Снятся кошмары наяву

Чернила на бумаге блестят как живые.

      Лорн терпеть не мог крыс. А поскольку они были частыми обывателями трущоб, похуже и не очень, то видел он их довольно нередко. Его явно тошнило от их худых злых мордочек с глазами-угольками, голых хлестких хвостов и сгорбленных серо-черных спинок, покрытых жесткой и грязной, как и их зубы и лапы, шерсткой. Истинные паразиты мира, гадящие и плодящиеся. В точности как люди. Поэтому и о людях Лорн особо не заботился, считая их ничем не лучше помойных чумных гадов. На тараканов, клопов и вшей Лорн почти не обращал внимания: это ведь признак высшего сословия, а он к нему формально не принадлежит, так зачем беспокоиться о таких недосягаемых вещах? Но нет-нет, да когда он пройдет мимо какой-нибудь богатой парочки, то обязательно осмотрит себя всего. Лорн не дурак, он знает, откуда берется все это добро. Его узкие губы то и дело трогала горько-ненавидящая ухмылка: вот тебе и элита, сливки общества, протухшие и застывшие, как желе.       Но особенно Лорн терпеть не мог крыс в его организации. Иногда он становился слишком ярым параноиком, да и сам мужчина это признавал время от времени, однако ничего зазорного в уборке пары невинных людей, честно выполнявших свою работу, он не видел. Лучше ведь перебдеть, чем недобдеть, верно?       Однако загадка оставалась загадкой, чуть знакомой Ценрих и вовсе незнакомой Роберту и Тату. Ценрих сама себе мысленно признавалась, что лишь предполагает значение рисуночного послания с маленькой подписью в углу, которая терялась на фоне крысиных трупов и яда для них. Если бы не Тату, буквально ткнувший в слова пальцем и радостно-настороженного воскликнувшего нечто нечленораздельное – опять же, под дружное шиканье в конце – то Риша бы так ничего и не заметила. Судя по ни на каплю не убавившегося непонимания в глазах Роберта, никакого даже намека на идею не возникло. Винить его нельзя — ни Тату, ни Ценрих тоже не испытывали просветления.             Скажи мне, что проглотить в хрустальном замке.       И что это, черт побери, может значить? Риша только помнила мамину сказку, которую она сама придумала, про хрустальный замок. Но девушка сомневалась, что дело было в ней, ведь никто кроме нее эту сказку больше и не знал. К тому же в сказке про прекрасную небесную королеву, которую предал собственный народ, которую лишил свободы и престола сын, определенно не было никаких крыс. Окружение, вонзившее нож в спину великой правительницы, ведь не считается крысиным народом? Хотя… крысы имеют обыкновение незаметно кусать за щиколотки. — А ничего умнее он написать не мог? — недовольно пробурчал Тату, откидываясь на спинку стула и будто с некой обидой скрещивая руки. Риша молчала, глядя матовыми и мутными глазами на потолок, уже выцветший и потерявший свой мягкий жемчужно-белый, как вычищенные зубы, оттенок. Хотя в черно-желтом освещении он и вовсе казался цвета разлагающихся или обугленных костей. В этом дурном свете вся комната, вся маленькая квартира превращалась в скелет, тоже сжатый и искривленный, как и многие вещи в Лондоне. — Роб… а мышьяк ведь не пахнет, — пробормотала Риша, продолжая гипнотизировать взглядом потолок, сложенный из кусочков чьей-то черепной коробки. Вопреки ее ожиданиям, Роберт отреагировал очень вяло, будто впал в полусонное состояние. — Для меня пахнет. Я же нюхач. Это вы, остальные люди, даже не представляете, как вам не повезло, — потом он попытался рассмеяться, но вышло слишком тускло. Тату пояснил недоумевающей Рише: — Его знаешь сколько раз пытались отравить, даже тем же мышьяком? Уйму! — он попытался посчитать на пальцах, но их кажется не хватило, даже если не учитывать, что у него отсутствовал левый мизинец. Роберт насмешливо хмыкнул. Риша только хлопала глазами и мотала головой от одного к другому: — Ну ты и живучий таракан! — воскликнула она. — Да чего таракан-то сразу?! — сквозь обиду возмутился Роберт. Он-то их не любил, поскольку был весьма брезгливым человеком. Разумеется, он мог заставить себя запачкать руки, но иногда приходилось очень старательно себя уговаривать. Тату загоготал. В этот раз его никто не затыкал. — Так, парнишки, — и вновь Тату принял непривычно-серьезный вид, — что все-таки случилось с Кемпо? Да и с подонком Хипом, судя по всему, похожее что-то, нет?       