***
Январь, 18 20:51 На улице стоял мерзкий холод и Алек ненавидел каждую секунду, что ему предстояло провести в пути с работы до дома. Он натянул повыше теплый шарф, который почти что украл у Магнуса, чтобы немного согреться, пока его замерзшие пальцы закрывали на ключ дверь в офис издательства. Сегодня он уходил последним. Намеренно сказав Магнусу, что у него целая прорва несделанной вовремя работы, Алек просто провел вечер, смотря в потолок и прикидывая, как ему быть дальше. Собственно, это было единственным, что он делал с тех пор, как понял, что Рафаэль о чем-то знал. Помимо избегания Магнуса. Насколько много ему было известно? Откуда он вытащил глубоко похороненные факты из жизни Алека? Лайтвуд построил миллион теорий, начиная с того, что Рафаэль взломал базу данных университета и заканчивая тем, что он работал на его отца. Но всё это казалось откровенным бредом, потому что они не жили в дешевом детективном романчике и тем более в фильме, где главный герой наказывает сующих не в свое дело нос наглых ублюдков, а его любимый со слезами на глазах бросается ему в объятия, перешагивая через труп своего лучшего друга. С самыми невеселыми мыслями на свете Алек быстрым шагом устремился в метро, поглубже пряча нос в шарфе. Его телефон полнился разными глупыми сообщениями, которые Магнус без конца строчил ему в течение дня, и всё внутри Алека буквально загнивало. Он так тосковал по Магнусу и вместе с тем понятия не имел, что ему следует делать и как себя вести, поэтому молчал и жрал себя болезненным чувством собственного одиночества. Несколько раз он порывался ответить Магнусу или даже просто позвонить и сказать что-нибудь. Что угодно, только чтобы разорвать этот порочный круг. Вот только каждый раз, когда он смотрел в экран и видел до боли знакомые цифры номера телефона, злобные монстры внутри него вгрызались клыками ему в предплечья, пуская по венам гадкое чувство разочарования в себе. В очередной раз. Алек усмехнулся про себя. Надо же, он столько времени боролся с ними, искал способ заставить своих демонов заткнуться навсегда, боролся до боли, до хрипа, чтобы они перестали быть продолжением его самого. А теперь они защищали от него Магнуса. Какая же жизнь всё-таки сука. Смотря себе под ноги и полностью потерявшись во внутреннем монологе, Алек даже не заметил, как добрался до дома. Он мечтал о большой кружке горячего какао, а ещё об уютных объятиях Магнуса, но в действительности его ждало то, чего он боялся и чего ждал как самую неотвратимую кару в своей жизни. — Лайтвуд! — окликнул его чей-то смутно знакомый голос. Алек обернулся, замечая на дороге возле дома незнакомую пафосную машину и тут же столкнулся взглядом с как никогда серьезным лицом Рафаэля Сантьяго. — Рафаэль? — недоуменно промямлил Лайтвуд. Первой его мыслью было узнать, всё ли в порядке с Магнусом, но видя, как претенциозно Сантьяго рассматривает его, Алек передумал. В конце концов, стал бы этот парень проезжать половину города чтобы поделиться с ним делами его бойфренда? — Что ты здесь делаешь? — Жду тебя, очевидно, — закатил глаза тот. — У моего дома? — Лишаю тебя возможности позорно сбежать, как ты сделал это на вечеринке Магнуса. Что ж, это было плохо. Мозг Алека отказывался и дальше придумывать оправдания тому, что Рафаэлю понадобилось от его скромной персоны, потому что ответ был слишком очевиден. Он пришел, чтобы закончить то, что начал в лофте. — Оказывается, мир чертовски тесен, правда, Лайтвуд? — продолжил Сантьяго. — О чем ты? — Недавно я виделся со своим приятелем, который прилетал из Майами погостить. Он всю жизнь провел, шныряя по подвалам, там, в Индиане, откуда он родом. А затем случайно дорвался до больших денег и зажил так, как нам и не снилось, — цинично усмехнулся он. — Жаль только, что не всем в этой жизни так везет. — Рафаэль, послушай, — попытался вставить слово в его монолог Алек. — Я не понимаю, в чем твоя проблема… — Ты – моя проблема. Я всё знаю о тебе, Лайтвуд, — темные глаза готовы были буквально уничтожить Алека. — Знаю кто ты такой, чем ты дышишь и почему ты пропустил год в университете. Абсолютно всё. — Ладно, — в горле у Алека