Услышь меня.

Тёмные коридоры, освещённые лишь слабыми всполохами факелов, казались бесконечными, вызывая чувство давящей тяжести в груди. Словно идёшь по пути к неизбежному, и, не смотря на все другие повороты, что ты сделал, в итоге впереди ожидает один и тот же ужасный конец. В груди ныло от обречённости, а дыхание с каждым шагом становилось всё тяжелее. Он не мог поднять глаз, просто чтобы посмотреть куда идёт, уставился в каменный холодный пол, окутанный оглушающей тишиной. Вокруг не было ни души и это даже к лучшему, чем, если бы постоянные разговоры и шепотки учеников его отвлекали и действовали на нервы. После войны Драко Малфою пришлось очень тяжело, хотя многие говорили, что он в который раз вышел сухим из воды. Его и мать оправдали благодаря усилиям Поттера, министерство не конфисковали имущество. Но вот было одно но, что убило какой-либо дух семьи аристократа. Люциус был мёртв. Сколько бы Герой не усердствовал оставить его в живых, для магического мира было равносильно возродить Волан-Де-Морта. Самое ужасное, что Драко не мог ничего сделать, абсолютно. Он видел, как холодные, склизкие пальцы медленно коснулись щеки уже замершего Малфоя-старшего, но даже тогда отец был непоколебим, он просто ждал своей участи. А потом эта тварь разинула свою пасть и начала всасывать в себя, словно воздух, душу главы семьи. Драко с в болью в сердце просыпался от таких ночных кошмаров, кричал, бился в конвульсиях. Ему даже в Мунго выписывали зелья, хотя явно нехотя и с отвращением, но теперь блондин хоть имел возможность поспать. Гарри Поттер. Как одновременно много и мало значило для него это имя. В заголовках газет он фиксировался чаще, чем ходил на обычные уроки. Но в жизни слизеринца его критически не хватало. Как только начался суд над ним, они стали больше сталкиваться и разговаривать, хотя называть общением обычные язвительные комментарии в сторону друг друга, пожалуй, слишком громко. Но они виделись и через скрип зубов пытались разговаривать. Учитывая, что весь процесс продлился, чуть ли не больше двух месяцев, они довольно быстро свыклись к присутствию обоих и может быть смогли бы стать приятелями. Но только не Драко. Было выше его сил заставить себя принимать Поттера как друга или простого собеседника, потому что безбожно его любил. Будь то ненависть, было бы в разы проще. Малфой поморщился, шагая по проходу, ведущему к главному выходу. Внезапно проходя мимо Большого зала, он услышал знакомый заливистый смех, который сложно не узнать. Заглянув в небольшой проем между двумя дверьми, прислонился к деревянной поверхности. В полутёмном помещении орудовали пять человек с факультета Гриффиндор. — Кому, вообще, пришла эта идея в голову: дать восьмикурсникам украшать Большой зал, да ещё и без магии, — возмущался во всё горло Уизли, стоя на высокой лестнице с коробкой ёлочных игрушек. — Я так-то отстаивал эту самую школу в войне. — Боже, Рон, давай ты просто будешь продолжать украшать. Чем быстрее закончим, тем лучше. Я безумно хочу спать, — Финниган тоже стоял на высокой стремянка и глядел на рыжего с нескрываемым недовольством. Повсюду пахло хвойной свежестью Рождественской ели, даже Драко её ощущал, стоя гораздо дальше, чем другие. На дереве мерцали золотистые игрушки, которые уже успели повесить. Пожалуй, этот год действительно был необычен. Как уже отозвался Уизли, Макгонагалл решила воздать дань уважения маглам и посвятила Рождество им, требуя от учеников соблюдения определенных правил. Например, она заставила своих подопечных украшать помещения вручную, без любой магии и при нарушении этого аспекта с факультета снималось приличное количество баллов. — Гарри Поттер, либо ты сейчас отдаёшь гирлянду, либо вешаешь её сам! — Грейнджер разъярённо глядела прямо глаза парня. Она была недовольна упрямству друга, который наотрез отказывался снимать украшение с себя, при каждом выпаде девушки уклоняясь чуть вправо. Только сейчас Малфой заметил Поттера, нацепившего на шею в несколько раз обмотанную гирлянду. Светодиоды переливались разными огоньками, то угасая, то снова зажигаясь сами собой: директор не установила запрет на работу подобной электроники при помощи магии. В мягкой полутьме мерцающий свет неярко озарял улыбающегося и смеющегося Гарри, показывая его истинную красоту: то, какой он был по-настоящему живой. Так что неудивительно, что Драко засмотрелся на эту картину. Но почувствовав на себе ответный взгляд, Герой повернулся в сторону и, чуть удивившись, посмотрел блондину прямо в глаза. Казалось, те несколько секунду, что они пялились друг на друга, продлились целую вечность. Во взгляде читалось что-то теплое, но далекое и недосягаемое. Внутри появилось странное чувство: он что-то теряет, упускает. Первым отмер брюнет и широко улыбнулся Малфою, согревая, словно огонь из камина в зимние тёмные вечера. Маленькие фонарики разных цветов касались своим свечением кожи, улыбки и отражались в глазах Поттера переливами, делая его образ слишком неизбежно-прекрасным. Драко лишь со вздохом закрыл веки и уже отошёл от двери, как вдруг услышал позади себя возглас: — Малфой, погоди, — Гарри стоял лицом к нему. Он резко начал снимать с себя «венок из лампочек», передавая его изумившейся гриффиндорке. — Ты мне должен, — отозвалась та в ответ, когда, что-то быстро шепнув ей, юноша стремительно начал удаляться в сторону слизеринца. — Пойдем прогуляемся? — они стояли почти в дверях, и вся компания в напряжении наблюдала за ними. — Нам нужно поговорить. — Ну, раз ты так просишь. Они шли медленно по широкому коридору замка, который привёл их к выходу из здания. Никто не проронил ни слова, только мерное постукивание подошв о камень выдавало человеческое присутствие. Подойдя в плотную к дубовым дверям и остановившись, Гарри развернулся лицом к сероглазому и, словно решившись, наконец, произнёс: — Драко, я должен кое-что сказать. — Я весь во внимании, — иронично подняв правую бровь, ответил тот. — Я знаю, что это будет слишком неожиданно или противно, но молчать больше нет смысла, — он говорил тихо так, что блондин еле различал слова в его лепетании, и с каждым разом сильнее прислушиваясь к чуть ли не шёпоту. — Мерлин, Поттер, ты можешь говорить нормально? — нет, дело вовсе не в неудобстве. Просто в своём стеснении Гарри выглядел безумно милым и по-своему изящным. Хотелось прикоснуться к его щеке пальцами и зацеловать так, чтобы он перестал сжиматься внутри. — Я… — внезапно гриффиндорец посмотрел в потолок. — Смотри… — и Драко взглянул. Под потолком зеленоватыми веточками вниз свисала омела. Хотя он и не верил в подобного рода приметы, но почему именно эта ему понравилась: может быть из-за того, что действовала она в Рождество или просто само растение было каким-то притягательным, но сейчас такой толчок дал сил, и, если честно, то было уже плевать на последствия. Что ж, Малфой, либо сейчас, либо никогда. — Поттер, мне терять нечего, поэтому делай, что хочешь после, — и он мягко схватил брюнета за подбородок и притянул к себе. Это был самый мягкий и страстный поцелуй в жизни Гарри. Ни с Чжоу, ни с Джинни такого не было. Можно даже сказать то, что было прежде с ними это не поцелуи, а какие-то недокасания. С Малфоем всё всегда по-другому. С ним он чувствовал себя живым и ощущал всё гораздо острее. Гарри знал, что это такое. Чёртова влюбленность в Слизеринского принца. По началу, когда зеленоглазый только осознал эти свои чувства, произошедшее казалось ему ужасным. Он не позволял себе и мысли о взаимности, но сейчас они целуются. Поттер прижимается к губам Драко, будто те вот-вот исчезнут, испаряться, но ничего подобного не происходит. Юноша рядом, прямо перед ним.