Роберт судорожно вдохнул и с протяжным свистящим шумом выдохнул, плечи мужчины в такт резко поднялись и медленно опустились. Говорить он так и не решался: тугой воздушный ком заткнул ему горло, как цветущий хлопок. Снова и снова в глазах появлялся злополучный мешок с заботливо кем-то уложенными частями тела товарища. И совсем немного красных пятен, даже не понадобилось делать ношу многослойной... Внезапно осознав это, Роберт вздрогнул: как же вышло так, что крови было так мало, хотя Кемпо разрубили на несколько кусков? Чем больше он вспоминал, отодвигая эмоции на второй план, тем больше странностей вспоминал, от которых почему-то кровь прорастала ледяными крупинками. Возвращаться к воспоминаниям совсем не хотелось.       Роберт очнулся и влился в разговорный поток как раз к моменту, когда Ценрих заканчивала свое повествование про обнаруженное тело мистера Хипа. Запоздало он вспомнил, что тело так в той мастерской и лежит, скорее всего. Пока есть ночь, надо разобраться с ним. Или не стоит? Роберт нерешительно посмотрел на письмо от Лорна. Смятение и непонимание разрывали его изнутри. Если это и правда тончайший намек на то, что если он и Риша задержатся здесь, в Лондоне, то от них избавятся, как от крыс? Может даже подсыпят какой-нибудь яд? За себя Роберт не волновался: он не знал вещи, чей запах он бы не ощутил доколе. Однако перед глазами тут же предстала ужасная картина масляными красками: лежащее ничком хрупкое тельце Ценрих, совсем бледное, как поганка, с черными кругами под глазами и темно-синими губами, такое же обескровленное и мертвенно-спящее. Кровь поросла ледяным лишайником. — Эй, Роб, — локоть ткнул его в плечо, и Роберт окончательно вынырнул из мрачного круговорота мыслей, — не спи. Поясни за Кемпо. — А, да, — он пару раз запустил пальцы в волосы и прикрыл глаза. — Я просто пару странных штук вспомнил. Я когда впервые увидел Кемпо, вернее, то, что от него осталось, то был в полнейшем шоке! А сейчас вот сижу и думаю: как я сразу это не приметил? Хотя я и от мешка-то сразу отскочил... — Ты хочешь сказать, — Тату уперся локтями в столешницу и сжал кулаки, — что сразу увидел мертвого Кемпо? И что за мешок? Ты же не говоришь... про тот мешок? — он заметно побледнел. Роберт медленно кивнул. Тату пару секунд переваривал услышанное, после чего уперся локтями в стол еще сильнее, и дерево жалобно-пискляво скрипнуло. На мгновение Рише даже стало слегка жаль мебель. — Кемпо не заслужил такой участи, — горло у Тату высохло, его голос захрипел как у больного. — Ты даже его живым не успел застать в тот день? — Дело в том, что я незадолго договаривался с ним о встрече, на которую он не пришел, — Спидвагон нервно тер костяшки. — Так что да, не успел. Тогда я подумал, что с ним, видимо, что-то случилось. Все-таки он не из тех, кто склонен забывать. Да и он был удивительно пунктуальным, несмотря на то что часов у него не было. Удивительное чувство времени! Небось натренировал вместе со своими восточными боевыми стилями! — мужчина громко вздохнул, запрокинув голову назад и свесив руки по бокам. — А что за странности, про которые ты упомянул? — нахмурилась Риша. Она-то ничего такого не припоминала. Или она просто не заметила, тоже поддавшись панике? Роберт задумчиво покрутил в пальцах прядь золотистых вьющихся волос. — Крови почти не было, только слегка внутренний мешок покраснел, — неторопливо заговорил он, водя взглядом из угла в угол, в окно, на стены, на пол. — Ну, знаете же, да? Там же от трех до пяти мешков, в зависимости от разводимой грязи... Там бы и двух хватило. А то и одного, если ночью нести — кто ж заметит едва заметные пятна? Да и ранения, знаете ли... — Роберт нахмурился и внимательно посмотрел на точку в паре сантиметров от Тату, — ...