Юморист

Санни отбивает нервозный ритм ногой, глядя на вдохновленную женщину за трибуной. Встречи «Анонимных Алкоголиков» проходят, на удивление, не в тесном кружке, где каждый по очереди делится своими проблемами. Санни сидит на неудобном стуле в достаточно крупном зале, заполненном самыми разными людьми. Наверняка куратор всех и не помнит. — Мне, конечно, пришлось посреди ночи позвонить моему спонсору, — рассказывает женщина. — Мне так повезло, что я встретила такого понимающего... Санни не может это все слушать. На трибуне выступило уже трое. Первый одутловатый мужчина рассказывал о том, как от него ушла из-за пьянства жена. Второй, больше похожий на наркомана паренек, шепелявил в микрофон о том, как поссорился с родителями и срывался даже на свою собаку без выпивки. И вот третья. Рассказывает примерно такую же историю падения и условного взлета. Мол, всем им без алкоголя лучше. Санни считает, что им было бы лучше, если бы они просто оказались лучшими людьми, а не вот это все. Сам он о себе изначально знает — он козел. Не кончелыга, но козел. Санни принимает себя таким какой он есть. И не сваливает на алкоголь проблемы с семьей, окружением, парнем. Ладно, прямо сейчас у него нет проблем с семьей. Да и раньше особенно не было. У них просто большая семья со своими особенностями. Близкая, но не настолько, чтобы оставаться в одном штате. Дело все в том, что Санни, вступив на тропу комика, сам себя вырастил козлом. Одна ошибка и ты тварь на всю жизнь. Если так подумать, он не знает ни одного действительно милого и приятного по жизни коллегу по цеху. Каждый в некоторой степени мудак. Санни еще не настолько деформировался, чтобы выкидывать какую-то херню ради реакции других людей для материала. А ведь многие так делают. Включая его любимого Эрика Андре. Женщина заканчивает. К микрофону на трибуне выходит куратор. — Что ж, — говорит он, осматриваясь. — Я вижу здесь несколько новых лиц. Молодой человек, может быть, вы хотите выйти и представиться? Куратор смотрит прямо на Санни. С улыбкой Иисуса из детской Библии. Именно такой, после которой хочется спросить человека, на каких он веществах, а потом набить морду для профилактики. — Не в этот раз, — мотает головой Санни. — Уверены? — Абсолютно. Его не пронять взглядами окружающих алкоголиков, он привык к тому, что на него пялятся. Это его работа — уметь реагировать правильно, а не в угоду каким-то отдельным уникумам. Многие другие на его месте сломались бы и пошли представляться. Просто под давлением чужих взглядов. Когда ты не привык, это действительно тяжело. Но Санни не собирается выходить на эту чертову трибуну и рассказывать что-то о своей жизни. Серьезно, для этого он платит своему психотерапевту. Он ничего ведь даже не потерял. Кроме водительской лицензии. Отличная будет история. «Здравствуйте, спасибо за аплодисменты. С того момента, как я начал пить, я познал самую большую потерю в своей жизни. У меня отобрали... Водительские права. Кто-нибудь может подбросить до Бруклина?» Нет уж. Смешно, но нет. Ему ведь даже ничего не заплатят, если он сходу придумает отличный монолог о своем алкоголизме. Куратор переключается на кого-то еще. Второй новичок, в отличие от Санни, как раз ломается и поднимается на трибуну, чтобы начать бубнить о своих проблемах. — Марафон дерьма, — наклоняется к нему парень, сидящий рядом. — Каждый раз одно и то же. Мне кажется, это для эксгибиционистов, которые не рискуют бегать по улице голышом. Санни кивает. — Не возражаешь, если я украду это сравнение? — спрашивает он, мельком глядя на своего соседа. Правда ведь хорошее. Тот пожимает плечами. А затем выпрямляется и протягивает Санни руку. — Трип, — представляется он. — Санни. Предполагается, конечно, что вся эта кутерьма должна быть анонимной. Но о какой анонимности вообще речь, если после собрания Санни нужно подойти к куратору с бумажкой от инспектора, чтобы взять подпись? Да и какая вообще анонимность, когда ты время от времени, а все-таки светишься по телеку? Ладно, он не обольщается. Вряд ли здесь кто-то может его узнать. Он светится по кабельному, которое не каждый местный алкоголик себе может позволить. — От суда или самостоятельно? — спрашивает Трип. — От суда, — отвечает Санни. — Я так и понял, — кивает Трип. И начинает хлопать в ладоши, когда новичок как раз заканчивает вещать с трибуны. Сам Санни за всю встречу ни разу не смыкает рук. По его скромному мнению это не марафон дерьма, а обыкновенный цирк.

