Юморист

Спиной Санни чувствует все пружины дивана, особенно под весом Финна, наваливающегося на него. Он думает о том, что пора бы купить новый. Слишком сложно наслаждаться прикосновениями и поцелуями, когда прямиком под лопатку вкручивается пружина. Наверное, его собирали еще в шестидесятые. Санни-то перевез его из квартиры родителей, когда те переезжали на Аляску. Еще тогда думал, что стоит выбросить и купить новый, но серьезной эта проблема оказалась только сейчас. Надо бы перебраться в спальню. Санни забирается рукой под свитшот Финна, задирает его, непрозрачно намекая на то, что пора от лишних слоев одежды избавляться. Тот, седлая его бедра, выпрямляется. И послушно выбирается из свитшота. Санни упирается локтями в диван, чтобы приподняться и пронаблюдать за ним с блуждающей улыбкой. Финн сложен, конечно, не как греческий бог, но тоже неплохо. И смотреть на то, как он обнажается, Санни может, кажется, на протяжении целой вечности. Ткань свитшота скользит вверх, с каждым мгновением оголяя все больше светлой кожи, задевает горошину напряженного уже соска. Санни сглатывает, приподнимаясь еще выше, чтобы за пояс потянуть Финна снова на себя. Пружина опять врезается под лопатку, когда Санни оказывается вновь придавленным Финном к дивану. Он запрокидывает подбородок, отвечая на поцелуй. И пытается изогнуться так, чтобы пружина переместилась хотя бы к позвоночнику. Они совершенно увлекаются друг другом и упускают тот момент, когда в замке входной двери поворачивается ключ. — Ого, — слышит Санни голос Ленни. В мгновение ока он и Финн оказываются по разные стороны дивана. Санни ведь так и не сказал брату о том, насколько изменились его отношения с лучшим другом. Как-то не пришлось к слову. Ленни сбрасывает рюкзак на пол. Улыбается как последний паршивец. Достает смартфон, выставляет перед собой указательный палец. Мол, сейчас, сейчас, подождите. Прикладывает трубку к уху. — Ты должен мне двадцатку, — говорит Ленни. — Какие тебе доказательства нужны? Они сейчас только что передо мной лизались на диване. Двадцатка, Тим, двадцатка! Ладно, будет тебе фотка. Он заканчивает разговор, снова смотрит на Санни и Финна. — Продолжайте, пожалуйста, — просит он. — Мы с Тимом поспорили на двадцатку, мне нужно заснять доказательства. Я давно говорил, что вы это самое, — Ленни сводит перед собой оба указательных пальца, а затем снова разводит их в стороны. — Даже мама так считает. Только Тим и верил в непорочность вашей мужской дружбы. Ленни смеется. Санни, в общем-то, тоже становится смешно. Только Финн сидит смущенный и прижимает к себе свитшот, который моментально успел подобрать с пола. Словно девственница, застуканная родителями. Санни поднимается. Ленни сломал весь настрой. Теперь так и так придется перебираться в спальню, но только для того, чтобы засесть там с ноутбуком и поработать над компоновкой нового монолога. — Как «Диснейленд»? — спрашивает он, понимая, что даже злиться из-за этого на брата сейчас не может. Да и вообще. У Ленни своя жизнь. Сам решает, как ее проебывать. — На месте, — пожимает плечами брат. — Хавьер передавал привет. — Пошел он, — бросает Санни. — О, он сходил заранее, — усмехается Ленни. — Это будет чересчур, если я позову его на День Благодарения? — Да, — подает голос Финн. — Моя мать озвереет, если ей придется готовить еще больше. — Ладно, — кивает Ленни. И уходит в комнату, оставляя Санни снова наедине с Финном, осознавать произошедшее. Они спалились перед Ленни, а соответственно и перед Тимом. Пятьдесят процентов семьи Санни теперь в курсе происходящего. Вот это действительно серьезно. Правда, Санни в этот момент ощущает себя почему-то слишком счастливым.

***

— Я начал встречаться с человеком, в которого влюблен с подростковых лет, — рассказывает Санни со сцены. — Это мой лучший друг, я его правда очень люблю... Подождите хлопать, ребят, просто представьте, каково это — начинать отношения с человеком, который уже знает, до какой буквы алфавита ты можешь дорыгать после пива? Если с новыми людьми вы представляете для них какую-то загадку, то в этом случае все иначе. Санни жалеет, что Финн не смог выбраться на открытый микрофон с ним. Он мог бы сейчас сидеть за одним из дальних столиков, слушать монолог про себя. Возмущаться и смеяться одновременно. Но его там нет. Однако, Санни все равно смотрит туда, где Финн бы, скорее всего, сидел. — У вас всегда есть возможность поразить другого человека. «О, я не подозревал, что ты можешь вот так прилюдно обосраться». «А сюрпризик». Но лучшего друга и не удивить, и не наебать. И от него ты уже тоже знаешь, чего ожидать. В отличие от новых людей. Например, мой бывший увез моего младшего брата в «Диснейленд». Нас мама всегда предупреждала, что гулять одним опасно. Что какой-нибудь небелый дядя обязательно захочет тебя украсть. Мама была права. Моему брату пришлось ждать двадцать четыре года, чтобы это доказать, но... Санни прерывается, чтобы сделать глоток воды. — На самом деле, этот парень был слишком положительным, — продолжает он. — Я не удивился, когда он спонтанно увез моего брата в «Диснейленд». Наоборот, меня поразило то, что он вернулся ко мне не по частям. Ну, вы знаете, эти славные парни, у которых потом в подвале находят целый церковный хор в забальзамированном состоянии. Но нет, нет. Моему брату повезло. Мне — не очень. Он тихо посмеивается над тем, что сам говорит. Хотя ему и не нравится написанный на скорую руку текст. Но так всегда происходит. Большой монолог собирается не из первого попавшегося материала, а из того, который проходит проверку публикой. На самом деле, после того, как он безвылазно сидел на студии со сценарием, Санни безумно рад вернуться на сцену. Несмотря на то, что после первого тура был уверен в том, что не напишет больше ни строчки конкретно для себя. Но, даже радуясь возвращению, Санни все равно не улавливает ощущения того, что все налаживается. Потому что нельзя так просто взять и выбраться из чертовой дофаминовой ямы, как бы не хотелось обозвать депрессию выдуманным состоянием. Мол, она выгодна только психотерапевтам и фармакологическим компаниям. Мол, теории заговора вырастают не на пустом месте. Вот только говорить даже в своих личных монологах об этом Санни все равно не готов. Ни о собственной депрессии, ни о теориях заговора для повышения продажи антидепрессантов.

