Снятся кошмары наяву

Кто-то очень отзывчивый наблюдает за этим миром.

      Риша методично копалась в содержимом ящиков. Она ничего не искала, но сам процесс ее как-то успокаивал. Дио, как он и сказал, ушел куда-то. Видимо, навестить “Ангельские луга”, но уже при дневном свете. Перед уходом мальчик оставил записку. Пускай Риша старалась смотреть в ящики комода, но глаза невольно смотрели на эту записку, написанную корявым детским почерком.       “Скоро вернусь” — гласила она. Хотелось верить в это. Воображение предательски рисовало самые разные картины, одна страшнее другой. А если не вернется? Что тогда делать? Смириться с тем, что мальчик наверняка сгинул? Или звать Роберта и Тату и втроем искать? Хотя Риша сразу мрачно представила, как они вдвоем в унисон отказываются: чего им тратить время на незнакомого пацана, который сам попер куда не следует? И это будет справедливо.       Руки рассеянно нащупали металлический холод. Ценрих вздрогнула и наконец отвела взгляд от записки. Тот самый обломанный наконечник, который ей подарил Тату... он так и лежит без дела. Честно говоря, Риша даже не знала, что с ним делать. Продавать или просто куда-то отдавать его не хотелось. Иногда ей почему-то казалось, что эта безделушка какая-то... живая? Порой просто мороз по коже полз. Многие явления, касающиеся этого обломка, Риша объяснить не могла. Обсуждать их ни с кем не хотелось, даже с Робертом — у него тоже есть предел своей веры. Призраки и вампиры это одно, а предметы с разумом — совершенно другое. Наверняка ведь не поверит. Иногда Рише кажется, что этот наконечник по ночам скрежещет и с шорохом ползает по ящику, по разным бумагам и старым письмам, которые она хранила. И как реагировать на этот зловещий шорох и железный шепоток? Девушка изо всех сил пыталась его игнорировать, но от этого еще страшнее и тяжелее засыпалось.       А под наконечником, лежавшим сейчас как обыкновенный кусок неживого металла, был желтый конверт. Риша слегка нахмурилась и словно в замедленном времени достала его. Пальцы нерешительно вертели судьбоносное послание Лорна. Почему Ценрих его так и не выкинула? Не разорвала на клочки, не сожгла? Черт знает. Риша не позволяла себе ни единой мысли, чтобы хоть как-то избавиться от этого пустого письма. Она оправдывала себя мыслью, что если изображение исчезло, то потом оно может вернуться в каком-нибудь ином виде. Хотя она не смогла как-то обосновать ни исчезновение чернил, ни их теоретическое возвращение. И все же какая-то надежда внутри теплилась.       Интересно, сколько времени прошло с момента ухода Дио? Все-таки он убежал раньше, чем Ценрих смогла проснуться — она всегда была той еще соней. Неожиданно Ценрих почувствовала невероятную духоту. Пришлось открыть окно. Риша сжала губы: станет опять холодно, но зато будет чем дышать. В духоте всегда болит голова. Деревянные гробы плохо пропускают воздух. Риша, застыв как изваяние, смотрела из окна в лес. Он казался ей не просто глухим, но просто необъятным, всегда с толикой угольной черноты, никогда не спящим и дышащим, как одно огромное легкое. И пускай Риша смотрела в зелено-бурую древесную толщу вдали, ее мысли опять утекали водой в прошлое. Ноги сами собой пошли на кухню. Надо бы выпить чай, так думается легче. А чай-то заканчивается...       Что же все-таки произошло с Кемпо и мистером Хипом? Да и как-то странно выглядела эта встреча с Робертом. Он же не мог знать, что Риша окажется на тех улицах, верно? Просто совпадение? Наверняка, это и правда было всего лишь везением для него. Возможно, он просто раздумывал над тем, что делать дальше в такой ситуации, а тут Риша попалась под руку как нельзя кстати. Сейчас она жалела, что не догадалась спросить его об этом раньше.       