— Шевели ногами, давай же, пожалуйста, нас не должны снова поймать.
Дыхание все еще сбито, когда он начинает убыстрять шаг, все время спотыкаясь о корни деревьев. Сглатывает и нервно оглядывается. Ренджун не всматривается, но точно знает — ладони уже в кровь. Когда со всех сторон слышно рычание и хруст веток, он почти бьется в голове, потому что он не просто в ловушке, без возможности что-то сделать. Он в ловушке в которой чувствует все так, будто это все реальность. Очередной корешок сбивает с ног и Ренджун падает на колени.— Поднимайся! Поднимайся! Пожалуйста, не дай им поймать тебя. Нас. Не позволяй этому повториться и вставай.
И он поднимается — с трудом, но поднимается. И Ренджун не может на него злиться, он ведь знает, как это было. Как было страшно — даже сейчас страшно. Как было больно, и сейчас тоже. И как усталость не давала передвигать ногами. Так много всего… Побег был одновременно и лучшей и худшей идеей в жизни Ренджуна на тот момент, просто момент он выбрал совсем не верный. Руки обливаются холодным потом. Потому что понимает — не получится. Они уже совсем близко. И Ренджун ничего не сможет сделать. Особенно сейчас. Поэтому когда его толкают на землю, прижимая к ней тяжелыми лапами, он лишь жмурится, чтобы не видеть клацающих зубов прямо у своего лица. Тем временем Ренджун, которым он управлять не может, вскрикивает и пытается вырваться. Елозя по земле, и вырывая руки. Его волочат по земле, крепко вцепившись зубами в накидку. Ренджун внутри все еще не открывает глаз, жмурится и сжимает зубы, но ощущает каждый попадающийся на земле камень, то как он даже сквозь одежду царапает мягкую кожу своими острыми углами, чувствует листья застревающий в волосах и одежде, палки впивающиеся в руки и ноги, землю под ногтями. Слышит, что к ним присоединились еще несколько волков. И то, как брыкается. Ему и все органы чувств не понадобятся, чтобы воссоздать эту картину, даже если он смог забыть об этом на какое-то время. Лучше бы не мог. Лучше бы не чувствовал. Его швыряют на землю, и он с усилием поднимается на колени. Только сейчас Ренджун решается раскрыть глаза, скверное пятно разливается на душе. Хван стоит перед ним, смотря свысока и крепко сцепив челюсти. — Отец… Но альфа дергает бровью, и Ренджун затихает, но Ренджун чувствует, как он дрожит. Он как наблюдатель, но с возможностью прочувствовать все. Тут несколько альф из их стаи, которых Ренджун, конечно, знает, но сейчас не до них. Где-то поодаль стоит Джин-Хо, но его Ренджун тоже пропускает мимо, почти абстрагируясь от всего. Даже от того, что говорит или делает тот Ренджун. Он уже не поможет, как и Ренджун ему. Перед глазами все плывет, когда он замечает свет костра за спиной Хвана. — Как ты посмел? — Отец, пожалуйста…— Он не послушает.
— Я спрашиваю, как ты посмел. Решил сбежать? — Хван резко наклоняется, хватая его за щеки и Ренджун хватается за его кисть, когда тот больно сжимает пальцы. — Неблагодарный мальчишка. Думаешь это так легко? Думаешь сможешь? Думаешь это тебе решать? — Отец я- — Молчи, — рычит он, — ты принадлежишь южной стае. — Ренджун снова хватается за его кисть, но на этот раз его руки альфа перехватывает, и, сжимая, встряхивает. — Я не хочу… — всхлипывает. — Не хочешь? А тебя спрашивали, что ты хочешь? — Хван снова встряхивает его в конечно итоге толкая на землю. — Ты, мелкий поганец, уже даже разочаровать меня больше не можешь.— Потому что большего разочарования во мне, чем в момент, когда я родился, ты не испытывал.