пересохло так сильно, что каждый произнесенный звук отдавался тупой болью. — Ладно, Рафаэль, я… — Нет, заткнись, — грубо перебил Сантьяго. — Сначала я не поверил во все это дерьмо. Dios, да у него оценки выше всех на курсе, а Люк взял его к себе на работу и слюни по нему пускает, как такое может быть? Но тогда, у Магнуса, я понаблюдал за тобой, — его лицо исказилось гримасой отвращения. — Твои дрожащие руки, твоя скрытность и постоянное нытье Бейна о твоем хрупком эмоциональном состоянии, всё это – одно сплошное доказательство того, что ты реально тот самый человек, о котором я наслушался всего того дерьма. Алек вдруг почувствовал, как в нем что-то оборвалось. Кажется, это была та самая ниточка, что держала его над пропастью, в которую он теперь неминуемо летел на огромной скорости, грозя разбиться вдребезги. Горло мгновенно сдавило и сердце забилось с такой скоростью, что норовило раздробить ему кости. Ему было так страшно. — Я может и спустил бы тебе всё это, — Рафаэль сделал многозначительную паузу. — Если бы не одно «но». — Магнус, — прошептал Алек в ответ. Его пальцы начали мелко дрожать, а легкие отказывались принимать воздух. Ещё немного и он мог бы задохнуться от отчаяния. — Именно. Он может сколько угодно пытаться казаться независимым, но я знаю его лучше, чем кого-либо в этом мире. Мы выросли вместе, и пусть я не могу огородить его от всего дерьма в этом мире, но уж точно могу огородить его от лжи и предательства тех, кого он впускает в свой дом, свою семью и в свое сердце. — Послушай, — собраться с силами, чтобы выпалить что-то кроме крика о помощи показалось почти нереальным. — Всё не так. Что бы ты там ни услышал, я клянусь, что больше не связан со всем этим, — лепетал Алек, тяжело дыша. — Я в порядке и Магнусу ничего не грозит. Я не наврежу ему, я всего лишь… — Что? Заставишь его жить во лжи? — искусственно рассмеялся Рафаэль. — Быть с тем, кто с самого начала никогда не был с ним самим собой? Магнус всю жизнь позволял всяким сомнительным личностям забираться к себе в душу и пользоваться собой ради денег, связей и секса. Его первая любовь продала Магнуса его собственному отцу ради учебы в Лиге плюща. Это почти что его хобби - доставать из грязи что-то, что лучше было бы там и оставить. И обычно я не обращаю внимание на то, как этот идиот позволяет другим людям разбивать свое сердце, потому что этих интрижек у него было столько, что я давно уже перестал считать, — если бы не подступающая к горлу истерика, Алек бы непременно закатил глаза. — Но с тобой, Лайтвуд, он вляпался так, что я не могу продолжать стоять в стороне. Так что либо ты сам ему расскажешь, либо это сделаю я. — Но…, — слова застряли где-то глубоко в глотке. — Я-я не могу… Я люблю Магнуса, но я-я не… Это слишком. Он не может, не должен знать… Глаза начало щипать от наступающих слез. Боже, как же он ненавидел себя за эту слабость, но что он мог, когда кто-то просто пришел со своей сраной моралью и решил разгромить в пух и прах всю его жизнь? — Ошибаешься. Он должен знать, потому что этот придурок серьезно планирует связать с тобой свою жизнь. Неужели ты настолько свинья, что будешь скрывать от него правду о себе всю жизнь, а сам наденешь розовые очки и станешь думать, что Магнус любит тебя настоящего? Тебе самому то от себя не будет противно? — Я не… — Он тебя не знает, — жестко поставил точку Рафаэль. — Не знает, кто ты такой и с кем он делит свое время, свои тайны и свою постель. Но это ненадолго. Потому что ты расскажешь ему. Расскажешь ему абсолютно всю правду о себе и дашь ему возможность выбирать, хочет ли он остаться рядом с тобой настоящим или хочет уйти. Нет Нет-нет-нет — Нет. Рафаэль, я не могу, — задыхался Алек, ловя губами непрошеные слезы. — Клянусь, я не могу… — Тогда у тебя только один выход, — выдохнул Сантьяго. Его последние слова уничтожили в Алеке что-то сокровенное. Что-то, без чего всё в этом гребаном мире потеряло смысл. — Ты уйдешь сам.***