Ей вспомнился один из темных зимних вечеров перед рассветом, когда они все вчетвером — Роберт, Тату, Кемпо и Ценрих — собрались за игрой в карты. Они никогда между собой не играли ни на деньги, ни на что-либо еще. Это была просто расслабленная игра, где даже проиграть невозможно. Это можно было даже назвать пародией на игру, когда дети, подражая взрослым, с важным видом кидают карты на стол, придавая всему этому процессу некое сакральное значение. Неяркое пламя лампы будто превратило дружеские посиделки в сектантское собрание с куклами вуду и картами Таро. Хотя нынче моден оккультизм. Но Риша слабо верит во все это — не хотелось верить, что где-то нечто мертвое притворяется живым. А Тату и Кемпо знали об этом и традиционно на Хэллоуин травили свои лучшие страшные истории. Каждый раз одно и то же, но каждый раз будто первый. Друзья такие друзья. — Я верю, что некоторым людям попросту суждено встретиться друг с другом, — сказал однажды Роберт в тот самый темный зимний вечер перед рассветом. — Я вообще верю в силу судьбы. Она несокрушима. Как алмазы, знаете? — Ну, началось, — закатил глаза Тату, кидая королеву на семерку червей Кемпо. — То бабы-призраки, то Риша в платье... теперь судьба? — Не превращай меня в нечисть, Тату. — Да я ведь серьезно! Ты да в платье... это нечто невообразимое! Не потому, что страшное, а потому что невозможное. — И все-таки она в платье бывает, — сквозь зубы процедил Роберт. — И не это ли судьба? — Балдежная судьба — носить платье время от времени, — насмешливо хмыкнула Риша, держа одну из карт как револьвер и притворно стреляя в Тату. Тот не с меньшим театральным мастерством схватился за грудную клетку и, пребывая в слишком уж неестественной предсмертной агонии, пару раз прохрипел нечто нечленораздельное, после чего обмяк на стуле. — А почему нет? — спокойно пожал плечами Роберт. — Как бы ты можешь их не носить... но ты носишь. — У меня нет выбора, Роб. — Вот! — радостно щелкнул тот пальцами. — Вот об этом-то я и говорю! Потому это и называется судьбой, Риш! — Тату, из тебя так себе трупак, — скривился Кемпо и пихнул его локтем в бок. — Давай, воскрешайся, Иисус недоделанный. Из меня дохляк и то лучше выйдет. — Сплюнь ты эти слова, Кемпо, — Тату потер ребра. — Хотя нет, не сплевывай... Роб за заплеванный пол нас молотом побьет. — И это тоже будет судьбой. — Да завались уже с судьбой, шляпник. Человек сам ее вершит! — Это ты так думаешь! — глаза у Роберта опять загорелись пламенем азарта. — Но все уже предрешено. — Лучше бы ты продолжал верить в вампиров и мертвых девок, — застонал Кемпо. Ценрих молча, но красноречиво закатила глаза. Тогда она не восприняла всерьез все рассуждения Роберта.       Кто бы мог подумать, что теперь-то она начнет его понимать? Риша вздрогнула, когда чайник засвистел, как маленький локомотив. Рука предательски задрожала, и небольшая струя кипятка плеснула на кисть второй руки. Девушка вскрикнула и, чуть не выронив чайник, зашипела сквозь боль. Тяжело дыша и сдерживая все ругательства на немецком, которые так и норовили исторгнуться во внешний мир через горло, Риша старательно дула на обожженную руку. Она беспощадно ныла и горела дыханием адской геенны. Некрасивое красное пятно расцветало на ней маковыми лепестками. Повезло, что пострадала левая рука, а не правая. Риша подставила ее под струю холодной воды, но боль не унималась. — Вот же ж.. — недовольно фыркала она под нос. — Угораздило меня... Вот и пей теперь чай.       