Рыжие листы опавшие с клёна

      Он ходил в гости к Страху, разговаривая с ним не о чём. Обиталище его было в мерзком и неприятном месте, у истока Гнилой реки и границе Бредолистного леса.       Здесь люди сходили с ума в тихом спокойствие, лишь Страх нежно гладил узлы запутавшегося разума. Он пытался развязать путаные нити, мучавшие людские души, но тонкие пальцы-спицы были созданы для того, чтобы вязать тонкую вуаль паранойи, а не развеивать чужую боль. Круглое чугунное окно было зарешечено, но мальчик не понимал зачем, ведь длинные руки его друга коснуться любой души рано или поздно. Тогда зачем эти глупые ограничения?       Как-то он задал этот вопрос Эглерду, так он стал его звать, на что тот ответил, что с ним это сотворили вовсе не люди, а он сам. Страх стал грустным и задумчивым, будто старая рана снова воспалилась, тревожа хозяина, и мальчик решил, что не стоит об этом спрашивать у Эглерда. Он не хотел причинить боль своему другу.       Они познакомились, когда мальчик, отбившись от родителей, плутал по берегу Гнилой реки. Носки дорогих лакированных туфель отбивали куски засохшей серы, и он пинком отправлял их в жёлтый поток. Он шёл и шёл по берегу тонкой мутной жилы, как учил его отец, что если идти по брегу речки, то обязательно найдёшь кого-нибудь. Вода как кровеносные сосуды, тесно связывала своими потоками людей между собой. Только он забыл сказать, что от таких мест, как Гнильеречье стоит убегать сломя голову, ведь они могут привести твои ноги лишь к худу.       Грязная вода начала мельчать, и вот он стоит перед несущей стеной делящий мир на две части. Сернистая речка проистекала из того мира, что за чертой, связывал разные полярности Существующего мир, но не соединяя воедино. Никто не знал, что за крепостной стеной, но и желающих не было, все чувствовали, что нет им за пределами своей территории житья, не приспособлены их хрупкие тела к ядам и отравам той земли и того воздуха. Один глоток из той речушки и тело в труху превратится в доли мгновений.       Исток её из чёрной пещеры проистекал. Он из любопытства туда заглянул, но увидел лишь непроглядную живую тьму, что смотрела на него бездонными глазами. Тьме было не комфортно в его присутствии. Он прислонился к решёткам, маленькими ручками еле обхватывая прутья, и закричал:       — Выходи, ты же меня не боишься?       Не успел он и вздохнуть, как безликое, костлявое существо, тело которого сложено из сплошных углов, приблизилось к нему вплотную. Лик перед ним зарябил, закрутился и вот он уже видит свой самый жуткий страх. Детское лицо побледнело, глаза расширились, сверкая от набежавших слёз, а руки охватило мелкой дрожью. Страх уж было начал отступать обратно вглубь своего жилища, как почувствовал, что его что-то держит. Маленькая детская ладонь.       — Не уходи, мне одиноко тут. Дрожь в голосе не скрыть, он испугался.       «Тебе страшно».       Тишина ни звука, но он всё понял. Откуда ему был ведан язык Параллели — было не понятно.       — Это не важно, ты тоже боишься, но я же от тебя не бегу, и ты останься со мной, давай поделим страхи пополам.       Тьма ничего не ответила, за тысячелетия своей долгой и невыносимо отвратительней жизни, в первый раз кто-то захотел разделить бремя, возложенное на её плечи.       Не зная, как лучше приободрить человеческое дитя, Страх просто провёл по лохматой шевелюре. Вдруг рука замерла, вспомнив о своём истинном предназначение.       Но мальчик не начал сходить с ума или впадать в забвение, как было с другими.       Он ему улыбнулся, самому величеству Страх в лицо. Маска лика резко прояснилась, став бесформенно-белой.       — А ты оказывается совсем безликий, одни глаза. Эйгель был плодом воображения других, показывая для каждого личную тьму.       Он её не видел, этот странный земной мальчик. Глаза что светились ребяческой игривостью, стали цвета серы.