— Только и делаешь, что позоришь меня, — рычит он, хватая его за предплечье, чтобы приподнять, заглядывая в лицо. — Ты думаешь, кто-то примет тебя? Кому ты будешь нужен? Ты принадлежишь южной стае, и ты будешь с тем, кого для тебя выберут, потому что твое место здесь, — Хван шипит, — все, что от тебя требовалось это не выкидывать таких фокусов, мерзавец, — глухой удар о землю, а потом пинок в ребра дают возможность сознанию помутиться от внезапной боли. Дальше Ренджун пытается не слушать, не чувствовать. Но обрывки фраз, о том, какой он никчемный и неблагодарный все равно долетают до него, как и парочка ударов; слезы скатываются по щекам, Ренджун чувствует их, хрипит от боли, слыша тихие всхлипы другого себя, пока звонкая пощечина не приводит окончательно в чувство, а Хван снова перед глазам, — различить его даже сквозь мутную пелену не сложно. Сжимает его челюсть. — Ты омега южной стаи, сын вожака, ты сделаешь то, для чего вообще родился, и только попробуй выкинуть что-то подобное вновь, — четко проговаривает Хван. Не знай Ренджун продолжения, он бы выдохнул, но он лишь качает головой от досады, когда слышит, как этот выдох срывается с губ. Нельзя винить его за надежду. Наверное. Хван отрывается, отходя от него и разворачиваясь в сторону костра. Ренджун чувствует, как руки приземляются на землю, слабость в теле, слезы на щеках и удары, которые все еще обжигают. — Но Ренджун, урок ты должен усвоить и запомнить. Что ты из южной стаи. И чтобы все знали это. Дрожь проходится по всему телу, когда он поднимает голову, различая что-то в руке старшего. — Нет, отец… отец, пожалуйста, не надо, — Ренджун вертится на месте, почти падая на спину, но удерживается на руках, пытаясь отползти. Страх сковывает тело, не дает рационально мыслить, и Ренджун только продолжает всхлипывать, смотря на отца. — Пожалуйста- — Держите, — кивает он тем, кто стоял позади Ренджуна. Они хватают его за руки, он падает на спину, а кисти крепко прижимают к земле. Он еще пытается вырваться, пока Ренджун внутри уже забился в дальний угол, жмуря глаза. Потому что чужие колени давят на кости так, что кажется они сейчас затрещат. — Отец, — одними лишь губами, произносит Ренджун, ведь голос охрип, и сил выдавить что-то громче уже нет, или так кажется. Он приподнимает голову, смотря на Хвана, но у него взгляд без капли сожаления или сочувствия, только слепая злость, что тот посмел попытаться сбежать. Он зажимает коленями его ноги, задергивая рубашку, вознося руку над тонкой кожей, зажимая в пальцах небольшую железную печать. — Ренджун, ты должен понять, что подобные поступки ровняются к предательству. И если ты сбежишь — будешь наказан по закону. Поэтому помни, что южная стая не прощает предательств. Никогда. Кара настигнет тебя рано или поздно, где бы ты ни был. А дальше боль — жгучая и ослепляющая. Огонь расползается по всему телу, и Ренджуну кажется, будто он оказался в костре. Почему то в этот раз все оказалось больнее, а крик все-таки вырывается из горла, раздаваясь по всему лесу. Он не чувствует как его руки отпускают, как отец отходит, вообще ничего не чувствует кроме этой жгучей боли. Он не двигается, оставаясь в том же положении. Кажется, он потерял сознание на несколько минут. Что внутри, что снаружи они просто лежат потерянные в этом огне. Ренджун внутри, все в том же уголке, сворачивается клубком, когда вакуум в голове давит на виски. Ренджун снаружи, смаргивает слезы. Отрывки фраз долетают до обоих с трудом, но главное они уловить успевают. — … Джин-Хо, с этих пор не своди с него глаз. А дальше шаги, много шагов. Ренджун был бы рад, если бы его оставили в этом лесу, забыв о его существовании, но оба или знают или понимают, что этому не бывать. Боковым зрением улавливают, что Джин-Хо подходит чуть ближе, и садится, опираясь о дерево. На него не смотрит. Минутка спокойствия. Ренджун все еще не в состоянии шевелить хотя бы пальцем. Жар продолжает покрывать все его тело, и даже слезы кажутся огненной водой, приправленной ядом. Ренджун находит в себе силы начать шептать.— Если бы ты мог меня слышать. Если бы я мог… но все будет хорошо. Я обещаю тебе. Все будет хорошо. Не переставай пытаться. Найди Ченлэ, а потом и Джено и Джемин-и. Будет так сложно, но оно того стоит. Ты справишься. Ты сильный. Это все… оно пройдет.