Ценрих настолько разозлилась и по-детски обиделась на чайник с кипятком, что все желание пить чай и думать о прошлом сошло на нет. Продолжая без устали дуть на руку, Риша вернулась в гостиную и начала рыскать по шкафчикам, вспоминая, куда она закинула бинты и прочие средства для перевязки. Риша искала это добро недолго, и уже через несколько минут она тщательно забинтовывала руку. За время пребывания в Черной гильдии она умела это не хуже, чем говорить “привет”. Пока Риша завязывала узел, завершая процесс перевязки, ее мысли опять метнулись к Дио. Как он сейчас там? Сколько времени уже? Вернется ли?       Раздался энергичный стук в дверь. Подскочив на месте от неожиданности, Ценрих поспешила в прихожую. — Роб? Чего это ты так неожиданно? — несколько удивилась Риша. Роберт выглядел очень взволнованно, даже как-то нервно и напугано. Он напоминал оленя, который вот-вот стремглав унесется в лес. — Ты в курсе? — а еще у него было слегка сбитое дыхание. Наверное, бежал. И почему-то не выглядел очень усталым. — В курсе чего? — Знаешь “Ангельские луга”? Сейчас они горят! Они и окрестности! Их пытаются потушить, а местный констебль уже завел дело о поджоге.       Внутри Риши все похолодело. Роберт схватил девушку за руку и вытащил за собой на улицу, после чего показал на дымчатый лоскут неба. Еще вчера небо было синим-синим и чистым. Ныне же кто-то устроил там пепелище. Черная завеса покрыла все плотным слоем графитовой засохшей гуаши, которую пытался размазать ветер. Однако единственное, что приносили спутанные потоки воздуха — горький и душный смрад гари вперемешку с хриплым клекотом горящей древесины и тряпья. Воображение рисовало ужасные картины, но Ценрих понимала, что ее фантазии — ничто. Реальность должна быть куда страшнее. — Мы сейчас туда не проникнем... — страдальчески протянул Роберт, нервно переминаясь с ноги на ногу. — Да и самоубийство туда соваться. — А тебе туда зачем, смертник? — Понимаешь... я тебе не говорил, но собирался рассказать... у меня неподалеку племянник живет. Я боюсь, как бы он не попал под эту облаву. Он парень умный, не должен пропасть, но все же пострадать может. Племянник? Вот так сюрприз. — Дьявол! — топнул ногой Роберт, стиснув зубы и сдерживая всю бурю чувств. — В жизни себе не прощу, если он погибнет! — и тут же сорвался с места, пропустив мимо ушей встревоженное требование Ценрих вернуться.       Она не могла заставить себя оторвать ноги и сделать хотя бы один шаг. Страх возрастал в геометрической прогрессии. Никогда еще Риша не чувствовала себя настолько беспомощной. Она честное слово хотела ринуться следом за Робертом, дабы убедиться, что он не сотворит какую-нибудь глупость — он ведь может! Голова и сердце у него горячие, для него вполне здрава идея ринуться прямо в огонь, пусть даже весь Манчестер будет отговаривать его и пытаться удержать.       Искрящийся сноп озарил копченое небо роем обожженных мух. Насколько же страшен пожар, что его аж отсюда видно? Кто этот сумасшедший поджигатель? Чего он хотел добиться? Окончательно потеряв остатки рассудка, Ценрих помчалась вслед за Робертом, стараясь не потерять его из виду. Но чем дальше, тем гуще становились кучки зевак, горячо обсуждавших происшествие. Никто не обращал внимания на двух бегущих людей, всех только волновала пляска огненных языков вдали. Неравномерно перемещающиеся людские массы тормозили друг друга, мешали пройти, недовольно перекрикивались между собой. Риша тут же потеряла не только Роберта, но и понимание того, где она вообще находилась. Сквозь жужжание людей слышался требовательный лай служителей порядка, призывающий расходиться, мол, ничего здесь нет интересного. Донесся затхлый горький дым из красно-черных облаков, сливающихся уже с инфернальными “Ангельскими лугами”.       