будто бы не лезвием рубили. Я знаю, как выглядят раны, если бить тесаком или топором. А тут чья-то дьявольская лапа. Понимаете уже, сколько кровищи должно было навалить? — Какой-то сатана спустился и лично порубил Кемпо, — подытожил услышанное Тату и фыркнул. — Что за чушь! Ты точно не в себе был, Роб! — Я знаю, о чем говорю, Тату! — вскочил Роберт. Тату и ухом не повел. Вместо этого он преспокойнейше водрузил подбородок на сцепленные в замок кисти рук и прикрыл глаза, слегка вытянув губы. — Может, это вампир был? — не унимался Роберт. Ценрих закатила глаза: опять двадцать пять. — Вот теперь ты точно чушь ляпнул, Роб. Вампиров не существует. Ты там случаем в призраков не веришь? — Верю! Я же видел одну мертвую женщину на кладбище в белом платье и без лица! — Так, кончай нести чепуху! — Тату пару раз щелкнул пальцами у лица Роберта, что в теории должно было привести его в чувство. — Я тогда с тобой был! Никого там кроме нас не было! Та баба была такой же реальной, как Риша в платье! Или ты ее и видел как раз, а? То-то же на ней лица не было! — львиная скалящаяся улыбка озарила его лицо. Риша резко отвернулась и резко выдохнула сквозь зубы, как лошадь, но все же признала, что подкол вышел неплохим и даже слегка смешным. Однако важным было не это — Ценрих знала, что и Роберт, и Тату были весьма эмоциональными личностями, а когда сталкиваются две такие зажигательные смеси, разве это не порождает взрыв еще больших масштабов? Конфликты Риша не любила. Особенно она не любила встревать в них, пускай даже и для их усмирения. Хотелось надеяться, что хотя бы Роберт помнит про это. — А может еще скажешь, что мозга у людей нет? — помнил он это или нет, но в любом случае Роберт просто так сдаваться не хотел. — Я-то его не каждый день вижу, но знаю, что он есть! — Говори тот, кто однажды какому-то мужику проломил башку молотом, — скучающим тоном пробубнил Тату, театрально зевая. — Тоже мне, удивил. Ты всем там провел урок анатомии, балбес. — Хорошо! — глаза у Роберта горели праведным огнем просвещения. — Хорошо! У меня еще аргумент есть! Тогда как насчет наличия в гильдии предателей? Их же как бы нет, но Лорн считает иначе! — Да Лорн совсем кукухой двинулся, — пробормотала Риша, складывая руки на столе и ложась на них. — Верить Лорну — не уважать свой рассудок. — Ну, вот только считаемся ли мы предателями с точки зрения Лорна? — Роберт многозначительно потыкал пальцем в письмо. Тату издал нечленораздельный звук наевшегося лося, что на человеческом наречии означало “я не знаю”. А Рише было просто лень думать о таких философских вещах. Роберта самого этот вопрос внезапно взволновал, что было видно по слегка заметавшемуся взгляду. Кажется, он пожалел, что вообще заговорил об этом. — Да не предатели мы сами по себе, — наконец, нарушила молчание Риша. — Мало ли что там Лорн думает? Я лучше вместе с тобой в призраков да вампиров верить буду, чем в то, что я умудрилась где-то предать его.       Роберт быстро ушел куда-то и через несколько секунд вышел с упаковкой печенья. Одна уже была у него во рту. — И несмотря на то, что мы предатели для Лорна, — медленно начал Тату, воруя одну печеньку, хотя Спидвагон особо не возражал, — валить все равно надо. Так, куда тогда? — Якоб говорил про Манчестер, — Риша приподняла голову. — По каким-то причинам мы там корни не торопимся пускать. Не знаю почему. — Когда Лукас был жив, — продолжил Роберт, насильно пихая одну печеньку в рот Ценрих, — тот проводил экспансию в Германии. Там-то он и познакомился с матерью Риши — она-то немка. Видимо, Лукас хотел просто укорениться в Европе, но его смерть помешала этим планам. Не знаю, правда, почему он так хотел туда. — Ну, смотри, вожак, — Тату активно жестикулировал одной