соприкосновение двух горячих тел, ощущение его напряжённого пресса, пальцы Хелен, что проводят по впадине позвоночника, направляются вниз. Я расстёгиваю ширинку, забираюсь рукой в его штаны, сжимая крепкий, налившийся член, Оливер ловит мои губы. Хелен оставляет поцелуи на моей спине, лопатки, затылок, она трогает мои руки и даже шрам на предплечье, не встретив моего сопротивления.       — Вилланель, легче, я же вам ещё нужен, — смеётся Оливер, потому что я слишком увлеклась движениями на его члене.        Мне пришлось убрать руку и стать их центром. Они, не сговариваясь, забрали себе по руке. Оливер целовал от локтя к кисти, раскрыл мою ладонь, покрыл поцелуями это сосредоточие чувствительности, стал покусывать холмик у основания большого пальца, затем облизывать линии на ладони. Хелен вжалась в меня и вместе с моей рукой скользнула по моему телу вниз, проникла между ног и сжала возбуждённую плоть. Показалось, что пламя со стен перекинулось на нас. Отдаваясь ласкам, мы потеряли счёт времени, впервые мы изучали тела друг друга, терпели ради иного наслаждения, и это пугало. Это не просто секс. Пусть я пьяна, накурена, поддалась настроению вечера, но я понимаю, что это не ошибка, не развлечение. Какое-то странное желание владеть ими, а это слишком много.       — Хватит нежничать, — простонала я.        Хелен забралась в задний карман его штанов, вынула защиту, оба порвали упаковки зубами, странно переглядываясь.       — Зачем два? — спросила я, повернув голову к Хелен.       — Расслабься, будет приятно, — улыбнулась она, целуя меня в губы.       — Поможешь? — отвлёк Оливер, вкладывая в мою руку презерватив.        Оливер уже немного содрогался от желания быстрее привести его в действие. Его пальцы провели по моим губам, я текла уже слишком откровенно, от чего он легко проник в меня, чтобы подготовить. Это конечно вызвало мой стон и временную слабость в ногах, я упала лбом на его плечо, внутри всё отдалось пульсацией и жаром. Надевая резинку на его член, я ощутила ещё одно проникновение, скользкое, вдоль пальцев Оливера, и это заставило меня запрокинуть голову и столкнуться с пылкими губами Хелен. Они оба сейчас были во мне, плотно раздвигая меня, прощупывая, я схватилась за затылок Хелен, направляя её губы к шее, они синхронизировали толчки. Чёрт, я готова кончить от этого!       — Criez, ne vous retenez pas, — на идеальном французском сказала Хелен.        Кричать? Не сдерживаться? Хорошо, я действительно не смогла подавить этого в себе, особенно, когда по одной свободной руке они отправили к моей груди.       — Расслабь её, — попросила она Оливера, я почувствовала, как её пальцы меня покинули.        Следом вышел и Оливер, он сосредоточился на моём клиторе, просто водил влажные круги с лёгким надавливанием, а Хелен последовала дальше, я ощутила давление.       — Нет, не надо, — тут же запротестовала я, ладонями упираясь в талию Хелен.       — Расслабься, больно не будет. Разве так больно?        Я прислушалась к ощущениям, давление усилилось, пальцами со смазкой от презерватива ей было легко проникнуть, Оливер не вытерпел всего этого. Я видела, как искусственные языки пламени танцуют на наших телах, а затем темнота, я закрыла глаза, отдаваясь им с двух сторон. Плавное проникновение от Оливера, его нежелание кончить сразу, я содрогаюсь от движения во мне, никто не сдерживается. Мои стоны, их напор, они берут меня целиком, как хотят! Тугие толчки члена Оливера во мне, игра Хелен не по правилам, я не контролирую своё тело.        Не знаю, когда они отпустили меня и сколько раз я кончила, мы перебрались на постель, всё было сброшено с неё кроме простыни. Хелен раздета, Оливер обнажён, пылкие поцелуи, слишком смелые решения. Это был развратный, откровенный, запоминающийся секс.        Мы приняли душ втроём, я была уставшей, опустошённой и довольной, я чувствовала приятную дрожь во всём теле от пережитого напряжения и, наслаждаясь этим ощущением, уснула в их постели.