Внезапно чья-то рука сжала ее перебинтованное запястье и с силой поволокла за собой. Риша обернулась, ее сердце радостно возликовало и затрепетало. Неужели Дио и правда выбрался из того района? Или он туда даже не совался? В любом случае, вот он — здесь и сейчас рядом с ней, смело и уверенно ведущий куда-то сквозь бухтящие толпы, как плуг сквозь плотную глинистую землю. На мгновение Ценрих даже поразилась его силе и невозмутимости, будто он каждый день оказывается в таких ситуациях и инструкцию с надлежащими действиями у него отскакивает от зубов. Дио бесцеремонно пропихивал себе дорогу через человеческие тела. Те даже не замечали этого, а если и замечали, то позволяли лишь толику ругательств — настолько какой-то уличный мальчик был пустым местом для всех. — Дядя Роберт! — позвал Дио, когда он вывел Ришу из этого столпотворения. Услышав обращение, Ценрих застыла, сначала поражаясь этим словам, а потом собственной недогадливости. Все ведь указывало на это... — Вот ведь сорванец! — заулыбался Роберт, которому заметно полегчало при виде живого и невредимого мальчишки. — Весь в меня, а? Что, Риш, успела уже без меня познакомиться с Дио? Тогда мне не о чем волноваться! Я боялся, что вы не поладите, — засмеялся мужчина, легко беря его на руки, словно бы он ничего не весил. А Риша только стояла и глупо хлопала глазами, переводя взгляд то с Дио на Роберта, то обратно. Она даже про пожар и думать забыла. Какое ей дело до манчестерского кострища, если тут такое открытие? — И ты молчал?! Все эти годы?! — отмерла Риша. — А я думал, ты еще вчера догадалась, — протянул Дио, бесстыже и хитрюще улыбаясь. — Я же похож на дядю! Верно? — повернул тот золотую голову к Роберту. Тот абсолютно так же расплылся в улыбке. — Конечно! Тоже лезешь в самое пекло неприятностей, пусть даже это был бы капкан или мышеловка!       Лучше и не скажешь. Но их сходство Ценрих признавала: оба златовласые, оба кареглазые и, как сказал Роберт, оба могут без задних мыслей засунуть голову в медвежий капкан. И все же у Дио было что-то такое, чего не было у Роберта. Наверное, это что-то от его родителей или что-то особенное, индивидуальное.       У Роберта были грубые, но необычайно добрые черты лица. Он напоминал дворового кота, потрепанного жизнью и чужими кошачьими зубами и когтями, но все же никогда не отвергавшего редкую людскую ласку теплых нежных рук. Беспородный, но по-своему благородный, с косым шрамом через левую половину лица, который только сам Роберт знает где и от кого получил в девятнадцать лет. Кемпо рассказывал — он был с ним в тот день — что Роберт хотел с кем-то свести счеты лично и приказал ждать снаружи поместья какого-то аристократа, недавно продувшего все состояние за картами. Когда тот вернулся, шрам уже был на его лице. Какие-либо объяснения Роберт давать отказался, но — тогда даже стоика-Кемпо передернуло от непонятного страха — глаза у лидера были безумно-голодными, отнюдь не человеческими.       Дио был из какой-то другой породы. Напротив, он был самым аристократичным, внеземным котом, которому место только на коленях королевы Виктории. Но судьба посчитала, что королева не любит кошек, и выбросила поистине прекрасное создание в самые страшные днища английского общества. Ни разбитые костяшки кулаков, ни обломанные грязные ногти, ни ссадины на скулах — ничто не умаляло его эфемерного родства с ангелами божьего войска. Каким же он будет, когда вырастет? Мысль ошпарила Ришу, как недавний кипяток: у Дио было абсолютно симметричное лицо. Таких лиц у людей не бывает, их быть не