***
В столовой дома родителей Рахиль стоит вытянутый стол. За такими обычно ведут переговоры в крупных компаниях, а не обедают. Финн, сидя напротив четы Хиршей, каждый раз чувствует себя не на своем месте. Родители у Рахиль строгие и отдаленные, не одобряющие ни ее род деятельности, ни выбор партнера по жизни. У ее отца частная врачебная практика, у матери собственная аптека. И единственная дочь решила стать комиком, да еще и выйти замуж не за приличного еврейского юношу, а за вот... Его. Оператора родом из Нью-Джерси, у которого в далеких предках только англичане да ирландцы. Человека, который снимает развлекательные ток-шоу, а не серьезные вещи типа документалок, например, про холокост. Как-то отец Рахиль именно этим ему и предложил заняться. Более бестактного предложения Финну в жизни не поступало. Будто в мире не хватает документалок про холокост, Иисусе. Находясь дома у Хиршей, Финн каждый раз радуется только одному — они не справляют Рождество. А, значит, его самый любимый праздник пройдет без осуждения. В кругу семьи. Мать еще обязательно приготовит утку так, как любит Санни, потому что «бедный мальчик остался в городе один, дайте мне порадовать ребенка». Но вот Рахиль, в свою очередь, будет некомфортно. Финн впервые задумывается о том, что культурный барьер, который не кажется значительным сейчас, может стать проблемой в будущем. Ни он, ни Рахиль от своего наследия не отступятся. А значит, когда у них появятся дети, начнется клановая война. Когда Финн делал предложение, он об этом не думал. По ходу, в последнее время он вообще мало о чем думал. — Мама постелила тебе в гостевой комнате, — наклоняется Рахиль к Финну, когда основная часть ужина подходит к концу. — Погоди, мы собираемся здесь ночевать? — спрашивает он. Эй. Он рассчитывал на то, что пытка ограничится одним вечером. Ночевать в доме ее родителей ему не нравится. За все время отношений с Рахиль здесь он провел всего одну ночь. В гостевой комнате было пыльно, кровать стояла жесткая и скрипящая, а от постельного белья пахло какими-то очень неприятными средствами для стирки. Финн тогда так и не выспался. Он думал, что этого больше не повторится. — Мы оба выпили, за руль нельзя, — поясняет Рахиль. — Да и поздновато уже куда-то ехать. — Мы можем вызвать такси. — Но мама... — А ты меня спросить не хотела? — раздраженно, но не повышая голоса отзывается Финн. Ему кажется, что его пытаются продавить. В последние дни он становится особенно мнительным. Во всем видит подвох. Благодарить за это, конечно, стоит одного лишь Санни, подорвавшего своим монологом его спокойное существование. А потом добившего контрольным про схожесть Рахиль с ним. Да, черт. Разве они одинаковые? Разве это может бросаться в глаза? Ну и что, что оба комики. Ну и что, что катастрофы в быту. Если придираться, схожесть можно найти даже в самых разных людях. Вот Иисус и Гитлер, например, оба мужчины, оба лидеры и оба конфликтовали с евреями. Но почему-то их в одну шеренгу никто не ставит. — Я поеду домой, — ровно говорит Финн. Он, конечно, не хочет обидеть ни Рахиль, ни ее родителей. Но и поступаться своим личным комфортом он тоже не собирается. Даже на захламленном диване в квартире Санни можно выспаться лучше, чем в этой гостевой комнате. Рахиль берет его за руку под столом. Крепко сжимает. Смотрит внимательно и с осуждением. — Даже не пытайся, — предупреждает ее Финн. И злится на себя. Потому что вот сейчас он абсолютно непреклонен. Но не смог сформировать свою точку зрения и защитить в разговоре лучшего друга, когда Рахиль заявила, что не хочет того видеть на их свадьбе. Вроде бы он тряпка, в вроде бы и нет. И это раздражает.***
— Самое главное, что я понял из всего этого, — рассказывает Санни, — то, что я уже слишком старый, чтобы спать в самолете. Мне кажется, я до сих пор не чувствую спину. — Это получается, я родился старым, — с показушным ужасом отзывается Дональд, приятель Санни. Дональд, которого Финн не рассчитывал увидеть, когда приходил в бар. Санни только приехал из своего тура, только отоспался, только позвал его встретиться. А оказалось, что не его одного. Финн любит собираться компанией. Ему нравится, когда вокруг много людей. Конечно, до определенного момента. Но с Санни, только приехавшим со своего первого, мать его, тура, Финн предпочел бы пересечься один на один. — На самом деле нет ничего хуже рейсовых автобусов, — говорит Дональд. — Ты просто не бывал на самом транспортном дне, солнышко. Финну хочется просто сказать: «тебя никто не спрашивал, Дональд». Но он-то нормальный человек, который не станет демонстрировать пассивную агрессию по отношению к