***

Санни стоит напротив Рахиль у барной стойки. Стукается своей бутылкой пива с ее. Выступления как раз едва закончились. — Само собой, я тоже хочу когда-нибудь получить премию Марка Твена, как Дейв Шапелл, — рассуждает она. — Но если после этого обязательно снимают спешл, который хочется смотреть только в перемотке... Нет, спасибо. — Основная проблема в том, что они, по сути, концертную документалку представили как спешл, — согласно кивает Санни. — Обманутые ожидания. Рахиль ставит бутылку на барную стойку. — К слову об обманутых ожиданиях, — говорит она. — Как он там поживает? — Отлично, на самом деле, — Санни отводит глаза. Подходя к Рахиль после ее выступления, и предлагая пропустить по бутылочке пива, Санни знал, что разговор зайдет в эту сторону. Не могло быть иначе. Даже думал, что надо бы подготовиться к этому. Хотя бы в голове составить какую-то речь. Повторить ее перед зеркалом в уборной. Санни не знает, насколько он антигерой во всей этой истории. Вот беда. — Это, правда, сложно, — произносит он. — Не знаю, чем я думал, когда признавался ему. Мне иногда кажется, что надо было молчать до гробовой доски. — А потом, когда во время церемонии спросили бы «кто не согласен с этим союзом», ты бы сорвался, — замечает Рахиль. — Так ты хотя бы сэкономил нам всем кучу денег. Санни усмехается, делает глоток из бутылки с пивом. Правда в том, что он — не лучшая кандидатура для того, чтобы с ним встречаться. Особенно человеку, которого Санни действительно любит. Ради его же блага стоило бы... Херня. — Да, я бы все равно в него вцепился, — признается Санни. — Это эгоистично, да? Рахиль пожимает плечами. — Я бы тоже вцепилась, если бы было во что, — отвечает она. — Я имею в виду, что опомнилась слишком поздно. Понимаешь? А, может, изначально ввязывалась в проигрышные отношения, не знаю. — Не хочешь с ним поговорить? — спрашивает Санни. — Мне кажется, он бы хотел этого. — Нет, — Рахиль невесело улыбается, отводя взгляд от Санни. — Я не готова. Я могу любое дерьмо вынести, но и расплакаться как дурочка тоже. Я не пользуюсь водостойкой тушью, чтобы позволить себе такое поведение. Сейчас Санни весьма отчетливо понимает — он не испытывает к ней больше никакого негатива. Она не раздражает, не кажется несмешной и второсортной. Обычная девчонка, не обделенная талантом. Которой просто не повезло один раз встать у него на пути. Рахиль была серьезной противницей. Которой даже проиграть было бы не стыдно. Ладно, это тоже херня. Санни уверен в том, что проигрывать стыдно всегда, независимо от противников. Не важно, в чем. — Интересно, если бы я предложила ему попробовать пеггинг, — говорит Рахиль, — все было бы иначе? Санни смеется. Рахиль улыбается чуть более бодро. Наверное, можно сказать, что он с ней «помирился», пусть и правда не ссорился. Все вышло честно, в конце-то концов. Но ему нужно укрепить свои позиции. — Хочешь пятиминутку на моем концерте? — спрашивает Санни. — Я готовлю сейчас материал, мой менеджер договаривается о съемках спешла. Ну и я подумал, что мы можем поработать вместе. — Это необычно, — говорит Рахиль. Санни кивает. Так и есть. Комики — не крупные артисты, которым нужен какой-то разогрев. Обычно их просто объявляют на концертах и все. Но ему кажется, что сейчас это — отличная идея. Так он сможет публично подтвердить, что у него нет никаких проблем с Рахиль, несмотря на то, что он отбил у нее парня. Подружиться с ней он все равно не сможет. Не потому что она такая исключительная. Не потому что член его парня не раз побывал внутри нее. Не потому что он в какой-то степени завидует. Санни просто не умеет дружить, несмотря на то, сколько у него приятелей. У него по-прежнему есть только Финн. — Не боишься? — спрашивает Рахиль. — Опозорю тебя перед твоей же публикой. — Нет, — отвечает Санни. — Верю в твой профессионализм. И в то, что свое дело она любит гораздо больше, чем любила Финна. Потому что это — то, в чем они никогда не были похожи. — Тогда хочу. Они снова соприкасаются пивными бутылками, условно скрепляя договоренность.