может. Вот что все это время странно нервировало Ценрих, когда она разглядывала мальчика впервые. Как такое возможно? — Ну, хорош трепаться! — оптимистично воскликнул Роберт, еще с некой толикой озабоченности глядя на огненно-тлеющее вдали пятно. — Погнали к Тату! — А он в курсе? — поспешила за ним Риша. — Ну, насчет Дио? — Ага. Все в курсе... но не я. — Я, по правде говоря, не хотел сначала говорить ему. Но ты сама знаешь, что от Тату прятать что-либо бесполезно, — промямлил Роберт, почесывая волосы. — Хотя некоторые вещи я все еще успешно прячу. Оно и к лучшему, незачем это остальным знать, — задумчиво пробормотал он.       В каждом доме живет несколько семей, и у каждого члена каждой семьи есть свой личный шкаф для скелетов. У кого-то это один маленький комодик с кусочком ключицы или выбитым зубом, а у кого-то это целый кладбищенский гардероб, трещащий и шуршащий восставшими мертвецами. Чем больше забитых до отказа шкафов, тем труднее следить за тем, чтобы они не устроили внеплановую анархию. Ведь так и норовят из-под скрипящих дверец высунуться обглоданные фаланги рук...       Как же все-таки они мало знают друг о друге! Даже о болтуне Тату, от которого ничего надолго не скроешь, и то совсем немного известно: ему около тридцати шести лет, на четверть еврей непонятно по какой линии, у него везде связи-связи-связи да и он просто везучий дурачок, умеющий выйти сухим из воды из любой передряги. Зачастую он даже не приходил к насильному решению вопроса — так хорошо подвешен у него был язык! А вот подобным Роберт похвастаться не мог, но некое невыразимое влияние на окружение он оказывал. Будто взмахом волшебной палочки он то обращал на себя желанное внимание, то уходил в тень. Но, разумеется, самая большая загадка — это его шрам. Куда же тогда Роберт и Кемпо пришли? С кем Роберт свел счеты? — Не пялься так, — смутилась Риша, отворачиваясь под жгучим взглядом Дио. Она будто только что оказалась посреди полуденного солнцепека в пустыне, где даже кактусы высохли. — Хочу и смотрю, — надулся мальчик, но все же отвел глаза и положил подбородок на плечо Роберта. Тот добродушно усмехнулся. — А ты говорила, что с детьми не ладишь. — Я все еще так считаю, Роб. — Ну, Дио абы кто нравиться не будет. Верно? — Как и тебе, — протянул Дио. Роберт поперхнулся и закашлялся. Весь бандитский шарм разрушили пунцовые разводы, которыми покрылось его лицо. Дио нагло улыбался во весь рот, как маленький пакостник-вампиреныш, чрезвычайно довольный собой. Риша не заметила этой реакции на слова: она отвлеклась на неугасающее черное пятно вдалеке. Девушка нахмурилась. Как долго “Ангельские луга” будут гореть? Скоро весь Манчестер провоняет. А в городе и так дышать нечем. — Дядя Роберт, а почему “Сорока”? — спросил Дио, указывая пальцем на одну из магазинных вывесок. Роберт тут же остановился. Риша, быстрым шагом догонявшая их, от неожиданности чуть не врезалась в него. — Ну... Тату любит их. — Я люблю орлов, но зачем так называть магазин? — задумчиво протянул Дио, гипнотизируя вывеску. Словно подтверждая свое имя, рядом с ней была изображена вышеупомянутая белобокая птица с золотой цепочкой в клюве. — Сороки все тащат к себе, — пояснила Риша. — Как и Тату. — О-о! — глаза у мальчишки посветлели от осознания столь простой истины. — Тогда все ясно. Дядя Роберт, поставь на землю! — А волшебное слово? — Пожалуйста!       Ценрих смутно припоминала беседу в поезде, покидающем Лондон. Она несколько стыдливо призналась самой себе, что за прошедший месяц так ни разу и не удосужилась проведать этих двух раздолбаев, все время находя себе отговорки. Впрочем, честно говоря, происшествие с мистером Гандри двухнедельной давности и правда несколько выбило ее из колеи. Хотя бы раз, хотя бы один несчастный месяц из двенадцати в году может пройти гладко и безо всяких неприятностей?       