рукой, вооруженной печеньем. — В Европе-то всяко получше будет, верно? Чего топтаться на одном и том же британском месте? Будь я Лукасом, я бы не просто в Европу рвался, а искал источники дохода везде, где только можно! Чем думает Лорн? Складывается ощущение, что он совсем не думает о нас! Мы ему, видите ли, каждую последнюю среду месяца присылаем долю, а толку-то? Будь хотя бы небольшой контроль в той же Германии, мы могли бы туда свалить! Готов поспорить, Риша была бы на седьмом небе от счастья! — Ну, не знаю, — вяло возразила та, — мне кажется, что Германия, что Британия — все одна и та же крысиная шерсть. Отец явно что-то знал и что-то планировал, но, как Роб и сказал, смерть оборвала все начинания. Я даже не знаю, имеет ли там место быть... м-м.. заговор? Хотя не знаю, Лорн и Лукас всегда неплохо ладили... — Короче! — Роберт решил подвести итог этому незапланированному собранию. — Так или иначе, мы уже не часть гильдии. Придется валить. В Манчестер. Хотя тому шкету-Якобу особо не верю, но в этой информации он не ошибся — там вряд ли найдутся наши, — он неосознанно потер левое предплечье. — Разумеется, с этими событиями бы разобраться, за Кемпо бы отомстить... но я, если честно, не вижу способов, как это сделать, не подставив никого под удар. — Может, у нас и не получится ни отомстить, ни прояснить картину, — пожала плечами Риша. — Самое главное — свалить. Потом разобраться, как жить дальше. А там и подумаем, что к чему. — Сегодня же утром? — уточнил Тату. Роберт немного подумал и медленно кивнул. — Да. Лучше не медлить. Вот же ж! — внезапно воскликнул он, хватаясь руками за голову. — Если бы я-сегодняшний сказал о происходящем сейчас себе-прошлому, я-прошлый посмеялся бы над самим собой! Я всегда знал, что судьба — та еще сучка со своими планами. — Ты во все подряд веришь, — хмыкнул Тату. Спидвагон фыркнул. — В вампиров, кстати, я все еще верю.       Утро выдалось довольно зябким из-за резкого прохладного ветра, то и дело касающегося лодыжек в тонких белых носочках и строгих черных туфлях, но лишь из-за удивительно-яркого солнца было еще относительно тепло. Риша чувствовала себя не в своей тарелке. Вернее, это было еще слабо сказано — Ценрих преисполнялась отвращением к самой себе. Пытаясь скрыть это, девушка опустила голову, уставившись на колыхающегося темно-бирюзового плотного подола платья до щиколоток, но увиденная ею юбка сделала только хуже. Оставалось только вцепиться пальцами в тонкую ручку парасоля. Если бы Риша могла, она бы вонзилась в нее до кровавых следов от ручки и собственных ногтей, но ее руки были облачены в длинные и такие же темные перчатки. Она же леди. А леди должна скрывать свои нежные ручки.             Особенно если у нее шесть шрамов.       Роберт несколько нервничал. Тату опять опаздывал. Если бы не произошедшее с Кемпо, Роберт был бы гораздо спокойнее. А сейчас он любую непунктуальность воспринимал как угрожающую вероятность таких же убийственных событий. Риша хотела бы разделить его тревоги, да вот только им места не было — ей чертовски хотелось провалиться сквозь землю.       Гудки, пыльные дороги, остатки подсыхающих луж, мальчики с багажами... И все существующее будто смеялось над ней. А еще в тени было прохладно, солнце не пробивалось сквозь черный кружевной зонтик, который Риша как-то давно украла у какой-то богатенькой и мертвенькой дамы — той не повезло попасть не в тот район, где отморозков больше, чем вшей и блох на голове бездомного. Первоначально Риша хотела продать его, но Роберт отговорил ее, сославшись на то, что он пригодится ей для слияния с толпой.       