Рыжие листы опавшие с клёна

      Шаг за шагом по скалистому брегу, всё ближе к холодным языкам волн, облизывавшим каменные выступы. Вода яростно цеплялась длинными руками за крутые берега, будто пыталась поглотить их, забрать к себе под воду, но не могла удержаться и тут же соскальзывала вниз буйными потоками.       Шум морской пены отдавался эхом в ушах, её живой голос не забыть. Мокрый стылый ветер бил в лицо, принося с собой запах северного моря. Она вдохнула его полной грудью, вбирая родной аромат.       Стейнмунн посильнее закуталась в меховую накидку и посмотрела вдаль там, где великаны старых гор почти соединились друг с другом, оставив лишь тонкую нитку пролива. Это место среди мореплавателей носило худую славу, так как из-за крутого поворота оттуда было сложно выплыть невредимым. В такую погоду как сейчас: ветреную и переменчивую, проток пересечь было практически невозможно.       Небо хмурило свои суровые брови грозовых облаков, заполоняя льдисто-синий свод. Где-то вдали были видны вспышки молний, за которыми непременно следовал рокот грома, видимо, великий ас Тор буйствует в своём небесном чертоге.       Девушка тяжело вздохнула, нелегко будет в этот раз договорится со своевольной стихией. Стейнмунн стояла на самом краю, так что брызги попадали на подол её юбки. Старый ясеневый посох твёрдо лежал в её руке, придавая ей уверенности. Посох был изогнут крюком кверху, совершенно прост и непривлекателен. Но была в нём сила сокрыта первородная, подчинять способная волну дикую, необузданную. Владеть им мог не каждый, лишь тот, кто голос прибоя слышать мог.       В их деревне Исегард, такие умельцы давно выродились, поэтому жители и забыли о том, что такой дар существует. Стейнмунн тоже не знала, что хранителем «морского слуха» является, пока не стала бури да непогоды предсказывать. Первое время люди к словам маленькой девочки не прислушивались, но потом, когда наречения её сбываться стали, они волей не волей, а поверили.       С тех пор она научилась не только к волне прислушиваться, но и договариваться с ней.       Стоит она с духом собирается. Всегда почему-то страх берёт её сердце в мгновения разговора с великой стихией. Молвишь если воде мирной какое-нибудь оскорбление, она тут же поглотит тебя, сделает своей волной-прислужницей.       Вытянула Стейнмунн бледную руку над белым хвостом прилива, прикрыла глаза свои серые и стала бескровными губами по памяти читать заговор. Посох в руке её ожил, голубыми венами сила в нём налилась, помогая донести до элементаля просьбу людскую.       Воланы свой бег усилили, небо грозным рёвом разразилось, но нельзя останавливаться. Запнуться, замолчать, оговориться — не проявить уважение к Матери всех вод. Не пугали её шальные игры погоды, Стейнмунн к ним уже привыкла, теперь не так просто её из равновесия вывести.       Губы шевелиться безмолвно, говоря не на человеческом, на морском. Голос был похож на успокаивающую колыбель тихих волн.       Море вдруг замерло, стихло совсем, превратившись в холодное зеркало стали. Дошли до водной глади слава.       Всё вокруг мерным сиянием осветилось, расступилась вода перед повелительницей своей. Сотканная из струи, ветра и света, вышла к скалистому берегу фигура непохожая на людскую. Прошелестела и вытянула руку водопадом струящуюся. Девушка тут же полезла в сумку, в поисках заветного узелка. Вытащили ловкие пальцы кулёк из грубой холощеной ткани. За верёвочку она потянула, и показались бутоны нежные. Стейнмунн вложила их в руку элементаля. Та тут же обернулась волной, лишь шелест эхом разнёсся.       «Спасибо человеческое дитя, будет твоим мореходам мирный путь».       Серые глаза наблюдали, как медленно утаскивает вода в свои глубины цветы Эдельвейса.