Дио взял Роберта и Ришу за руки и обратил внимание на перевязанную кисть девушки. — Ты поранилась сегодня? — Просто ошпарилась, не волнуйся, — бодро ответила Риша, но Дио этот ответ не удовлетворил. Это она ощутила через очень внимательный, пронизывающий взгляд с толикой недоверчивости. Будто решив нечто важное, Дио хмыкнул и направился ко входу в “Сороку”, уверенно ведя за собой взрослых. Риша была несколько сбита с толку. Один и тот же вопрос назревал: что вообще творится в голове у Дио? Он даже никаких мыслей вслух не высказывает. Наверное, помнит, как то и дело сегодня ночью ляпал все, что на ум придет. — Тату, вылезай, где бы ты не валялся! — крикнул вглубь магазина Роберт прежде, чем Дио и Риша успели сориентироваться.       Помещение поражало своей... захламленностью. Порядком назвать это язык не поворачивался: всего было намешано без какого-либо намека на сортировку. Однако это лишний раз подтвердило название. Окружение напоминало причудливую смесь барахолки и антикварного склада: все блестело лакированным деревом, витиеватыми узорами, зеркальными бликами и циферблатами цвета слоновой кости. Риша пригляделась еще тщательнее. Помимо всего прочего она заметила развешенные круги с нитями и перьями, жуткого вида тряпичные куклы и восковые фигуры с очень живыми глазами. Кое-где даже лежали черепа с диковинными узорами красно-бурой краской, запыленные темные склянки с неведомым содержимым и непонятные, но красивые побрякушки. За всеми разномастными грудами вещей Риша разглядела шкафы, где лишь половину или треть занимали толстенные фолианты, с которых, кажется, никто пыль и не смахивал. Остальное место принадлежало либо таким же безделушкам, вроде мутных стеклянных шаров, либо сломанным часам и лежащим рядом с ними шестеренкам. — Я не вещь, чтобы валяться, — обиженно пробурчал Тату, и в самом деле выбираясь из кучи каких-то предметов. Риша с пугливой озабоченностью быстро осмотрела его издалека, не рискуя подходить ближе к неустойчивым, как ей показалось, грудам хлама. Это что, на Тату упало все это? Как это он еще не поранился? Хотя Ценрих тут же усмехнулась собственному вопросу: Тату еще надо постараться пораниться. Лишь однажды он словил занозу в палец. Кемпо тогда сказал, что Тату плакал, как ребенок. Даже непонятно, стоит ли этому верить или нет, — от Тату можно ждать всего. — Ба! Так вы всей семейкой зашли! — засветился от радости Тату. Роберт тут же схватил что-то небольшое, похожее на необработанный кусок малинового драгоценного камня в горной породе, и кинул его в приятеля. Тот ойкнул и шустро нагнулся, после чего без труда поймал полетевший в него камень. Дио присвистнул, а Риша ухмыльнулась: каждый раз одно и то же. Она только не понимала, чего Роберт постоянно заводится с этого. Впрочем, он с многих вещей может завестись — иначе он не старый-добрый Роберт Спидвагон. — Чертики-котики, опять ты за старое, — застонал Тату, осторожно приподнимаясь. — Я же шучу не на пустом месте! Вы так мило смотритесь... если бы я не знал, что Дио твой племянник, я бы принял его за вашего сына! — Мне семнадцать, — с каменным лицом процедила Риша. — Мне двадцать пять, — с такой же убийственной интонацией промолвил Роберт. — А мне шесть с половиной! — засиял гордостью Дио, явно не понимая истинной причины, почему каждый решил поделиться своим возрастом. — Ну, в двадцать пять ты вполне можешь стать папкой, — задумчиво протянул Тату, почесывая