Рыжие листы опавшие с клёна

      Литые мышцы метеоритных потоков, тонкие вены ярких созвездий, жилы невероятных туманностей натягивались на плечах, а в груди билось сердце галактик. Мощные руки с размаху били по нежной материи зарождавшегося мира. Были слышны звонкие голоса систем и звёзд, что становились их новым центром. Яркие их души, растекавшиеся плавким металлом по наковальне, под кузнечным орудием приобретали изящные формы и причудливость линий. В его ладонях жидкая плазма энергии зарождалась в хрупкую красоту жизни. Лёгкую и ломкую, как невероятное произведение искусного стеклодува. Его ладони бесстрашно прикасались к обжигающим сверхновым, трепетно лелея их, как своих детей, не выпуская в жестокий мир чёрных дыр и быстроногих комет. Но ему пора было отпускать своё творение в мир, ведь именно в этом и заключался смысл рождения галактик.       — Иди, резвись моя маленькая красавица Андромеда. Шёпот тихий и нежный эхом пронёсся по космосу, опережая движение, ещё пока неосторожной Андромеды, на множество световых лет вперёд. Этакое письмо в бутылке от её отца-прародителя.       По его лицу прокатились яркие брызги, умирающих светил-гигантов, что болью отдавались в душе кузнеца.       Почему это так больно в конце оставаться одному, отпуская их от себя?       Тёплые руки обняли его со спины, заворачивая в звёздное полотно белых её волос, что струились по хрупким плечам, окутывая две фигуры. Пылкий поцелуй оставил синий след на его щеке. То было зарождение Ореона, что искренне сверкал на лице кузнеца на веки, соединяя с прекраснейшей Млечный путь.

Она ткала звёздные узоры в темноте. Он ковал небесные светила в тишине. Он дарил ей системы. Она украшала их светом. Они создали мир, идя рука об руку. Вместе.