Рыжие листы опавшие с клёна

      Туман укрыл всё вокруг, пряча в своих надёжных объятиях, Старый мир. Он был уже дряхлым, тяжело дышал и с трудом держал спину. Его морщины проступали на земле витиеватыми корнями, которые не скрывала пыльная земля. Весь он был неровным и шероховатым, в рытвинах и шрамах. Его руки, сплетённые из древесных жил, совсем охилели, и были не способны удержать даже пару веток. Лысину уже было не скрыть, не осталось даже побега на угловатом черепе головы. Лишь изредка его глаза расцветали лёгкой зеленью на омертвевшей коже.       Ему вспоминались те дни, когда он ещё был жив и полон сил, когда он играл с солнечным светом, любившим гостить в его обители, и каплями дождя, игравшимися с его кронами.       Сейчас же Мир был всеми покинут, лишь горький туман проведывал его, обещая достойно похоронить своего давнего друга. Невидимо, но лишь Туман оплакивал его увядание.       Сначала его покинули прихотливые свирели птиц, что так любили петь ему с утра, хвастаясь своим талантом, потом звонкие реки, стали забрасывать путь к нему, затем ушли его дети-звери. Последним его покинуло солнце, слишком радостное и счастливое, чтобы смотреть своими золотыми глазами на смерть никому ненужного старика.       Ветер прошелестел в пустых стволах, отдаваясь скрипом в лёгких. Деревья рассыпались от любого легчайшего прикосновения, а твёрдость почвы ощущалась даже через плотную обувь.       Он огляделся вокруг, грустно провожая покосившийся ясень упавший ему прямо под ноги. Он продолжал ступать, не смотря на всю испытываемую боль. Он понимал, умрёт Старый Мир, умрёт и он. Кому нужен смотритель Старого мира, когда есть Новый?       Никому.       Он поднял тяжёлую голову в верх, вглядываясь в туманную молчаливость сурового и безразличного к судьбе низших, неба.       «Почему ты так жесток с нами, с твоими созданиями? Ты дал нам жизнь, дал нам возможность вкусить весь её сок разнообразия, а теперь отбираешь, мы больше не нужны тебе?»       Но оно ничего не ответило старому мотыльку. Когда-то он легко парил над своим домом, гордо расправив крылышки. Он был счастлив. Как жаль, что те мгновения больше не вернуть.       Он вновь расправил свои крылья. Тёмные ворсинки были цвета хрусткой весенней коры, ожившей ото сна. Как символично.       Единственным рисунком на них были два черных круга в ореоле жёлтых лучей, словно солнце на миг померкнувшее, спрятавшееся за спину своей младшей бледнолицей сестры Луны. Чёрный лик на его крыльях был словно бездонная пропасть, а жёлтая окантовка служила королевским венцом.       Пушистый мех на грудке потерял свой былой лоск, а тонкие усики повисли грустными полудугами, потеряв свою моложавость.       Усталый взгляд обвёл владения ещё раз, оживляя в памяти каждую веточку, каждый кустик. Ссохшиеся губы невольно улыбнулись.       Неожиданно чуткий слух распознал давно забытый звук. Звук жизни. Она была совсем молодой и юной, но при этом невероятно сильной и крепкой.       Шорох меленьких жёлтых чешуек. Глаза, привыкшие к монотонности красок, ослепли от насыщенности цвета. Даже чёрный на ней не смотрелся грузной печатью смерти, как на всём остальном зыбком Мире.       Её радостное порханье пронеслось над ухом и стихло, так как наглая маленькая особа не побоялась сесть на его крючковатый палец.       — Кто вы? — спросил переливчатый звон бабочки. Мотылёк тихо вздохнул и ласково потрепал юную жизнь по усикам, на что та недовольно фыркнула.       — Я тот, кого скоро не станет, поэтому и говорить обо мне не стоит, лучше скажи, как тебя зовут, милая.       Она гордо расправила крылышки, выпрямила спинку и прошелестела:       — Меня величают Мир.       Его рука невольно вздрогнула, и он понял истинное свое предназначение в этот момент, теперь он знал ответы на все свои вопросы. Её имя значило слишком много для такой малышки, но солгать она не могла, потому что лжи не существует. О лжи он узнал случайно, подслушав в бурном потоке реки, что иногда приносила с собой диковинки слов из других миров, где было дано побывать лишь сёстрам рекам. Он тогда так удивился, зачем искажать истинную правду, которую знают все? Но та ему ничего не ответила, лишь махнула течением, и побежала дальше.       — Заботься о нём как следует.       — О ком?       Но ответа она не дождалась. Мелкой пылью, пеплом, не сгоревшим порохом, тленом, обернулось всё. И она осталась одна в новом белоснежно-пустом идеальном Мире.       Всё заволокло объятьями Тумана.