неизменную косматую гриву и выбираясь из беспорядочных завалов. — А вот с Ришкой я промахнулся, каюсь... Зато как Дио вымахал, а! — он с гоготом потрепал золотые волосы мальчика на его недовольство, пропущенное Тату мимо ушей. — Тату, не трогай меня так, — пробурчал Дио, как-то боязливо втягивая голову в плечи и весь сжимаясь. Риша почувствовала исходящее почти что осязаемое напряжение со стороны Роберта. Она буквально слышала, как нечто злое, как увиденный днем след пожара, начинает разгораться. Ценрих нервно обернулась к нему и заметила пугающие темно-красные огоньки в посветлевших, отнюдь не от радости, глазах Роберта. Тот быстро пересекся с ней взглядом и тут же успокоился. Удушливые волны подавленного гнева мгновенно рассеялись. Только сейчас я начинаю понимать Кемпо. Черт побери, Роб умеет пугать. — Видели пожар сегодня? — словно бы невзначай поинтересовался Тату, вытаскивая невесть откуда из разномастных вещей самую обычную газету. Явно свежая-свежая. Дио, услышав про пожар, как-то и встрепенулся, и напрягся. Риша с потаенным интересом покосилась на мальчика: неужто испугался? Впрочем, судя по всему, он был неподалеку от места событий. Наверняка он что-то видел. Да и учитывая то, что он сказал недавно, что живет поблизости от “Ангельских лугов”... — Что пишут? — склонился Роберт над статьей. — Источник огня неизвестен, поджигатель ищется... ну, Блэкмор может сто лет искать его! Из меня и то констебль получше вышел бы, чем из него. — Этот идиот по всей Англии шастал, пытаясь задушить Черную гильдию, — ухмыльнулся по-настоящему уголовной улыбкой Тату. — Ему мешали, разумеется, — кивнул Риша, будто подразумевая нечто очевидное. — Разве вы не в курсе? Нам специально позволяли так действовать чуть ли не в наглую открытость, потому что доля с нашей добычи шла в королевскую казну. Мы были незаконными только на бумажках. А бумажки можно подделать. — Черная гильдия? — взрослые уже и забыли, что Дио вообще-то тоже их слышит и слушает. — А что это? — Это место, где мы работали раньше, — ответила впереди всех Риша, хотя внутри нее все билось в невнятной панике. — Потом ушли. Захотели жить по-другому. — Д-да! — подхватил Тату. — Мы же короли своих жизней, верно, Роберт? Всегда нужно быть королем!       Глаза у Дио загорелись при этих словах. Кажется, подобные речи, основанные на величии, очень вдохновляют его. Однако Ценрих не видела в этом чего-то плохого. Напротив, ей казалось, что подобная уверенность в будущем может только помочь вырваться из низов. Даже Роб так пару раз говорил. Главное — не дать уверенности превратиться в гордыню. А это очень сложно... — Однако интересно, — протянул Роберт, пытаясь сменить щекотливую тему, — кто же все-таки поджигатель? — Зачем? — с видом мыслителя вопросил Тату. — А главное нафига? — Нет, Тату, из тебя плохой философ. — Но вопрос верный, — помрачнел Роберт. — “Ангельские луга” — днище донное. Вот будь я поджигателем, чего бы я хотел добиться? Наверное, протестовать против чего-либо! — Дядя, а ты не слышал? — встрял в разговор Дио, явно наслаждаясь общением со взрослыми. — Фабрики давно закрывают. — Кстати да, Дио прав. Я тоже что-то припоминаю, — пробормотала Риша. Мальчик, услышав похвалу, совсем растаял. А вот Роберт, услышав слово “фабрики”, как-то нервно вздрогнул. Тату с подозрением покосился на него, но Спидвагон тут же принял обычный взволнованно-сосредоточенный вид. — Думаешь, кто-то из протестующих рабочих мог это сделать? — медленно, чеканя каждое слово, произнес Роберт, не отрывая взгляд от заголовка. — Не слишком ли? — Да черт разберет этих работяг, — Тату сложил газету и беззаботно выкинул