23:44 Алек медленно брел по пустой заснеженной улице, стараясь растянуть оставшиеся до лофта Магнуса злосчастные метры. Условие Рафаэля повергло его в полное отчаяние и не оставило ему ни секунды на раздумья. Сантьяго просто поставил его перед фактом: либо Рафаэль рассказывает Магнусу всю правду о прошлом Алека, либо Алек собирается вещички и сваливает из их жизни к чертовой матери. И Лайтвуду даже нечего было возразить. Первой его мыслью было разбить бесцеремонно лезущему в их с Магнусом отношения подонку лицо. Раздробить ему кости и заставить пожалеть о том дне, когда он вообще начал копаться в прошлом Лайтвуда, глуша собственную боль чужой кровью. Затем он хотел умолять. Наплевав на гордость, умолять Рафаэля дать ему немного времени обо всем подумать или побыть с Магнусом ещё хоть раз. Но тот был абсолютно непреклонен и не готов каким-либо образом церемониться, а значит всё это просто не имело смысла. Самодовольный ублюдок бы только посмеялся над тем, каким слабым на самом деле был Алек, и от этого стало как-то совсем противно. А потом Лайтвуд вдруг понял, что больно и противно ему не от того, что Рафаэль ураганом ворвался в его жизнь и теперь жестоко и бессердечно рушил её, а только лишь от себя самого. Он сам был причиной всему этому. Только его собственный выбор привел его к тому, каким дерьмом стала его жизнь. Только его ошибки. Магнус не имел к ним ни малейшего отношения, а значит не должен был нести за них ответственность. Магнус был человеком с самым добрым сердцем, которого Алек когда-либо знал. И он не должен был быть наказан за то, что Лайтвуд когда-то окунулся во тьму. Преисполненный веры в эти убеждения, Алек поднимался по ступеням в квартиру, заглушая свою боль тяжелыми ударами ботинок о холодные лестничные пролеты. Мокрая обувь оставляла за собой темные, грязные следы. Такие же оставались и на его сердце, заставляя щемящий от тоски орган позорно биться с ошеломляющей скоростью. Алек явственно ощутил, как вспотели ладони, когда нажимал на дверной звонок. У него осталось так мало времени… Он думал, что Магнус, должно быть, уже спит. Ещё бестолково наворачивая круги вокруг знакомого дома, Алек не заметил ни капли света, проступающего сквозь его окна. И это должно было оставить ему несколько секунд на раздумья. Всего несколько секунд, таких важных, но таких неумолимо решающих его судьбу вместе с тем, что именно он должен был сказать. Вот только время пролетело так быстро, что Алек не успел даже опомниться. Магнус показался из-за двери немного взъерошенным, размазанные тени слегка неестественно лежали на веках, что означало, что Магнус забылся и растер глаза, и от его привычного волшебного образа остались только спадающие на лицо едва уложенные пряди волос. Он слегка прищурился от проступившего в квартиру света и, заметив Алека, выдохнул так облегченно, словно всё это время он неустанно ждал хоть какого-то знака, что с ним всё было в порядке. Боже, Алек так любил его… Он не успел раскрыть рта, как Магнус бросился в его объятия, крошечным комочком прижимаясь к груди, несмотря на исходивший от Алека холод. Его теплое дыхание обожгло шею и глаза защипало от накатывающей тупой боли от мысли, что это действительно происходит. Секунда… Две… Три… Дрожащими пальцами Алек зарылся в растрепавшиеся темные волосы, чувствуя остатки геля на них и знакомый запах, который бесчисленные минуты будоражил его естество каждый прожитый рядом с Магнусом день. Он думал, что стоит ему выпустить Магнуса из объятий, как весь этот хрупкий мир вокруг них разлетится вдребезги, как по неосторожности выпавший из руки хрустальный фужер цвета янтаря и заходящего солнца, с теми же самыми отблесками зелени, что и глаза Магнуса Бейна. И всё это было так жестоко, нечестно! Где-то внутри него бесновались демоны, вопили, кричали, раздирая глотки, стараясь вырваться туда, куда их так неумолимо тянуло, — навстречу Магнусу, но Алек вдруг с силой дернул за цепи, не позволяя им сделать больше ни шагу. — Нам нужно поговорить, — сглотнул Лайтвуд, с истошно бьющимся сердцем отстраняясь и отводя взгляд от смотрящих на него в полном непонимании глаз. Магнус был не похож на самого себя в эту минуту. Куда-то делась вся бравада, вся наглость и дерзость, даже привычная ему игривость исчезли без следа. Алек видел перед собой человека, вверившего себя