Ренджун, будто действительно услышав, кивает. Они оба еле заметно вздрагивают, когда Джин-Хо оказывается рядом, нависая над ним. — Пойдем, — говорит он, но слова не вызывают никакой реакции, поэтому он касается его руки, тут же хмурясь и второй рукой прикасается к шее. — У тебя жар. Черт, — Джин-Хо шипит, — почему тебе обязательно делать что-то, после чего мы оба страдаем? — проговаривает он, подхватывая его на руки ровно в тот момент, в который Ренджун выпадает из своего сна. Садится, скидывая с себя одеяло и руки Джемина и Джено, тем самым разбудив их. Качает головой на вопросы, и дышит глубоко. Все еще жарко. Кровь резко приливает к лицу. — Джуни? — Малыш, кошмар? Ренджун продолжает качать головой, метая свой взгляд по комнате. — Жарко, — шепчет Ренджун, но они его слышат, — мне очень жарко. Огибает протянутые руки, почти падая с постели, но Джено успевает его придержать, спасая от жесткого падения и он, можно сказать мягко, приземляется на колени и ладони. Взгляд устремлен в пол, пока он судорожно пытается успокоить бешено стучащее сердце, вжимая ладонь в грудь. Джено оказывается перед ним, опустив перед этим руку где-то между лопаток. Джемин слетает с постели, чтобы раскрыть окно, да пошире. Ренджун же дышит все глубже, глотая воздух, ногтями скребет пол и скулит. Тело все еще обдает жаром, как будто его опустили в воду и теперь медленно нагревают ее. Но пот по коже бежит холодный. — Джуни? Малыш, слышишь меня? — Джено наклоняется, почти касаясь уха. Ренджун кивает, облизывая губы. — Все еще жарко? — Ренджун мычит в ответ, опускаясь уже на локти. Джено гладит спину, двигаясь ближе. Закатывает рукава ренджуновой рубашки и тянет завязки, распахивая ее. — Джуни, — зовет он, обхватывая его щеки. Немного хмурится, понимая, что они действительно горячее, чем должны быть. — Котенок, посмотри на меня, — поворачивая его голову к себе. Ренджун раскрывает глаза, прижимаясь щекой к одной из ладоней. В глазах Джено беспокойство плескается бушующими океанами, но на лице умиротворяющее спокойствие. — Вот так котенок, смотри на меня. Ренджун кивает, но тут же жмурится, снова скуля. Джено мажет губами по всему лицу, включая прикрытые веки, пока Ренджун все ниже склоняется к полу, в конечном итоге полностью ложась на него, но Джено все еще нависает над ним, а голова Ренджуна лежит на его ладони, которую он предусмотрительно положил на затылок, чтобы вдруг что, младший не ударился. Только вот никаких «вдруг что» Джено не хотел. Ренджун жмурится — так жарко и больно. Он не хотел показывать им свою слабость и боль, заранее зная, что она в тот же момент начнет просачиваться через все щели, передаваясь и им. Ренджун не хотел, чтобы страдали и они. Он правда этого не хотел. До стиснутых до скрежета зуб. До мушек в глазах. Но видеть, как они страдают… В голове бьется мысль о том, что они и так знают многое, просто не во всех подробностях, о которых Ренджун молчит. Но что будет, если узнают всё? Перед глазами всплывает первая встреча с Джемином. Первая встреча в человеческом теле. Джемин тогда почувствовал, сразу после того, как спросил, почему Ренджун не сбежал. Он почувствовал, просто заглянув ему в глаза, пока они говорили об этом. И при этом Ренджун даже не рассказывал почему, только то, что на это была причина, и что Джемин это знает, потому что видел в его глазах понимание и будто отражение своей боли. Только спустя время, он понял причину. Это их связь так сработала. Джемин