***

      — Это мой, — пробурчала я, в комнате было темно, и телефон разрывал пространство глухой ночи где-то на полу.        Расцепив их руки на себе, я сползла с постели и нашла источник раздражения, тут же выключив звук. Я увидела на дисплее её имя. Схватив свои вещи, я вышла за дверь и приняла вызов.       — Да, Ив? Что-то случилось?       — Ты спала? — послышался тихий голос с того конца.       — Конечно, я спала, сколько сейчас? — я сама посмотрела и тут же прижала телефон обратно к уху, — Три часа ночи, Ив.       — Мне приснился страшный сон.       — Понимаю. Ты можешь обратиться к медсестре, тебе дадут успокоительное. Или ты хочешь услышать продолжение той колыбельной?       — Ты можешь приехать?        Вопрос повис, я сжала пальцами переносицу, пытаясь до конца проснуться. Могу ли я сорваться к ней среди ночи? Ощупываю карманы штанов, ключи от машины там, деньги тоже.       — Могу.       — Когда ты приедешь?       — Через полчаса и пару штрафов за превышение скорости.       — А как ты пройдёшь?       — Не волнуйся за это. Я скоро буду.        Ночью мозги думают странно, скомкано, и словно на адреналине тащат вперёд. Я ещё не до конца проснулась, ощущаю, как горло сушит похмелье от выпитого вина, хочется есть. Нахожу в машине воду и упаковку Skittles. Как мне настроиться на Ив и не думать о сексе втроём, который был за гранью всего! Включаю музыку, чтобы не свихнуться.        Охранник впускает меня за пару сотен евро и слезливую историю любви, придуманную спонтанно. Мне же нужно было как-то пройти! Всё дело в любви и разлуке, каждого зацепит.        Что может быть страшнее больницы ночью? Я быстро миную коридор, сталкиваюсь с медсестрой, работает та же история и деньги. Она сказала, что может проверить нас в любое время. Что, по её мнению, я могу делать с пациентом? Зачерпываю леденцы из чаши, сунув в карман.        В палате горит свет, и Ив кидается ко мне, как только я закрываю дверь. Крепкие объятия, я раскачиваю нас, ощущая странную тревогу.       — Эй, ты в порядке? Дело только в кошмаре?       — Ты была с ними?       — С чего ты взяла?       — Твой запах, он другой.       — Мы ночью будем разбираться, кем я пахну? — нервозность из-за недосыпа, Ив перестаёт меня обнимать.       — В этих отношениях нас четверо. Немного людно, не находишь? Нас должно остаться двое.       — Ты хочешь быть со мной? — я опускаю глаза, безумно стыдно за то, чего она не знает.       — Если ты будешь верной только мне. Не хочу даже допускать мысль, что тебя касается Хелен или Оливер, или кто угодно!       — Хорошо, это я могу.        Ив приподнимает мой подбородок костяшками пальцев, ловит мой взгляд.       — Честно? И тебе не будет скучно с одной мной?       — Я не знаю.       — Ты выглядишь очень уставшей, — тихо произносит она, трогая мои веки, — Ты можешь остаться?       — Здесь точно будет удобнее, чем тогда, в машине.       — Спать?       — Да, спать. Обычный сон, — пробурчала я, вряд ли мне светит что-то иное.        Замечаю букет цветов, которых не было здесь утром, высыпаю на тумбочку леденцы. Снимаю кроссовки и штаны устало, будто пришла с долгого рабочего дня, забираюсь на койку в футболке. Ив выключает свет, быстро проходит расстояние до меня, будто боится, что её кто-то утащит.       — Скажи, ты просто трусиха, вот зачем я здесь, — смеюсь я.       — А как же твоё желание?       — Желание?       — Ну да, фантазия, о которой ты сказала перед уходом.       — А, ну, это, конечно, заводит, но это слишком грубо. Я здесь не из-за секса, а потому что ты нуждаешься в том, чтобы я была рядом, верно?       — Да, ты нужна мне.       — Хочешь обнять меня?       — Хочу, а ты хочешь погладить меня?       — Определённо — да!        От такого предложения я не могла отказаться, и моя ладонь оказалась на её бедре, я гладила медленно, Ив закинула на меня ногу. Здесь и сейчас для меня было самое удобное место на земле!       — Ты будешь спать? — долгая тишина подсказала ей, что этим может всё закончиться, и мы просто заснём.       — Ты перебила мне сон, что-то уже не хочется.       — Давай сыграем в игру? Хорошее, плохое, ужасное.       — Начни.       — Хорошее: ты сейчас со мной. Плохое: утром ты уедешь. Ужасное: ты уедешь в другую страну.       — Вот как это работает? Хмм. Хорошее: мне доверили это дело, и оно станет последним, если я справлюсь. Плохое: Оливер поедет со мной, и кто знает, может, я его потеряю, и Хелен меня за это убьёт. Ужасное: я сама всех убью.       — Правда? Это дело может стать последним?       — Я попрошу Хелен, чтобы это было так. Попрошу освободить меня, дать закончить на этом. Но если ей это не понравится, она будет держать меня силой. Это плохо или ужасно?       — Ты знаешь где Константин?       — Может, под палящим солнцем — это хорошо. Может, в холодной земле — это, конечно, плохо. Но есть и ужасный вариант, не стану озвучивать.       — От «Двенадцати» невозможно уйти?       — Нет, но если Хелен мне поможет, это определённо нечто хорошее.       — Она не похожа на ту, что отпустит.       — Хочу сыграть на её чувствах.       — И остаться при этом верной мне?       — В нашу игру нужно включить четвёртое определение ситуации — трудновыполнимо?       — Выжить — это определённо трудновыполнимо для нас.       — Пока ты здесь… Кто-то должен сохранять жизнь, которая в нас осталась. Я собираюсь бороться. Но, я не знаю, сможешь ли ты бороться после всего случившегося с тобой. Иногда ты выбираешь меня, а иногда нет.       — Я хочу выбирать тебя.       — Ты не выбрала меня, наглотавшись таблетками.       Моя рука остановила поглаживание, я слишком высоко задрала на ней сорочку, почти до талии. Мы лежали в тишине, пока Ив не забралась на меня, сев на мои бёдра и скинув одеяло. В свете луны я отлично видела её, она потянула с себя сорочку, сняв её через голову.       — Хочешь погладить что-то ещё? — спросила она, я уверенно положила руки на её талию и стала вести их вверх до груди.       — Ты так красива.       — В темноте? О да! — рассмеялась она.       — Я знакома с каждой клеточкой твоего тела, я знаю, что оно красиво. Но сейчас оно прекрасно даже на ощупь.       — Мне нравится быть с тобой в темноте, ты не видишь, как я краснею от твоих слов.       — Темнота раскрепощает, верно? Могу сказать, что меня заводят твои твёрдые соски, и я люблю, когда они натягивают ореолу, вокруг остаются бугорки Монтгомери, похожие на мурашки. Люблю ощущать твою грудь на языке.       — Вилланель!       — Что?       — Тут темно, но не настолько. Я вижу, как блестят твои глаза.       — Ты меня заводишь. И кстати, я уже через футболку чувствую, как завелась ты.       Ив выдернула мою футболку из-под себя, и теперь я напрямую чувствовала её жаркое, влажное место. Мои руки направились вниз, но Ив их перехватила, завела за мою голову и прижала к подушке. Упираясь ладонями в мои ладони, она наклоняется к моему лицу.       — Чего ты хочешь, Ив?       Губы касаются моих губ с намерением, терпением и желанием. Мне хочется елозить под ней, потому что возбудиться было несложно. Даже после секса втроём. Сложно другое: тело всё же ноет и напоминает, что мне нужен отдых. Если Ив чего-то хочет, я сделаю это для неё. Она словно читает мои мысли.       — Хочу, чтобы ты со мной что-то сделала.       