человеку, ее не заслужившему. Он видит Дональда третий раз в жизни и по факту не испытывает к нему неприязни. Просто Санни не нужно было его звать. — Кстати, — Санни щелкает пальцами перед собой, что-то вспоминая. — Финн, я придумал тематику для твоего мальчишника. — О, мой мальчишник был в караоке, — встревает Дональд. Которого вот сейчас-то точно никто не спрашивает. — Я пойду еще пива возьму, — говорит Финн. И поднимается из-за столика. Это слишком неловкий момент, на котором ему бы надо убраться подальше. Чтобы вернуться к обсуждению чего угодно, от вегетарианства до политической ситуации в викторианской Румынии. Потому что он все еще не сказал Санни, что тот не приглашен на его свадьбу. По-хорошему, он рассчитывает на то, что убедит Рахиль передумать. Однако, для этого Санни должен сделать что-то хорошее по отношению к ней. Ведь это совершенно нормальное желание — не хотеть видеть на своей свадьбе человека, который тебя публично обосрал и, возможно, ненавидит. Финн не думает, что это соответствует действительности. Санни не умеет ненавидеть. Но Рахиль-то не сидела с ним на соседних горшках, чтобы это знать. Пора бы уже дать Санни знать, что проблема есть, и ее надо решать. Они почти определились с датой. Дедлайн приближается, а шафер не представляет, насколько он в немилости, но уже думает о подготовке мальчишника. Финн по уши в дерьме. Он возвращается к столику с тремя бутылками пива. Дональд все еще рассказывает про свой мальчишник, широко улыбаясь своим огромным ртом и активно жестикулируя. Финну он все больше кажется каким-то клоуном. Ярко одетый, живой, громкий. Явно не такой человек, который может представиться в одной компании с Санни. Но Финну приходится его терпеть. — Мне надо перекурить, — сообщает Санни. И выбирается из-за стола. Финн, не готовый оставаться с Дональдом наедине, решает составить ему компанию. За весь этот вечер он впервые может поговорить с Санни нормально, с глазу на глаз. — Извини, я не думал, что Дон согласится приехать, — говорит Санни, когда они оказываются за пределами бара. На его лице нет ни единого признака раскаяния. Финну приходит в голову мысль о том, что Санни таким образом пытается избегать его, не избегая. Значит, не согласился бы Дон, на его месте сидел кто-то другой из приятелей Санни. На крайний случай — первый попавшийся парень из «Гриндера». Не важно, кто. Это осознание неприятно. И даже обидно. Санни же не может избегать Финна, думая, что у него могут быть какие-то скрытые чувства к нему? Не просто же так он это вбросил перед своим отъездом. Еще и мальчишник упомянул, словно хочет поскорее сплавить его в кабалу брака. Санни, которого он знает, просто сделал бы все в последний момент. Финну бы доказать обратное, но он не представляет, как. Срок давности разговора истек, как бы мысленно он за него не цеплялся все эти дни. — Я хотел с тобой поговорить, — признается Финн. — Звучит так, будто ты привез бумаги на развод, — усмехается Санни. Финн кисло улыбается. Конечно, разговаривать о таком в перекур — плохая идея. Но скоро они втроем будут совсем пьяные, и беседу придется снова откладывать в долгий ящик. Финн же достаточно сейчас разочарован, чтобы испортить настроение еще и Санни. Пусть и с надеждой на то, что до того дойдет необходимость налаживания отношений с его невестой. — Рахиль не хочет, чтобы ты был на нашей свадьбе, — сообщает Финн. Санни поднимает голову, смотрит прямо на него. — А ты? — спрашивает он. — Хочу, конечно. — Тогда о чем тут говорить? О том, что ему делать. Финну нужно простое решение, которое он не может найти сам. Его никогда не ставили перед таким выбором. Даже родители не спрашивали, кого он любит больше, маму или папу. — Я от нее тоже не в восторге, — добавляет Санни. — Но готов ради тебя потерпеть. — Она выставила ультиматум, — вздыхает Финн. — И ты под него прогнулся? Когда твоя мама тебя наказывала и запрещала выходить со мной гулять, ты все равно сбегал. А под постороннюю женщину прогнулся? — Эта посторонняя женщина — моя будущая жена, — напоминает Финн. — Она настолько хорошо трахается или я чего-то не понимаю? Санни даже не затягивается. Сигарета просто тлеет в его руке. Финн поджимает губы. Да, блять, да. Не понимает. Сделал глупость и не считает нужным разбираться с последствиями. Даже не представляет, что у всего есть предел. — Тебе просто надо взять и помириться с ней, — говорит Финн прямо. — Что в этом сложного? Санни морщится, когда сигарета дотлевает до фильтра. Выбрасывает окурок, поджигает новую. — Я был о тебе лучшего мнения, — произносит Санни. Финн знает, что не был. От этого, впрочем, ничуть не легче.