действительно почувствовал отголоски того, что чувствовал он. И Ренджун готов поспорить, что укрепившаяся за годы связь, может помочь показать им все это во всех красках. А Ренджун помнил все. Все свои сны, всю боль. И он боится представить, как это будет, если все это внезапно вывалится на них, даже если со стороны это выглядит так, как видят некоторые. У него получалось блокировать их, скрывать в дальней коробочке, так будто их и нет вовсе, убеждая всех вокруг и себя самого, что все будет хорошо, что он справится, действительно надеясь на это. И у него всегда было время прийти в себя во время таких снов или приступов — Джено и Джемин редко попадали на них в самом процессе. А сейчас… Сейчас Ренджун трещит по швам. Ведь они рядом, видят его такого, и Ренджун думает только о жаре и беспокойстве в глазах Джено. Пелена перед глазами мешает увидеть все в полном свете, но руки Джено все еще держат его и он чувствует ладонь под головой, мягкие поцелуи в щеки и слышит его шепот. — …волчонок? Малыш, посмотри на меня, котенок. Давай же. Джемин. — Я здесь, — На вбегает в комнату, со стаканом воды и холодным полотенцем. Садится с другой стороны от Ренджуна. — Хэй, Джуни, слышишь меня? — Ренджун мычит с трудом, кивая головой, и старается проморгаться, различая лишь смутные черты лиц. — Хорошо, — Джемин сам себе кивает, тряпкой проходясь по лбу, щекам, шее и спускаясь к груди. В сочетании с полом, это действительно охлаждает и мысли в голове постепенно рассасываются. Ренджун выдыхает, обхватывая кисть Джемина, давая понять, что он может остановиться. Тряпку Джемин откладывает, а Джено в это время подносит стакан к его губам. Ренджун глотает жадно, выпивая все до дна, после чего снова откидывается на ладонь Джено, наконец, имея возможность разглядеть все вокруг, но посмотреть ни на Джено, ни на Джемина не решается. Но они сами нависают над ним. Джемин зарывается пальцами в его волосы, целуя в висок. — Лучше? Ренджун кивает, снова проходясь языком по губам. Полная мешанина возвращается в голову, заполняя мысли. Что это было? Почему так резко его закинула туда? И почему именно туда? Почему в тот день? Почему в тот момент? С этим человеком? Ренджун запоздало замечает, что Джемин уткнулся в его ладонь, пока Джено целует щеки, задерживаясь каждый раз, на пару секунд, а сам Ренджун цепляется за Ли, крепко сжимая пальцы, боясь отпустить. Джено дышит глубоко, тоже собирая свои мысли воедино. И Ренджун правда боится даже пошевелиться, правда чего боится — не понимает. Не Джено и Джемина, не их реакции, и даже не того, что они все узнают. Этот страх, до этого прятавшийся где-то глубоко внутри, теперь распространяется по всему телу. И боль по всему телу этому сопутствует. А Джено и Джемин рядом. Всегда рядом. По швам — Что это было, Джуни? Ты… — Джемин отрывается от ладони, смотря на него, — болит что-то еще? — качает головой, отрицательно мыча. — Тогда что? Кошмар? Ренджун молчит. Молчит затаив дыхание. Продолжает смотреть в потолок, ощущая, как немного разочарованный выдох уже собирается слететь с губ одного из них, из-за его молчания. Но Ренджун просто… устал. Уже не так страшно, что они обо всем узнают, потому что дальше хуже. Страх все еще сковывает его органы, переворачивает все внутри, в кашу с нервной трелью. А Ренджун все еще по швам. Шаткая плотина, которую он так тщательно отстраивал, уже не кажется такой безопасной. Просто другие страхи перекрывают все те, которыми он озаботился