«Твоя белизна мне противна, И свет твоих крыльев разит Души моей тёмной трясину. Но шёпот любви так манит…»
Зелёный трепет жизни под копытами, превращался в чёрный пепел праха. Тёмный шлейф смерти кружевной вуалью причудливых узоров струился по его плечам, устремляясь к тощим ногам. Воздух вокруг него упал на несколько градусов вниз, пробирая могильным холодом, живые души. Небо сгустило краски, пряча красавицу солнце от его поганых глаз. Он не должен видеть её очарование, он не должен знать, что такое свет, чтобы не ослепнуть от собственного мрака. Сумрачный туман, прибывший с болот, наполнял воздух влажной прелостью и тяжестью, оседающей на дне лёгких, не давая вдохнуть полной грудью. Этот аромат сырости и мха уже не перебить ни чем, не вывести из его существа. Тонкая обсидиановая кожа не до конца прикрывала, пожелтевшие от возраста, кости. Трупные язвы прогрызли худое его лицо, выедая не тело, а душу, больно кусая нежные её части. Вестник из навь, тот, что несёт в себе последний приговор смертных, так его величали люди из земной параллели. Но он не кликал, не призывал старуху с беспощадной косой наперевес. Ему было поручено сопроводить в последний путь, направить, чтобы душа не заблудилась, не потерялась на границе с явью. Душа, что путь свой не отыскала, становиться приспешником тёмной силы, рабом её вечным. Отнимают у него память о прошлой жизни и делают таким же проводником. Он тоже, когда-то искал свой путь в мир блаженного покоя, но потерял его. Теперь он тщательно следит за каждым шагом, что свершает порученная душа, и никто из доверенных ему не оступился, идя по тонкой дорожке, связывающей быль и не быль. Сбиться — легко, возвратиться — не дано. Вся жизнь, что видел он перед своими глазами, была наполнена стенаниями духов. Ужасно вести за руку человека, потерявшего всё, за что он так цеплялся. Раз, и в один миг он разделён со своими близкими не разрушаемой стенной, гранью бытия, тем, что делит мир на двое, и объединяет его. Он любил скалистые горы, что были уже мертвы, хотя нет, они то единственное что живёт вечно, неподвластны всеобъемлющей силе времени. Бесконечные горы смотрят на этот мир, видя, как зарождается и гибнет жизнь, как одно сменяет другое, как меняется привычный порядок. Он приходил сюда, чтобы глотнуть живого, не пропахшего смертной вонью, запаха. Чистый и свежий воздух был для таких как он сродни медленному, губительному яду, но он был бессмертен, а мучения ни что по сравнению с мимолётным ощущением свободы. Незнакомый стук донёсся до его ушей. На краю обрыва стоял ангел. Сотканный из белого света он освещал своей необыкновенной красотой мёртвые каменные выступы. Белые крылья были распахнуты, готовые вот-вот покинуть этот недостойный мир. Действительно, такие прекрасные создания не должны, мараться о грязь бытия, не должны видеть гниль, не должны видеть смерть. Каждая мышца её сильного тела была вытянута и бугрилась под шелковистой кожей сиявшей холодом. Голова была печально опущена вниз, а агатовые глаза, обрамлённые хрупкими иголочками ресниц, грустно вглядывались вниз. Было ощущение, что ей было горько смотреть на бренность и бестолковость людских сердец, что распылялись на всякие мелочи не ценя главного. Тонкий остроконечный рог высекал одинокие искры, падавшие в ущелье. Она беззвучно плакала, посылая крохи своих даров человеческому роду, в надежде помочь слепым обрести возможность увидеть яркий свет. Как же великодушно ангельское создание, спустившееся с небес. Он неосторожно оступился, и мелкий камешек выдал его присутствие сияющей госпоже милосердие. Она вздрогнула, обернулась, и удивлённо моргнула своими очаровательными глазами. Ему захотелось спрятаться в густых тенях, что так щедро предоставляли убежище. Он отступал назад, она же всё с большим любопытством и меньшим страхом шагала вперёд. «Мне некуда деваться, негде спрятать свое неказистое уродство торчащих сквозь тонкий слой плоти рёбер. Я отвратителен». Но в её глазах виделась заинтересованность. Своими огромными очами она пронзала душу насквозь, будто что-то искала для себя. Неважно, пусть. Ангел подобралась совсем близко и ткнулась носом в прогнившее лицо, нежно потеревшись. Он обомлел, он не знал, как реагировать, а эта красавица вдруг смутилась, отвернулась и прошептала: — Ты прекрасен***
Я не поверил ей тогда, даже спустя целую вечность не поверил, даже сейчас верю правдивости её слов с трудом. Но её это не волнует, она никогда не устанет повторять мне то, что считает правильным и важным. Мы разделим нашу быль и небыль, навь и явь, забвение и рождение. Мы разделим вечность на двоих и выпьем её до дна как обет нашей вечной верности друг другу.