Психиатр

      Кап.       Кап.       Кап.       Что-то стучит по крыше склада. Кажется, идёт дождь.       Ифань отрешённо смотрит в пустоту.       Ему хочется умереть. Хочется так сильно, что он готов молиться о том, чтобы его глаза закрылись навсегда.       Его ноги заливает кровь, а он улыбается, судорожно глотая слезы и дрожа.       Тао просто...выстрелил в себя?       Без всяких раздумий?       Поднес ствол к виску, нажал на курок и теперь лежит, окровавленный, прямо перед ним, смотря своими пустыми глазами и все ещё улыбаясь.       Ифань хочет содрать это его выражение лица.       Он ничего не понимает, никогда не понимал, и прямо сейчас его ребра распирает от боли, с которой он не может справиться.       Горло будто сжимает.       Ифань не может дышать.       Он сидит совершенно один в забытом богом месте, связанный и раненый, и не знает, найдет ли его кто-нибудь.       Лучше бы нет.       Он не сможет смотреть в глаза своих подчинённых, в глаза людей, которых он обязан был защищать. Он не имеет права больше называться служителем закона, не имеет право ходить по этой земле.       Да, Ифань всегда был склонен к самоистязанию.       Сознание мутнеет все больше и больше, но Ву даже не пытается ухватиться за его ниточки. Поскорее бы наступила темнота... ***       — ...фань...Ифань...Эй, давай уже, просыпайся.       Кто-то настойчиво зовёт его, легко потряхивая руку, и он не может не откликнуться. Голос кажется слишком знакомым.       Яркий белый свет режет глаза, запах медикаментов раздражает нос, но зато даёт четкое осознание того, где Ифань находится.       Больница.       Его вытащили и привезли сюда.       Что же они там увидели?       Ву пытается подняться, но мир вокруг начинает кружиться, и он со стоном падает обратно, чувствуя, как кто-то заботливо придерживает его, ругаясь.       — Ты не можешь хотя бы минуту полежать без дерганья?       — Чанель?       Взгляд, наконец, фокусируется, и он видит Пака, который сжимает кулаки, глядя на него в ответ. Он выглядит осунувшимся и измождённым, Ифань чувствует, как вина подступает к горлу от осознания, что он тот, из-за кого его друг так волновался. И тот будто чувствует, о чем думает мужчина, и говорит ему прямо в лицо:       — Ещё хоть одна мысль о том, что это все из-за тебя, и я тебя уничтожу. Тебе даже врачи не помогут.       Ифань горько ухмыляется поворачивает голову к стене и вдруг замечает в углу палаты небольшой диванчик, на котором спит, свернувшись, Кенсу.       Чанель переводит взгляд в ту же сторону и нежно улыбается.       — Отказывался идти домой даже под угрозой обстрела. Он очень устал сегодня. Как и мы все.       Ифань слышит в его голосе боль и отчаяние, но и скрытый интерес. Он хочет спросить, что же случилось в том месте, но молчит, позволяя боссу набраться сил.       Ву ему за это благодарен.       Ему стоит огромных трудов выгнать этих двоих домой, он пообещал звонить по тысяче раз на день и сообщать о своем самочувствии все, что он сам будет знать.       Чанель и Кенсу уходят, нервно оборачиваясь на него, а потом Ифань остаётся один.       И он снова позволяет солёным каплям скатиться из уголков глаз и запутаться в грязных волосах.       На него вновь сваливается осознание того, ч т о произошло.       Цзытао оказался убийцей, которого они искали несколько месяцев.       Он был его врачом.       Он помогал ему в расследованиях своих собственных дел с улыбкой на лице и все просьбы принимал с распростёртыми руками.       И он ударил его ножом, связал и рассказывал вещи, заставившие его мозг взорваться.       А потом оставил.       Ифань хочет ненавидеть его, хочет считать его бесчувственным животным, но н е м о ж е т этого сделать.       Потому что все ещё помнит, как впервые встретил его. Его эмоции в этот момент, радость от встречи с земляком, какое-то непонятное счастье. Были ли это его истинные чувства? Было ли хоть что-то в их отношениях реальным?       Правда ли ему так нравился блеск раскосых карих глаз? Правда ли он так сильно хотел вплести пальцы в мягкие темные волосы? Сам ли он хотел прижать этого мужчину к себе и уткнуться носом в его висок?       Ифань стирает мокрые дорожки с щек и переворачивается на бок, накрывая себя тонким больничным одеялом, желая скрыться от мира.       Тао был прав.       Он убил его. Убил самым жестоким способом.       Лучше бы пустил пулю в висок так же, как и себе.       У Ифаня внутри зияющая кровавая дыра. Будто бы кто-то огромный вырвал его грудную клетку, оставив раскуроченное тело на растерзание бродячим псам.       Он...вправду любил Цзытао. И все ещё любит его. Это нельзя отрицать.       Сознание наполняется мыслями о собственной никчёмности.       Мужчина хочет вернуться в прошлое и никогда не встречаться с Хуаном. Он бы справился, они все справились бы. Но потом Ифань вспоминает, как загоралось что-то в душе, когда в поле его зрения попадал психиатр, как мягко чужие руки разминали его затёкшие плечи, а губы шептали слова успокоения. Ву ненавидит себя за то, что все ещё не может не вспоминать, как с щенячьим восторгом смотрел на Тао в его куртке, и как расстроился, когда тот ее вернул.       Ву ненавидит себя за свои чувства.       Хуан Цзытао — волк в шкуре овцы, который провел их всех, устроил кровавую бойню и городе и насмехался над ними всеми. Где-то на подкорке скребётся мысль о том, что если бы он был внимательнее, он бы заметил, что что-то не так. Ведь заметил бы?       Он вдруг задумывается над тем, за что же его так возненавидели.       Что ему нужно было вспомнить?       О чем спрашивал мужчина, когда они были вдвоем?       Ифань пытается, честно пытается вспомнить, но ему будто что-то мешает, не позволяет найти что-то, кроме ярких обрывков чего-то непонятного. Какие-то люди, их смазанные лица, странные звуки и неприятные ощущения. Он злится, сжимает простыни до белых костяшек и с трудом дышит.       Тао-Тао-Тао.       Мозг воспроизводит это имя вновь и вновь, все больше раскрывая раны на сердце.       Ифань больше не может об этом думать.       Он проваливается в темноту. ***       На следующий день он просыпается разбитым и только к вечеру. На тумбочке рядом лежит его, как ни странно, целый и заряженный телефон, оставленный друзьями, который мигает уведомлениями. Кенсу пишет, что они с Чанелем не могут прийти, потому что им нужно разобраться со всем, что случилось. Ифань боится спрашивать, что стало с телом Тао. Он узнает потом, когда будет готов.       Все, что он может — лежать и пялиться в потолок. Рана на боку мешает нормально функционировать, да и не тянет как-то на жизнедеятельность. Ифань смеётся со своего положения и снова вспоминает чужие слова.       “Убью. Самим жестоким способом. Ты даже не успеешь отключиться.”       Правда ведь убил. И отключился он гораздо позже Тао. Забавно.       — Да. — слышит вдруг Ифань и вздрагивает. — Забавно. — и понимает, что последнее сказал вслух.       У входа в палату стоит мужчина, что с иронией во взгляде смотрит на него, слегка приподняв уголок губ.       — Здравствуйте, Ву Ифань. Меня зовут О Сехун. И я думаю, нам точно есть, что обсудить.