последние месяцы, те страхи, которые крушат весь внутренний мир, его самого, а Ренджун не может и слова сказать, даже в глаза посмотреть. И, возможно, сейчас Ренджун об этом не задумывается, но позже он будет рад, что Джено и Джемин оказались рядом с ним во время очередного приступа, потому что иначе, даже если бы на их месте был кто-то другой, он снова просто закопал бы все в себе, так прочно, без возможности сделать даже самый маленький подкоп. А сейчас он просто трещит по швам. Потому что страшно, а делиться своими страхами он может только с ними. И в безопасности себя ощущать только с ними. Джено открывает рот, собираясь сказать что-то, но сбивается, как если бы кто-то ударил. Ренджун переводит взгляд на них, метая взгляд от одного к другому. Шмыгает, сглатывает и поджимает губы, прижимая ладони к их щекам. Что Джемин, что Джено, замирают, видят, чувствуют, что-то странное. Даже в воздухе витает это что-то, сложно различимое и незаметное для обычного глаза, как атомы, но разрушающее. А Ренджун, наконец, смотрит им в глаза. ТрещитЛомается
— Я- я не знаю, — губы дрожат, а Джено и Джемин впервые уверены — не врет. — Джуни… — Я не знаю. Не знаю. Не знаю. Не знаю. Тревожная дрожь охватывает все тело, а Ренджун все повторяет «не знаю» сбиваясь и глотая всхлипы. — Разве кошмары могут быть такими? — хрипит он. — Разве могут? Я не знаю. Почему туда? Зачем? Для чего? Я не знаю. Не знаю. Почему его? Его… Я не хотел… Я не- Почему? Я- Жар, тряска и легкое ощущение липкого страха, пробирается внутрь обоих старших. И они бы вздохнули от облегчения, осознавая, что Ренджун начинает открываться, делится чувствами, но он в то же время они напряжены, от понимания, что это лишь малая часть. — Джуни, — Джено выдыхает, притягивая его к себе. Ренджун вцепляется пальцами в рубашку, всхлипывает и продолжает шептать куда-то в шею. Джено поднимается, пересаживаясь на кровать, все прижимая к себе Ренджуна. Двигается к стене, пока Ренджун сворачивается клубком, жмясь к Ли как только может. Джемин ложится со спины. Обхватывает руками вокруг живота, и утыкается носом в затылок. Ренджуна все еще трясет, он хлюпает носом, шепча «не знаю» как в бреду. Ком в горле раздирает, принося боль, а слезы обжигают как яд. — Страшно— Чего ты боишься, Джуни
— Всего и ничего, ег- я не- Возникший вопрос так и виснет между ними, потому что Ренджун снова всхлипывает, ерзает, создавая ощущение, что он хочет зарыться как можно дальше и глубже, внезапно замирая в один момент. — Я так устал… устал… — Мы будем здесь, Джуни, все время, ни на секунду не отпуская. Еще некоторое время он беспокойно вертится, пока окончательно не впадает в новый сон. Джемин целует затылок и шею, поглаживая руку, ведет к ладони, чтобы сплести пальцы, и хмурится, ведь кожа все еще горячая. У Джено взгляд беспокойный, когда он смотрит на Джемина.— Я попрошу Юту поменять расписание дежурств
— Да, оставлять его на ночь не лучшая идея Джемин второй ладонью гладит живот и грудь, задерживаясь где-то на груди и пялясь в пустоту.— Просто надавить немного
Джемин переводит взгляд на Джено, что качает головой, показывая, что это плохая идея.— Его ломает
— Да, но если мы надавим, можем доломать его полностью, только уже своими руками. Джемин, мы облажались, так сильно, что хуже уже некуда. Давить надо было раньше. Намного раньше. Еще в начале. Давить и вытягивать всеми силами. Любой неверный шаг… Джемин это знает, но…— А что если станет слишком поздно?