Может, стоило все же тогда продать? Хотя нет, Роберт прав: где же это видано, чтобы приличная леди позволяла себе щеголять под солнцем? Слюна во рту стала горькой, как и улыбка на губах Риши — ага, она-то приличная леди... Воздух снова озарил гудок. Машинист поезда ругался с кондуктором. В тени холодно. На солнце нельзя выходить — загоришь, будешь выделяться, все засмеют. Тяжелая и сильная рука Роберта легла с небольшим размахом ей на плечо. — Вот ведь балда! — громко пожаловался Роберт. — Опоздаем же! Без него уедем. И где его черти носят, а? — он мотал головой из стороны в сторону, надеясь увидеть знакомую львиную гриву. — Роб... с девушками в обществе так себя не ведут, — тихонько пролепетала Риша. Роберт дернулся и поспешно убрал руку, изрядно смутившись. — А, извини. Я забыл.       Чтобы отвлечься, Риша начала наблюдать за голубями. Она не считала их самыми красивыми птицами, но они были частыми соседями для всех отбросов общества на улицах. Роберт их и вовсе называл крылатыми крысами. Его можно было понять — порой лучше не задумываться над тем, где летают голуби и что они едят. Однако все же даже среди этой грязи попадались красивые белые самородки, за которыми Риша особенно любила наблюдать. Лишь один раз за свою жизнь она видела белоснежного голубя. Его оперенье было подобно первому свежевыпавшему снегу, еще не тронутому ногой человека. Хотя зимы Риша не любила, но именно эта ассоциация ей казалась не просто подходящей, но и невыразимо-красивой. Голубь будто был скоплением маленькой надежды и небольшого мимолетного счастья, которого ей зачастую недоставало. — Вот ты где, копуша! — не без радости воскликнул Роберт, замахав руками. Риша встрепенулась и живо посмотрела в ту сторону, куда смотрел мужчина. И правда, среди разномастных людей Тату умудрялся выделяться, как упавшая звезда — то ли из-за гривы и бороды, не подчиняющихся расческе, то ли из-за кляксы-бабочки на лице. Прохожие то и дело оборачивались и шушукались, когда Тату проходил мимо них с гордо поднятой головой. Риша почувствовала укол белой зависти. Она тоже хочет так наплевательски относиться к мнению других, несмотря ни на что. Но подобное ей явно не светит, а если и светит, то очень нескоро... — Ага, а вот и муж с женой! — гоготнул Тату, пожимая руку Роберту. От подобного высказывания Риша даже закашлялась, а Роберт слегка покраснел. — Ты думай, что говоришь! Вот точно знал, что надо было без тебя ехать! — Да ладно, не бесись ты так, роза-мимоза, — хихикнул мужчина. — Это я не с пустой полки взял, так-то. Ведь если вы притворитесь, что вы сладкая парочка, то поверьте — поездка пройдет гора-а-аздо легче! Да ладно, это ведь всего на один разочек! — взмолился Тату, видя крайне категорично-отрицательный взгляд со стороны обоих товарищей. — Ну Риша, ну хоть ты пойми меня! Не тебе ли знать, каково одинокой леди без сопровождения статного красавца-мужчины, то есть, Роберта? — А ты-то кем себя сделаешь? — кисло спросил статный красавец-мужчина, то есть, Роберт. — А я буду дядей Риши! — Тату аж светился от собственной гениальности. — Всегда хотел себе хоть кого-то в родственники!       А Риша чувствовала что-то похожее на испанский стыд. Эту поездку она точно запомнит надолго. Девушка хотела еще что-то сказать своему новоиспеченному дяде, но третий гудок перебил ее. Все люди тут же засуетились, а вместе с ними и Роберт — пора в поезд. Риша озиралась по сторонам, но кондуктор, который должен был проверить наличие билетов, словно испарился. На мгновение она даже подумала, что тот мужчина во фраке и кепке с логотипом компании был лишь плодом ее воображения, но Риша тут же отмахнулась от этой бредовой мысли. К тому же, Роберт сам себе под нос недовольно бубнил что-то про безответственный железнодорожный персонал. — Роб... а что с твоими людьми? — негромко спросила Риша, когда мужчина уверенно направился в вагон второго класса. В первом было слишком душно, а в третьем слишком холодно — кто хочет подставить лицо под потоки ледяного предосеннего ветра? Никто. — Уверен, что они уже в курсе, — также негромко ответил Роберт, несколько мрачнея. — Такие новости ведь разлетаются быстро. — А еще Якоб трепло, — добавил Тату, расслабленно растекаясь по сидению. — Уверен, из-за него все и разлетается.       