***

— Ну, и что нам делать? — Для начала было бы неплохо встать, — Малфой усмехнулся и потянулся наверх, привстав и оперевшись на чуть согнутые руки. В занавешенную комнату пробивался яркий лучик солнца, который освещал безмятежно кружившие небольшие пылинки в воздухе. Всё казалось слишком нереальным. Он много лет подряд предполагал для себя обречённое на пустое существование будущее. И то, что происходило сейчас, одновременно приносило наслаждение и удивляло. В детстве Драко свято верил, что пойдёт по пути аристократа, человека, чьё имя будет вызывать беспрекословное уважение и страх. Но, чёрт возьми, Герой, уже существуя, ломал все планы. — Знаешь, нам стоит куда-нибудь поехать, — Поттер коснулся пальцами предплечья блондина, невесомо касаясь его бледной кожи. — К чему такая спешка, Гарри? Не то, чтобы я был против, но в последнее время ты действительно ведёшь себя странно. Будто опаздываешь или что-то тебя гонит, — сероглазый чуть сузил глаза и пристально вгляделся в мягкие черты мужа. — Правда? — он мягко, даже как-то по-детски улыбнулся. — Видимо, ты оказываешь на меня каталитическое воздействие, — получив ответ лишь закатанные к потолку глаза, хихикнул и, чмокнув в щеку, встал с постели. — Ладно, давай вставать, надо ещё Алису поднимать, — гриффиндорец зевнул, прикрывая рот ладонью. Тот лениво застонал и повалился обратно на мягкую поверхность, от чего волосы разлетелись в разные стороны по большой зелёной подушке. Тогда Драко не придал никакого значения его действиям, хотя его подозрения были вполне правдивыми, но Поттер был одновременно тем, кто не мог скрывать настоящих чувств от Малфоя, и тем, кто хранил больную тайну, сжигающую всё будущее до пепла.