— Минни, я не- я не готов рисковать им. Посмотри на него… Джемин приподнимается, оглаживая красные щеки, и смахивая с ресниц еле заметные капли, под глазами еле заметные круги от недосыпа. — … он сказал, что боится, и он даже не может сказать чего, и я не- не знаю, он не врал, что не понимает. И я не знаю, его реакция на то, что он начал говорить… он так много всего скопил, Джемин, то, что мы смогли почувствовать, это ведь…-… малая частица. Он не только от нас их закрывает, но и от себя, его просто разорвет, если он начнет рассказывать все… Я понимаю… Но даже для этого может стать поздно, ты ведь тоже это понимаешь?
Джено вдруг выдыхает, жмуря глаза. — Предлагаешь разбудить его и своими действиями ввести в еще большую истерику? Джемин мы не можем потерять его доверие— Знаю, знаю… я видел, он хотел рассказать, поделиться… Если он начнет понемногу, это может сработать
Джемин бросает взгляд с надеждой, и Джено еле заметно кивает. — Главное, чтобы начал И Джемин с этим согласен. — Но Джено, если это зайдет слишком, слишком далеко, я не вижу иного выхода, — шепчет Джемин. — Это уже… — Ты понял о чем я, — Джено кивает. Ренджун вдруг дергается, сжимая пальцы и жмурясь, пока Джено не начинает целовать щеку, шепча на ухо что-то неразборчивое, а Джемин не утыкается в затылок. — Ш-ш. Мы здесь, малыш. Рядом, не бойся. И его тело снова расслабляется, под мягкими поцелуями и крепкими объятиями. Ногами Ренджун перебирает с трудом. Одеяло остается валяться на полу, а боль в теле напоминает о сне. К шкафу идет, ни о чем не думая, действуя на автомате. Проснулся он уже почти как час, с головной болью и сушняком, но что главное — ему ничего не снилось за это короткое время передышки. Джено и Джемин лежали с ним некоторое время, после чего взяли на себя завтрак и малышей, позволив ему еще немного отлежаться. Оба молчали, не заводя темы его приступа, но вопросы витали в воздухе. Вопросы всех троих. Ренджун все еще не понимал, что с ним происходит, не видел связи, и готов был отказаться от сна навсегда, лишь бы не пересекаться с некоторыми личностями даже во сне, но, увы, жить без сна невозможно. А жить Ренджун хочет. Тяжелые дверцы раскрываются не сразу, руки не хотели слушаться совсем. Вещи лежат стопкой, в самом краю. Вот чего Джемин копался там так долго. Совсем маленькая улыбка появляется на губах. Штаны первые. Ренджун складывает их, бережно укладывая в стопку с другими вещами. Потом рубашка. Пуговицы расстегивает медленно, путаясь с парочкой. И мимолетом бросает взгляд на зеркало, замедляясь еще сильнее. Рубашка сползает к предплечьям, там и застревая, пока Ренджун тянется ладонью к отражению в зеркале. Он уже давно восстановился после рождения Лу и Чана. Его тело пришло в норму и стало почти таким же, как раньше, не считая только того, что некоторые места стали более округлые, на счет чего Ренджун бы может быть и волновался, если бы Джемин и Джено не целовали каждый день, утром или вечером, шепча, насколько он прекрасный. Но вот что-то не исчезнет никогда, как бы Ренджун не старался избавиться от этого. Оторвав кончики пальцев, он продолжает смотреть в зеркало, не отводя взгляда от руки, что касается сначала ребра, а потом осторожно ведет ниже. Небольшая светлая полоска красуется на его коже, не собираясь сходить. Ренджун проводит по нему кончиком пальца и морщится, будто от боли. Вдыхает