ее за плечо, совершенно не думая, где она окажется в этот раз. — Нажрутся дешевого пойла — и давай устраивать лютый шлак! Пить надо умеренно и не абы что. Но нынче с нашими сухими законами... эх, даже грустно как-то. — Да не прямо сухой, — возразила Риша. — Слабое-то продают. — Так это слабое, девчонки только и пьют! — взмахнул руками Тату, яростно зачесав голову. — Я покрепче чего люблю. А этого теперь с огнем не сыщешь. Что в подполье продают — черт знает, но я лучше побуду лишний раз трезвым, чем потом загибаться где-нибудь в подворотне. Кемпо на этом уже обжегся. Казалось бы, собратья-азиаты, да и те облапошили его, как последнего дурня!       Скрипнула дверь, впустив в магазин не только приток свежего воздуха в сие пыльное царство, но и посетительницу. Как и подобает светским дамам, шла она под руку с мужчиной. Скорее всего, это был ее супруг. Чета выглядела богато, наверняка это какие-то аристократы. Роберт изо всех сил подавил гримасу отвращения, после чего отвел Дио в сторонку, явно желая о чем-то с ним тихонько поговорить. От Риши не укрылось то, как в глазах Дио сверкнуло искрами непонятное беспокойство, граничащее со страхом. О чем бы Роберт его не спрашивал, Дио на все отвечал одним категорично-отрицательным кивком. Кажется, даже слишком уж категоричным. — Дорогой, ты гляди, — замужняя девица в бледно-голубом платье с кучей белых оборок держала в руках такой же сложенный парасоль, — это же доска Уиджи! — А, этот бред, — фыркнул джентльмен в круглых очках, крутя кончиками пальцев лихо закрученные темные усы, плавно переходящие в ухоженную бородку. — Зачем тебе это, Сильвия? — Маргарет и Луиза давно собирают гостей за этими досками! — капризно протянула Сильвия. — Чем мы хуже? — Шарлатанство это все, — процедил мужчина сквозь зубы, после чего с презрительным высокомерием оглядел все помещение. — Мистер, почем спиритическая доска?       Пока Тату “очаровывал” семейную пару своим обаянием и умудрялся подсовывать помимо доски еще всякий оккультистский хлам, Роберт закончил говорить с Дио и подошел к Рише, высокой тенью встав рядом. Немного помолчав, мужчина нерешительно начал разговор: — Слушай, братишка, по поводу пожара... Тебе не кажется, что Дио что-то знает? Ну, про то, что случилось в “лугах”? — говорил он очень тихо, почти шепотом. Рише приходилось вслушиваться сквозь сорочий треск Тату и звенящий голосок барышни-клиентки. — Все может быть, — пожала плечами Ценрих. — А что? — Ну, Дио я знаю дольше, понятное дело... врать он умеет, я это признаю, но все-таки меня не провести, сама знаешь. Не знаю как именно, но... может, он кого-то видел все же? Того поджигателя? Пацан тот еще проныра, улицы его многому научили, как и мой бестолковый братец, весь в папашу... — Порасспрашивать его? — Не наседай на него просто. Тебе он откроется, я уверен, — Роберт немного подумал и с какой-то смущенной улыбкой добавил. — Просто ему нужна материнская рука.       Риша посмотрела на Дио. Он как изваяние стоял у окна, купаясь в лучах выглянувшего солнца, и завороженно глядел на прочищающееся небо с самым спокойным выражением лица, каким обычно изображают святых. Мелкие белесые пылинки обтекали по-детски хрупкую, но рослую фигуру мальчика. Дио смотрел на бледно-желтые облака в окружении голубого крошева над манчестерскими улицами и видел нечто видимое только ему. Будто почувствовав на себе изучающий взгляд, Дио отвернулся от окна и посмотрел на взрослых, задержавшись ненадолго на Ценрих. Никто не знал, что он видел в переплетении солнечных кучевых гряд, но в глазах Дио плясали языки огня, рождение которых он застал в окружении “ангельских” трущоб.