Мои руки оказались свободны, и я провела ими по её плечам, лопаткам, спустилась к талии и резко поменяла нас местами. Теперь Ив лежала, а я была сверху. Она выглядит весьма скованно, раскинув руки в стороны и вся сжавшись. Я поспешила её расслабить, целуя впадинки над ключицами и под ними. Я знаю, насколько там тонкая и чрезвычайно восприимчива кожа. Нежные поцелуи быстро доводят её до истомы, а прикосновения языка заставляют сминать простынь. Я не обошла стороной чувствительные края рёбер на границе с животом, перешла на талию, провела ногтями по бёдрам, и Ив сама раскрылась передо мной. Теперь она была расслаблена, пока я не направила пальцы между её ног и не стала давить. Стенки сузились и пульсировали, я знала, что возбуждение играет с ней, и она возьмёт всё под контроль, привыкнет к моему вторжению, и я проникну глубже. Её ноги так хотели сомкнуться, я развела их шире, подложила под неё подушку и вновь приставила пальцы к входу. Ив текла, мои пальцы были скользкими, я немного грубее и настойчивее толкнула их вперёд, от чего Ив издала стон, но не двинулась назад.       — Не сопротивляйся, впускай, и всё произойдёт.       — Мне нравится, когда ты относишься к этому внимательно, без резкости.       — Я начну давить и давить, так проникну глубже и всё. Никакой резкости и не должно быть. Тебе было больно в машине?       — Неприятно. Не сразу. Ты же умеешь быть нежной и ласковой, я это знаю.       — Похоть срывает мне крышу. Секс бывает разным, сейчас он нежный, верно?       — Да, я привыкла.       — Продолжаю?       — Да.        Её губки плотно обхватили мои пальцы, я напряглась, пытаясь прочувствовать каждую секунду моего внедрения. Пальцы скользили внутри, пока она не кончила, а я не заткнула её рот поцелуем, чтобы медсестра не ворвалась с вопросами в эту палату. Вытянув подушку из-под её поясницы, я положила её ей под голову и провела руками по вздрагивающему от длительного прихода оргазма телу.       — Сейчас ты точно выбрала меня, — усмехнулась я, целуя её согнутое колено.       — Я выбираю тебя чаще, чем ты думаешь.       — Но на словах… Ты всегда спрашиваешь и пытаешься узнать, почему я выбрала тебя, но никогда не говоришь, почему ты выбираешь меня?       — Разве? О, это всё голоса в моей голове, они приказывают мне преследовать тебя.       — Что? Эй, я боюсь всего такого!       — Ну, мы сейчас занимались сексом в психиатрическом отделении больницы, ты псих, я псих, тебя не должны пугать голоса.       — Да? И что голоса говорят тебе сейчас?       — Предлагают спрятать тебя под одеяло от местных привидений.       — Что?! Их я боюсь ещё больше!       Накинув на нас одеяло, я укладываюсь полностью на Ив, прижимаясь животом, плечами и грудью, сжимая её в своих объятиях. Ив       Я проснулась от гула больницы, утром он включается словно автоматически. Кто-то громко говорит, где-то стукает дверь, шаги по коридору, шуршание, слышны даже удары съестного о дно автомата. Не сон. Это был не сон, Вилланель рядом со мной. Её рука тяжело лежит на мне, я рассматриваю её милые парные родинки на руке, побледневший шрам. Коснувшись её волос, чтобы смахнуть их с лица, я случайно разбудила её. Большие сонные глаза уставились на меня, а брови нахмурились. Она будто вспоминала произошедшее ночью и пыталась всё осознать. Была зла, что я разбудила? Хотела уехать сразу, а не встретить утро здесь? Со мной? Я совершенно не знаю, что у неё на уме, и сдаюсь. Вилланель переводит взгляд поверх меня, туда, где стоят цветы, затем трётся носом о моё плечо и тяжело вздыхает.       — Я знала, что однажды ты не сможешь без меня.       