Интересно, сколько ехать? Риша смотрела в окно. Они пока стоят — машинист ждет, когда все будут готовы отправляться в путь. Запоздало Ценрих вспомнила, что надо держать осанку, и тут же выпрямила спину, словно ей внутрь вставили железный прут. Неудобно. И так все время? Девушка быстро осмотрела негустое количество пассажиров в их вагоне. Мужчины говорили между собой на какие-то важные для них темы вроде политики или экономики. Женщины либо молчали, либо сплетничали и хихикали, делились последними новостями мира моды или хвастались своими состоятельными мужьями. Все как у обычного общества.             Это ведь не надо мной же смеются? — О-оу, Риша, а я ведь забыл! — неожиданное обращение заставило Ришу подскочить на месте. Тату порылся во внутреннем кармане черно-синего пиджака и достал оттуда странную подвеску. Металл, казавшийся еще ярче и светлее на фоне темных перчаток, утяжелил ладонь. Риша растерянно смотрела на... кулон? Подвеску? Как это правильнее назвать? Хотя было видно, что изначально эта вещь была чем-то другим. Риша предположила, что раньше это был целый наконечник большой стрелы, а ныне это ее кривая половинка, похожая на толстый серп или полумесяц. На золотом полумесяце с изжелта-стальной каймой — хотя Риша сомневалась, что это был сплав, пусть даже включающий в себя сталь, — восседал целый жук с блестящими глазками в виде драгоценных камней. — Где ты это достал, Тату? — Да неделю назад выкрал у какого-то мутного типа, — беззаботно промолвил Тату. — Роб ведь мне рассказал, как ты любишь лицезреть всякие блестяшки. Считай, мой подарок, прежде чем наши пути разойдутся! — Разойдутся? — Риша аж встрепенулась. — На самом деле, — признался Роберт, — у нас есть еще одно дельце, которое Тату хочет провернуть. Ради него придется ненадолго — честно-честно, ненадолго! — покинуть Манчестер, когда мы туда прибудем. — Нужно будет съездить кое-куда к кое-кому, забрать денежки, вернуться в Манчестер и наконец-то открыть наш — на-а-аш, прикиньте?! — магазин с побрякушками. Скажу честно — я вряд ли окончательно брошу воровское дело. Ну, может, буду делать это более благородно! Украду чего-нибудь и продам. — Это прибыльное дело, — улыбнулся мужчина. — Я всегда мечтал отправиться в Америку. — А ты, Риш? — спросил Тату. — Ты надумала, чем будешь заниматься в Манчестере? — Да, — кивнула она, — но не скажу. Раз уж вы посекретничали между собой, как две девицы, то и я имею право помолчать. — Ну и ладно, — в притворной обиде скрестил руки Тату и отвернулся. — Ну и не надо.       Риша кротко улыбнулась. На самом деле она ничего не придумала касательно своего будущего, и само осознание этого факта ужасало ее. Ее пальцы нервно терли ручку сложенного парасоля. Наконец, поезд тронулся. Пейзажи в окнах, сменяя друг друга все быстрее и быстрее по мере наращивания темпа чугунных бренчащих колес, превратились в смазанный калейдоскоп. Даже думать ни о чем не хотелось — только смотреть в неразборчивые пятна. Только одна мысль висела и горела, как яркая вывеска: как долго все-таки ехать? Риша никогда еще не ехала на поездах. У нее даже смутного временного представления не было сколько может продлиться поездка. — Роб, Тату, я когда сегодня собиралась, то заметила одну вещь... — негромко заговорила Риша, будто чего-то боясь. — Хм? — Чего такое? — То непонятное письмо, что прислал Лорн... оно изменилось. — Изменилось? Это как? — не понял Роберт. Риша достала из футляра то самое письмо, над которым они сидели еще ночью. В футлярах должны быть цветы, флакончики с духами, носовые шелковые платочки... А у нее только несколько маленьких ножей, пара остроконечных шпилек и иголок, к которым присоединился полумесяц с золотым жуком на золотой цепочке. И письмо, которое чудом не искромсалось на бумажные лоскутки в таком холодном металлическом аду. — Вы же помните, что там было ранее? — она раскрыла бумагу. — Две крыски, крысиный