через рот, отводя ладонь. После чего ведет ниже, сглатывает. Ставшая бледной и почти незаметной, благодаря мазям Тэиля, метка снова покраснела, будто ошпаренная. Но Ренджун не удивлен, от слова совсем. Подумать над этим Ренджун не успевает. — Уже встал? Голос за спиной заставляет вздрогнуть и отдернуть руку. Джено приникает со спины, целуя лопатки. Мурашки проходятся по коже, когда большие ладони ведут по подтянутому животику, кружа вокруг и слегка сжимаясь на талии, пока губы продолжают выцеловывать дорожку от лопаток к позвонку, а по нему к шее. Джено задерживается ненадолго, вдыхая сладкий запах за ушком, после чего поднимает взгляд, пересекаясь с ренджуновым в отражении. — Что такое, малыш? — шепчет Джено в промежутках между поцелуями. — М-м, — и трясет головой, но взгляд сам собой падает на маленький шрамик, и Джено, сам понимает. Целуя в острый стык подбородка и шеи, медленно разворачивая к себе младшего. Ренджун борется с желанием прикрыться, но рубашка в конечном итоге так и остается висеть на предплечьях. Ладони Джено ползут по его спине, оглаживая поясницу, пока Ренджун своими впивается в плечи Ли. Нежные поцелуи по груди и ребрам, подрагивающее тело и Джено, встающий на колени. — Ноно? Джено молчит, гладит большими пальцами тазовые косточки, целуя живот. После чего прижимается к нему щекой. Водя пальцем вокруг шрамика и снова целует. Ренджун выдыхает, зарываясь одной рукой ему в волосы. А потом его взгляд падает ниже, и он тут же хмурится. Проводит пальцами по покрасневшей коже. — Ренджун? — Джено поднимает взгляд, а Ренджун потеряно смотрит в зеркало. — Ты ударялся или может расчесал? — Ренджун машет головой. — Покраснела… может и температура из-за этого была? Надо сходить к Тэилю и- — Джено поднимает голову, а Ренджун все еще смотрит в сторону, — малыш? Ренджун вдруг опускается на колени напротив Джено, обнимая за шею и утыкаясь в плечо. — Хорошо, — ломано шепчет он. Джено перетягивает его к себе на колени, окончательно стягивая рубашку и закидывая в шкаф, после чего тянется за сменной одеждой. Ренджун руки расцепляет, только когда Джено натягивает новую рубашку и брюки. На секунду, Ренджун чувствует себя беспомощным ребенком, стыдясь этого самую малость, но Джено тут же целует в макушку, буквально чувствуя это. Ладонью пробирается под ткань, накрывая покраснение, и одной рукой тянется к тумбочке и не смотря выуживая какую-то склянку. Ренджун не смотрит, опустив голову на плечо Ли, но чувствует, как он мажет эту самую мазь из склянки на поврежденное место. — Пока так, а потом попросим у Тэиля чего получше. — М-м. — Пойдем? Джемин влетает в комнату, как только они поднимаются. Джено смотрит на него, Джемин же на них, хмурится сразу же. — Ты чего? — Лукас приходил, — выдает он. — Джинен передал, что на границе было несколько людей. Ренджун видит, как меняется в лице Джено и какой дерганый стал Джемин. То, что на территории Джинена замечены чужаки — ни о чем хорошем не говорит. Первое, они зашли дальше на север, по какой-то причине. Второе, они не были замечены на их территории. — Это важно, — говорит он, ломая тишину между ними, — идите, — видно, что они оба мешкают. — Сейчас день, мы с малышами приготовим обед, думаю к этому времени вы вернетесь. И это ведь правда важно. — Подожди нас и мы вместе сходим, но если станет хуже, иди один. — Вы о чем? — Джемин