другому и ожидающего приговора, который, он знал, неминуемо настанет. — Что произошло? — Магнус сорвался почти на шепот. Он смотрел в полные холода и отторжения глаза Алека и мотал головой в бессмысленной попытке отвергнуть неумолимо наступающее безумие. — Почему ты игнорировал меня всё это время? — Мне нужно было подумать, — солгал Лайтвуд, стараясь зацепиться взглядом хоть за что-нибудь, лишь бы только не смотреть в кошачьи глаза напротив. Он подумал, что если Магнус сразу поймет, что это всё ложь? Как же тогда он сумеет заставить себя уйти? — Обо всем этом, — Алек неопределенно указал на образовавшееся между их телами пространство. Сцепив руки на груди в слабой защите, Магнус кутался в темный растянутый свитер, в котором Алек сразу признал свой собственный, оставленный в лофте несколько недель назад, когда Магнус решил, что его свитер теперь будет их свитером. Какая-то чертова старая ткань, а это разбило Алеку сердце вдребезги. И в его жизни не было минуты, когда бы он ненавидел себя сильнее. — Всё это было ошибкой, — бросил он, якобы раздражаясь, но только лишь от своих идиотских попыток побыстрее закончить этот разговор, как будто бы резко срывая пластырь. — Я ошибся. — В чем конкретно ты ошибся, Александр? — голос Магнуса дрожал то ли от холода, то ли от старательно сдерживаемых эмоций. Такое любимое в устах Магнуса его полное имя теперь показалось Алеку проклятием. — Во всем, —отрезал Лайтвуд. — В тебе, в себе, в нас. Губы Магнуса растянулись в какой-то болезненной полу-ухмылке. — Неужели? И что это значит? — Я думал, что чувствую что-то к тебе, — Алек до боли стиснул в кулак левую ладонь, что ещё несколько минут назад так блаженно зарывалась в волосы Магнуса. Боли не было, он был слишком сосредоточен на том, что сдерживать внутри себя выворачивающую его наизнанку истерику и разъярённых демонов, срывающихся с цепи. — Но я ошибся. Я трахнул тебя и всё прошло. Я больше ничего не чувствую… — Ты лжешь, — рыкнул Магнус, теперь стараясь изо всех сил встретиться с ним взглядом. Он буквально на глазах становился злее, растеряннее. Ещё больше разбит, чем пару мгновений назад. — Я не верю ни одному твоему ебаному слову! Ни после всего, что было между нами, Алек! Я знаю тебя, слышишь? — почти кричал Бейн. — Я знаю, что ты с ума сходил от любви ко мне, потому что я блять чувствовал тоже самое! — Я ошибся, Магнус. — О, черт…, — несколько слезинок пронеслись по его раскрасневшимся щекам. Магнус страдал, его разрывало на части от боли, а Алек смотрел на эти бегущие соленые капли и как мантру повторял себе: «Я делаю это для тебя, для тебя, для тебя, пожалуйста…». — Посмотри мне в глаза, Александр! Посмотри мне в глаза и скажи, что всё это время ты был со мной не потому, что любишь меня! И Алек посмотрел. До боли знакомые золотистые радужки тонули в боли и разочаровании, но в их отражении он видел только самого себя. Он заслужил всё это. Он выбрал человека, который изначально был слишком прекрасен для него, он позарился на запретный плод и теперь расплачивался за это. И за несколько лучших мгновений своей жизни он теперь должен был воздать миллиарды таких же мгновений тоски, отчаяния и ненависти к самому себе. Но всё это не важно, когда единственное, что имеет значение — человек перед ним. Прекрасное видение, которое Алек не мог забыть ни днем, ни ночью. Человек, месяцами занимавший каждый его сон, каждую мысль. Заставивший его поверить в то, что, пусть даже и на краткий миг, но он заслужил быть счастливым. И Алек готов был перекроить свою жизнь ради того, чтобы не заставлять его страдать ещё сильнее. Ведь Магнус в любом случае узнает, что Алек предал его. Так пусть лучше он узнает это от него самого. Алек задержал дыхание. Короткие ногти оставили тонкие кровавые полумесяцы на ладони. Всё происходило так быстро, но он словно чувствовал каждую секунду, каждую сменяющуюся эмоцию на любимом лице. И пусть у него больше не было времени, чтобы выучить наизусть все его черточки, ему это было не нужно. Алек и так знал каждую из них. И, закрывая глаза, мог по памяти воспроизвести любую. — Я ошибся, — наконец ответил он. — Я никогда тебя не любил.