яд и что-то там про хрустальный замок, да? — Тату был не настолько насторожен, как Роберт, но все же заинтересован. — Во-первых, фраза была здесь, в углу... теперь ее нигде нет, как видите. К тому же... — начала было Риша, но Роберт перебил ее, недоверчиво глядя на желтую, будто побывавшую в чае, бумагу. — Это... ведь и правда то письмо? — Понимаю, — кивнула Риша. — Я тоже сначала не поняла, но у меня других бумаг-то и не было. — Дай-ка сюда, — Тату выхватил письмо и посмотрел на него сквозь дневной свет. — Чертики-котики, ничего нет! Куда чернила-то пропали? Они же не могли испариться, верно? — он вернул письмо Рише. Та медленно пожала плечами. В вагоне определенно не было человека, который мог бы дать ответ на этот странный вопрос.       Ни крыс, ни бутылочки с ядом для них... бумага была абсолютно пуста. Иногда Рише казалось, что у Лорна есть некая волшебная сила.             Но ведь это чушь. Магии нет. Всякий, кто утверждает обратное, — безумец или мошенник, подобный нам.       Который был подобен нам — тут же поправила себя Риша и вновь с тоской посмотрела на желто-голубовато-серое пятно. Теперь дороги назад нет. Нет ни Черной гильдии в их жизнях, нет ни последней среды месяца, нет Кемпо... равно как и уверенности в будущем. Риша даже пожалела, что соврала Тату. Зачем? Могла бы сказать правду, а он бы что-нибудь придумал вместе с Робертом — они-то умные и смекалистые. А так раз уж сказала, что все в порядке, то придется творить этот порядок самостоятельно. Она должна быть сильной. Она должна отвечать за свои слова. — Надо бы еще не забыть продать в Манчестере шахматы, — лениво и невзначай пробормотал Тату. — У меня там связи есть. Денежки не бывают лишними. — Тебе бы не ювелирку открывать, а барахолку, — насмешливо хмыкнул Роберт. — Чертики-котики, Роб, а это идея! — громогласно воскликнул Тату, чем заставил всех обернуться в его сторону, и он слегка стушевался, но все же продолжил, понизив голос. — Нет, серьезно, может барахолку открыть? Ты же знаешь, что я тащу все, что плохо лежит и блестит. Если бы не мои глаза, я бы себя Сорокой назвал. А, как тебе? Сорока! Или Тату лучше?             Как вообще все умудряются обращать на него так мало внимания? Люди что, каждый день видят шумного нечесаного мужчину с вечной кляксой на лице? — Ты еще Попугаем назовись, — рассмеялся Роберт. — Недалеко уйдешь. — Нет, попугаи — это для детей! А вот сор-р-р-рока! — Громкая, крикливая, тащащая все в свое гнездо, — монотонным голосом дала Риша характеристику. Тату радостно щелкнул пальцами. — Вот-вот! Роб, а Риша-то смекает! Вот был я в Лондоне Тату... а в Манчестере стану Сорокой! — Ну нет, — фыркнул Спидвагон. — Я тебя сто лет как Тату зову, а тут внезапно Сорокой должен начать звать. — Тебе разрешу звать старым именем! — Тогда делай что хочешь, хоть сапог на голову натяни.             Шахматы... люблю играть в шахматы. Иногда я играла с отцом. Чтобы мотивировать меня играть и совершенствоваться, мы играли на деньги. Он поощрял мои выигрыши небольшой, но все же суммой, которой я гордилась. Сначала один шиллинг, потом два, потом пять... дошли до одного фунта. За три фунта мы воевали аж несколько часов, но, к сожалению, я проиграла. Я хотела взять реванш, но... он не вовремя умер.       Все мысли улетали в окно, смазываясь, как и пейзаж. Но теперь эти разноцветные полосы не несли уныние и скуку. Новорожденная идея, как далекий брезжащий свет звезд в продырявленном ночном небе, казалась спасительным маяком. Будущее начало обретать какие-никакие, но все же светло-серые очертания. Риша может как-нибудь привязать свой заработок к шахматам, а как именно — есть время подумать. — Эй, Тату, а если ты продашь шахматы мне? — подала девушка голос. — Шутишь? — заулыбался Тату. — Лады, хотя не знаю, зачем они тебе. Со скидкой пойдет? — Пойдет, барыга.             Не помню, когда я в последний раз чувствовала себя настолько легко и спокойно.