***

— Это Рождество станет самым отвратительным в моей жизни, — говорит Санни Трипу, пока они вместе идут в сторону метро, как два долбоеба, лишенных водительских лицензий. — Да ладно тебе, — усмехается Трип. — Если ты не скажешь об этом на собрании, никто не узнает, что твой значок месячной трезвости не легитимен. А родня-то поймет, если ты пропустишь с ними пару бокальчиков. — Родня-то может быть, — отзывается Санни, пряча руки и закатывая глаза. — Что, жена? — понимающе кивает Трип. — Или девушка? — Парень, — отвечает Санни. — О, — Трип на момент поджимает губы. — Я тогда не понимаю, в чем фишка встречаться с парнем, если он убивает все веселье, как жена. Да, это сравнение Санни тоже определенно точно украдет для какого-нибудь своего монолога. — Моя жена, — говорит Трип, — ну, уже бывшая жена, не пускает меня увидеться с ребенком, если я не принесу ей эту сраную бумажку с подписью от «Анонимных Алкоголиков». Но если принесу и буду вонять ликером, ей будет насрать. — «Дорогая, это мой новый одеколон», — Санни моментально копирует манеру речи Трипа. — Вот-вот! — Мой парень поймет, даже если я просто понюхаю пробку, — говорит Санни. — Но обиднее всего, конечно, что я не могу теперь напиться с ним. — Он веселее пьяным? Санни веселее пьяным, вот в чем проблема. Не в Финне. Что бы он там сейчас не бубнил, Финн никогда не станет для него ни проблемой, ни обузой, ни уродом, который убивает все веселье. Санни нужно благодарить чертово мироздание за то, что оно свело их вместе, а не страдать вот такой херней. — Я знаю неподалеку бар, — говорит вдруг Трип, когда они почти приближаются к метро. — Можем пропустить по паре пива за знакомство. У Санни, вообще-то, есть уже приятели-собутыльники, которые не являются алкоголиками. Трип — забавный. Но он — парень, с которым Санни познакомился на встрече «Анонимных Алкоголиков». Значит, пить с ним — плохая идея. С другой стороны, Санни думает, что умеет правильно судить о людях даже по первому взгляду. С Трипом его связывают схожие ситуации. Они друг друга понимают. К тому же, у Санни нет друзей, которые еще не осведомлены о его козлиной личности. В компании с другим потенциальным козлом — а в том, что разведенный алкоголик Трип — козел, Санни не сомневается — может быть гораздо проще. Однако, по факту хуесосить как приятелей, так и своего же парня он может и так. Благодаря профессии. Да нет. Он никогда не сможет ничего действительно неприятного сказать о Финне, даже если между ними ничего не сложится. — Я думаю... — начинает Санни и запинается. В его кармане начинает вибрировать смартфон. На экране высвечивается имя Финна с их последней совместной фоткой. Тот словно чувствует. Санни сбрасывает звонок. — Я думаю, что не стоит, — отвечает он уверенно. А ведь почти согласился. — И отсюда я, наверное, вызову такси. Извини. Увидимся на следующей неделе, ладно? Трип с деланным безразличием пожимает плечами. И, когда они расходятся в разные стороны, Санни перезванивает Финну. Кажется, с ним ему никакой спонсор в программе двенадцати шагов не потребуется.

***

— Я не знаю, — Финн с беспомощным выражением лица ставит на журнальный столик ноутбук. — У меня никаких идей. Санни закидывает руку на его плечи, приближает к себе, мягко касается губами виска. Ему все еще не верится в то, что он может это делать без неприятных для их дружбы последствий. Слишком долго боялся раскрывать то, что чувствует на самом деле. Может, и не зря. Санни не уверен, что Финн, например, во время учебы в колледже не испугался бы и не скрылся с его радаров. — Ты мог бы и помочь, — замечает Финн. — Если уж мы выбираем моим родителям совместный подарок на Рождество. — Но я тебе в этом полностью доверяю, — сообщает Санни. — О, ну конечно, — Финн съезжает по спинке дивана, удобнее устраиваясь под рукой Санни на диване. Пружина неприятно вворачивается в его правую ягодицу. Санни знает, что подарит самому себе на Рождество — новый диван. Хватит, блять, это терпеть. — По-моему, твоя мама говорила, что хочет робот-пылесос, — вспоминает Санни. В День Благодарения она точно об этом упоминала. — Можно обвязать его ленточкой и включить как раз в момент обмена подарками. Чтобы он въехал в комнату. — Это... — Финн задумывается. — Вообще-то, хорошая идея. Я удивлен. — Серьезно? Санни в показательном возмущении вскидывает брови, а затем разворачивается так, чтобы, упираясь локтем в спинку дивана, нависнуть над Финном. Вообще-то, у него все идеи хорошие. Нечего недооценивать. Он пробегается пальцами по ребрам Финна под домашней футболкой, легко щекоча, словно в наказание за сомнение в его идеях. Улыбается, заглядывая ему в глаза. Лучше всего Санни придумывает две вещи. Шутки и подарки. И он уже знает, что должен сделать ради Финна на Рождество. И для себя — это, по идее, должно идти в первую очередь, но Санни не слишком-то заинтересован в том, чтобы открываться навстречу положительным переменам. Потенциально положительным. Ничего еще не доказано им на практике. — Я люблю тебя, — произносит Санни, останавливая свою руку. И видит, как бледнеет улыбка на лице Финна, а выражение сменяется на обеспокоенное. — Что с тобой такое? — спрашивает он. Санни казалось, что на признание в любви реагировать нужно как-то иначе. Не смотреть с волнением, очевидно скрывающим мысли вроде «о, боже, что он сделал?» Не ожидать какого-то подвоха со стороны признающегося. Они не тридцать лет в браке, чтобы проявление нежности казалось подозрительным. Санни протягивает руку к лицу Финна, касается подушечками пальцев его щеки, ведет ими по губам, задерживается на подбородке. Затем невесомо целует, прежде чем отстраниться и сообщить о том, что решил. — После Рождества я готов заселиться в рехаб, — говорит он. — Если для тебя это вдруг важно. Финн перехватывает его руку, отводит от своего лица. И, вместо того, чтобы ответить на такое самопожертвование положительно, хмурится. — Ты дурак, что ли? — спрашивает Финн. — Это должно быть важным для тебя, а не для меня. Он поднимается с дивана, и Санни вдруг действительно чувствует себя дураком.