Вновь тишина, её слова въедаются мне под кожу и охватывают тело каким-то восторгом. Она только проснулась и смогла сказать такое? Так эгоистично и прекрасно! Так правдиво! Да, я не смогла без неё! Я промучилась весь день после того, как она ушла, я довела себя до новой паранойи. Я считала, что она не где-то, а именно в их постели! Даже мой психолог сказал, что я должна впустить в свою жизнь то, что, вышибая дверь, хочет войти! Войти и всё перевернуть, но потом, возможно, всё расставить по местам.       — Кто подарил тебе эти цветы? — следом за эгоизмом проснулась её ревность.       — И тебе доброе утро, Вилланель.       — Дорого, нежно и со вкусом. Эустомы, Цимбидиум, Ирисы… Я принесла тебе вчера леденцы из приемной.       — Я знаю, ты можешь завалить здесь всё цветами.       — Но принесла лишь одну розу с письмом, я держу себя в руках, а вот кто-то нет.       — Это Джейми.       — О, тот, что подвозил тебя с работы, что настаивал оставить тебя в баре? Тот, что твой босс?       — Это скорее благодарность за статью и пожелание скорейшего выздоровления. Ничего личного.       — Статья? Твоя?       — Да, о нас с тобой.       — Это про любовь?       — Это про болезнь.       — Ничего не понимаю, — Вилланель приподнялась на локте, прикусив губу, внимательно изучив мои губы, с которых сорвалось лишнее, — Мы больны?       — Определённо.       — Мне занять соседнюю палату? Если ты хочешь, если ты скажешь! Я могу. Хочешь, я тоже буду лечиться?       — Эй, тише, ну что ты такое говоришь?       — Я хочу убить его. Убить каждого, кто приблизится к тебе. Это лечится?       — Не знаю, но прекрати даже думать об этом!       — Никого не убивать, поняла. Знаешь, мне уже не хочется этого, — Вилланель растянула последнее, поднимаясь, двигаясь на край койки, схватив футболку с тумбочки как-то нервно.       Её обнажённая спина с острыми лопатками, такая утончённая, возбуждающая, эти ямочки на пояснице, я борюсь с желанием протянуть руку и прикоснуться к ней.       — Не хочется, — протянула в её манере я, зарываясь пальцами в свои волосы.       — Я перестала думать, что контролирую жизнь, раз могу убить любого, кто мне мешает, кто мне наскучил, кто может мне навредить, кто принесёт мне деньги. Потому что появилась ты, и тебя этим не взять под контроль. Ты не поддаёшься! Вместо убийств гораздо интереснее искать пути к тебе. Каждая наша встреча — это череда принятых мной и тобой решений и поступков. У нас не получилось сразу, видимо, любим мы с тобой по-разному, но кто сдался? Я нет. Нужно найти мой телефон, меня, должно быть, ищут.       — Ты выспалась?       — Этой ночью было мало одеяла, твоё тело такое горячее, приходилось спихивать его с нас, а ты наоборот натягивала. Тесно и эти пружины! Как ты здесь спишь?       — Не то, чтобы у меня был выбор…       — Ещё не передумала? Я могу забрать тебя или отвезти в другое место.       — Всё нормально, Вилланель, я буду тут. Мне нужна будет помощь, когда ты улетишь. Не хочу быть одна, наедине со своими мыслями. Думать о том, что ты там делаешь и как рискуешь собой. Нет, здесь есть люди, и они разговаривают.       — Надеюсь, я ненадолго, и к моменту, как я вернусь, ты не превратишься в изюминку, как та старуха за окном.       Вилланель приподнялась, высматривая кого-то за окном.       — Ты о ком?       — У твоего окна сидело морщинистое тело, я думала, она оттуда не уезжает на своем троне. Но, похоже, на ночь её завозят в больницу.       — Я и так достаточно сварлива, что добавляет мне возраст, а если ещё и потерять упругость кожи… Возвращайся быстрее.       — Очень смешно. Я собираюсь тебя любить до глубокой старости вообще-то.       — Мы не доживём до неё.       — Как насчёт того, чтобы спрыгнуть со скалы в пучину океана? Как только нам всё надоест? Только вместе! Не как ты решила всё за нас двоих. Стой, я не хотела.       — Ничего, обижаться на тебя за слова — совсем пустое, я давно перестала.       — Когда принесут кофе? Завтрак будет?       — Это не Люкс, тут нужно вовремя встать и сходить за ним.       — Мы вовремя встали?       — Не задерживайся, я знаю, ты всё равно уедешь, а так только сложнее.       Вилланель подпрыгнула, чтобы натянуть свои штаны, и забралась на койку. Свет падал на её лицо так, что я засмотрелась на мягкий, ореховый взгляд, не знаю, почему её глаза были сейчас такими тёплыми и понимающими.       — Я уеду, но непременно вернусь, как только буду нужна тебе. Может, сегодня ты напишешь мне раньше? И у нас будет не только ночь?       — Сколько ты заплатила, чтобы попасть сюда?       — Скажем так: теперь я для них желанный гость.       — Ты даёшь мне время для лечения, а я даю тебе время покончить с «Двенадцатью».       — Отлично звучит, но знаешь, что прозвучит ещё лучше?       — Что? — заинтересовалась я, Вилланель приблизилась ближе к моему лицу.       — Слова о том, что ты любишь меня, как никого не любила.       — Вот как, — протянула я, — Зачем это говорить? Ты сама это прекрасно знаешь. Между нами любовь. Вряд ли ты прикладываешь столько усилий ради приятных сокращений, что длятся меньше минуты, я с тобой тоже не ради этого.       — Что? Я кончаю с тобой куда дольше! Без шуток, хочу услышать!       — Твои глаза смотрят так, будто ждут грех. Ты меня смущаешь, я скажу это не по твоей просьбе, позже, хорошо?       — Любить меня — это грехопадение. У меня припасено много грехов для нас, Ив. И если ты ещё не попрощалась с Богом, самое время, если выбираешь меня.       — Думаешь, сохранить душу рядом с тобой будет невозможно?       — Я сгорю от твоего света, а ты завянешь в моей тени, нам нужно что-то среднее. Мне нравилось, когда ты погружалась в мою тьму, а я тянулась к свету ради тебя. Почти гармония.       — Я была вынуждена погружаться во тьму, а ты в ней забавы ради.       — Не заводись. Тут нужно расслабиться, попить таблеточки, сходить к психологу, не хочу ничего портить для тебя. Провожу на завтрак, но решать, конечно же, тебе.

***

      Завтрак в одиночестве, подальше от всех в шумной столовой. Осмотр врача, результаты последних анализов. Моему организму досталось, но он подлежит восстановлению, диета и медикаменты, всё придёт в норму, чего не скажешь о психологическом состоянии. Мне выдают кучу брошюр и пару книг, всё это я успешно прячу в тумбочку и пытаюсь найти себе занятие. Бесцельно мерю шагами палату, пока не замечаю в окне старушку. Вероятно, о ней Вилланель говорила. Я долго смотрю на её понурый вид, опустившиеся плечи, сложенные на коленях руки, её одиночество разительно отличается от моего, и мне становится стыдно. Стыдно за то, что я перестала сражаться и хотела покончить с жизнью, самой всё решить, а кто-то покорно ждёт конца. Надев больничную толстовку, я отправилась на улицу. Мы познакомились, и я рассказала ей всё, не как психологу, не как другу, не как Вилланель. Это было чистое откровение, выплеск моих грехов, я сдерживала и зарывала это в себе как могла, это так давило, но сейчас! Всё сказано, и это услышал человек, и за этим не последовало страха, осуждения, ничего в её крошечных, почти потухших глазах. Она сдавила мои пальцы своей морщинистой рукой и улыбнулась беззубой улыбкой.       — Теперь ты покаялась и свободна, у тебя много времени, чтобы всё изменить, и прожить совсем другую жизнь. Оставь всё в прошлом. А девчонку я твою видела, дерзкая такая, в глазах огонь, смотрела в твоё окно несколько дней назад, пока её не шуганул охранник. Она кресло моё брала, чтоб дотянуться до окна-то. Попросила вежливо, культурная. Кроссовки сняла, чтоб не запачкать, внимательная, а за тебя как переживала… Ты здесь не задерживайся, как здоровье поправишь, беги, спеши жить, а психологи эти те же люди, им самим помощь порой нужна. У каждого своя душа, и нечего в ней посторонним ковыряться. Поняла?       — Никогда в жизни не слышала ничего более отрезвляющего, чем это. Спасибо вам.       — Посиди со мной немного, Лондон балует тёплыми днями.       — Да, действительно тепло.       И тепло это шло не только от припекающих кожу лучей солнца, но и изнутри. Трансформирующее, заживляющее тепло, словно я выпила эликсир от душевных ран, и он приступил к работе. Старушка мирно сидела, я ловила тишину вокруг нас. Спустя время её увёз медбрат, я пропустила обед, я всё думала и решала, что делать дальше, и раздумья прервал знакомый мужчина. Он шёл ко мне, сняв солнцезащитные очки, и я поднялась со скамьи, с тревогой встретив его.       — Что с ней? — смогла выдавить я.       — Здравствуй, Ив. С Вилланель всё отлично, извини, что мой визит тебя напугал. Я приехал поговорить, не нашёл тебя в палате, и мне сказали, что ты сидишь здесь весь день. Всё в порядке?       — Со мной всё отлично, Оливер.       — Присядем?       Мне так стыдно быть неухоженной рядом с ним. От него пахнет дорогим парфюмом, его рубашка выглажена, часы подобраны в цвет бирюзовых брюк, а ботинки начищены до блеска. Он привлекателен, и я не ошибусь, подумав, что его хочет почти каждая. Его хочет Вилланель? Он исключение из всех мужчин, что она ненавидит? Касается своей идеальной щетины, задумавшись, отбрасывает руку на спинку, располагается уверенно, пока я зажато сажусь рядом.       — Начну с того, что мне жаль, что ты здесь. Ты обзавелась веским поводом себя жалеть, но надеюсь, ты этого не делаешь. Я не силён в словах, но и ты слаба, так что этот разговор — он дружеский, хорошо? Я хотел поговорить с тобой.       — О ней, я так понимаю? Скажешь, что мы не пара, что мне лучше отстать от неё?       — Дружеский, Ив.       — Хорошо. Где она сейчас?       — С Хелен. Поехали на массаж, потом по бутикам, все женщины одинаковы, если имеют деньги.       — Вилланель сказала мне, что ты поедешь с ней в Германию. Хочешь защитить или отобрать у всех?       — Ты всё ещё не настроена на дружественный разговор. Отобрать? Может быть, ты часто заблуждаешься в том, что чувствуешь, любишь и не любишь её, отдаёшься ей или сопротивляешься, пытаешься быть с ней, но боишься и отталкиваешь, а я… Я всё знаю и понимаю, моей она не будет, потому что она тебя любит. Я не как Хелен, даже пробовать бороться за что-то в ней я не буду.       — Зачем тебе всё это? И говорить со мной?       — Ты как она: не признаёшь, что кто-то может быть другом. Я хочу помочь выбраться ей и вижу, как это тесно связано с тобой.       — Она сказала, это дело может стать последним, что она попросит Хелен о свободе.       — При всём незаурядном уме, Вилланель бывает весьма наивна.       — Но если кто-то пользуется этой наивностью, то оказывается мёртвым по итогу. Она холоднокровна и разрушительна! Она стреляла в меня, хотя любила тогда и любит сейчас! Возможно, ей даже не нужно это дело, чтобы всё закончить.       — Может. Ради тебя она пойдёт на всё. Есть кое-что, я скажу тебе, но не говори ей об этом. Будет нашей тайной. Не хочу, чтобы ваше новое начало было испорчено её глупым поступком. Хорошо?       — Тайна от Вилланель? Она убьёт нас двоих!       — Только не злись на неё. Она сделала это, опять же, ради тебя.       — Хорошо, говори.       — Твой психолог, Вилланель дала ему сумму, чтобы он мягко толкал тебя к ней.       — О боже!       — Согласен.       — Подожди, дай мне это осмыслить. Какая же она… Нет, я уверена, что все решения были моими, и Дуглас никак на них не повлиял. Или… Чёрт, я не знаю!       — Ничего, что я сказал об этом? Я не хочу вас рассорить или как-то сыграть на этом. Просто пойми, я с Вилланель каждый день, и не было такого, чтобы она думала о ком-то, кроме тебя. Вам нужно уже определиться и не мучать друг друга.       — Это задача со звёздочкой.       — Понимаю, — усмехнулся Оливер.       — Странно, что ты такой понимающий и к тому же на нашей стороне.       — Я не был таким. Но пора искупать грехи, а их предостаточно, почему бы не начать с любви? Я влюбился в неё, Ив, моментально. Как только она села в мою машину и проявила интерес к музыке. Я стараюсь ничего не испортить, остаться для неё хоть кем-то. Никогда не помогал никому, был с детства заражен болезнью не делать никого счастливее себя. Я говорил об этом с Вилланель, кстати, и она солидарна. Почему у кого-то с помощью меня должно быть что-то, чего никогда не было у меня? Так мы оба считали. Я стараюсь избавиться от этого в себе, а Вилланель, она перегрызёт глотку любому, за своё счастье. Она ещё не задумывалась о том, как жизнь возвращает всё бумерангом. Но ты можешь извлечь выгоду из этого, ведь её счастьем являешься ты.       — Ты говоришь о том, что твоей она не будет, говоришь, что ты за нас! Тогда что она забыла в вашей постели?       — Искушение, опыт, страсть, желание. Её влечёт, иначе она бы не соглашалась.       — Прекратите! Просто перестаньте делать это с ней!       — Если тебе больно делить её с нами, забери. Скажи ей, чтобы она сама перестала, она этого ждёт.       — Скажу! Знаешь, Оливер, я действительно скажу ей, чтобы она больше не смела изменять, потому что я больше не собираюсь умирать, убегать и страдать. Хватит! Я хочу начать жизнь, как в её письме.       — Письме?       — Разве вы не вместе его писали? Слишком правильное для одной Вилланель.       — Нет, она о нём ничего не говорила, что в нём?       — У тебя есть свободное время?       — Сколько угодно, предлагаю тебе прогуляться по территории, здесь отличный парк.       Оливер поднялся и подал мне руку, я не смело вложила свою руку в его крепкую ладонь.

***

      Я требовала, чтобы Дуглас принял меня раньше, но в приёме было отказано до вечера. Я с трудом дотянула до ужина, пропустить обед было неразумно, а перекус фруктами, что принесла Вилланель, только усилил голод. Разговор с Оливером был как на повторе в моей голове — неужели он искренен? Сколько я не смотрела в его светлые глаза, сколько не пыталась отследить ложь, он слишком открыт, никакой фальши.       В назначенное время я вошла в кабинет Дугласа, но даже не собиралась присаживаться на удобное кресло и выкладывать ему всё, что чувствую.       — Я знаю!       — Добрый вечер, Ив, присаживайся, пожалуйста, — проигнорировал он.       — Нет. Я хочу, чтобы вы подписали бумаги и выписали меня немедленно.       — Боюсь, это не вам решать.       — Я знаю, что Вилланель дала вам деньги, и знаю, зачем.       — Разве ты не согласна с тем, что я говорю? Разве тебе не стало лучше здесь?       — Я хочу домой!       — Нет, Ив, мы должны продолжить лечение.       — Если вы не выпишите меня, я всё расскажу вышестоящему руководству!       — Здесь склонны не слушать пациентов. Они, как бы тебе сказать, способны выдумать, что угодно.       — Разве я выдумываю?       — Да, это полный бред, Ив. Присаживайся, нам стоит об этом поговорить.       — Нет! — возразила я.       Я видела, как он нырнул рукой под стол, я могла предположить, что он нажал на тревожную кнопку, но сделать что-то? В недоумении, я просто смотрела на него, а затем захотела кинуться и ударить. В кабинет зашли двое крепких санитаров, оба без вопросов взяли меня под руки, моё сопротивление им подавилось с помощью вколотого мне шприца.       — Вилланель всех вас убьёт, — пробубнила я и отключилась.