подходит ближе, не понимая о чем идет речь. — Я- — Ренджун отводит взгляд, ведь одному идти совсем не хочется. — Хорошо, — Джено чмокает его в макушку, — дождись нас. Ренджун кивает, натягивая улыбку, после чего Джено тянет Джемина за руку, а Ренджун спешит закрыть дверцы шкафа, ведь на кухне Лухан и Чан одни. Весь оставшийся день, до самого ужина, Ренджун делает все на автомате, убирается, готовит, ест, и только с Луханом и Чаном разговаривает так, как обычно. Улыбается и нежно целует щеки. Нюхает макушки, проходя мимо них, и о чем-то болтает, на их же детском языке. А в голове суматоха. Рой пчел, который улетать никуда не собирается. Кажется, его плотина все же рушится. Но Ренджун задумывается об этом на добрые минут сорок. Что было бы не будь Джено и Джемина рядом? Он бы снова залатал пробоины и делал вид, что все хорошо. А сейчас… сейчас это не сработает, они знают нахождение этих пробоин, чтобы снова пробить их, отковырять, и дать его чувствам вылиться. И это хорошо… Ренджун приходит именно к такому выводу. Потому что он не знает выхода, он путается в лабиринте, в котором каждый новый поворот, это отрезанный старый. Ренджун все еще не хочет, чтобы им было больно, но если он не сможет найти выход сам, то больно будет не только им троим, в этот момент он поворачивается к младшим, что усердно пьют свой морс. Ренджун в одном огромном тупике, а еще ему страшно в разы больше. И он знает, что ему не поможет никто и ничто кроме Джено и Джемина, или он просто загнется. Но как рассказать? Что рассказать? Как начать? За спиной раздается звон стекла. Ренджун вздрагивает, а нож проходит по пальцу, после чего выпадает из рук, звеня, ударившись об пол. Ренджун шипит, и палец подносит к губам, чтобы остановить кровь, поворачивается, замечая стекло на полу и как блестят глаза Лухана. Тот видит красные отпечатки на пальцах Ренджуна, его губы начинают дрожать и он несколько раз хлюпает носом. — Ох, солнышко, нет-нет, — Ренджун подскакивает к нему, и берет на руки, прижимая к себе его голову. — Нет, солнышко, не плачь, — Ренджун расталкивает носком крупные осколки, чтобы ненароком не наступить, — разбилось и разбилось, — Ренджун мысленно себя ругает за рассеянность, ведь обычно стеклянную посуду детям не дает ни он, ни Джено, ни Джемин. — Все хорошо, мой малыш, это ничего. Лухан, будто не слыша, начинает плакать громче. — Ранка, — хнычет он, цепляясь за ренджунов палец. — Нет, солнышко, мне не больно, малыш, — Ренджун целует его макушку, видит, как начинают блестеть глаза Чана, и ощущает, как паника проходится по его телу. — Нет, нет, нет, чернички. Все хорошо, мои солнышки. И не ощущает слез по своим же щекам. А младшие начинают плакать еще пуще, разрываясь, как если бы сами поранились, а у Ренджуна сердце обливается, потому что успокоить не получается, а смотреть, как они плачут — одно из самых неприятных чувств. Дверь раскрывается неожиданно, Джено смотрит растеряно, тут же подходя к Чану и поднимая его на руки, Джемин заходит в дом следом, закрывая дверь. — Что случилось? — Джено спрашивает, одновременно пытаясь успокоить Чана, но они же дети, и будут продолжать плакать, пока плачет кто-то еще. А тут еще и Ренджун который даже не понимает, что плачет. Обычно, если все настолько сильно, они расходятся по разным комнатам, успокаивая их отдельно. Джемин забирает Лухана, и руки Хуана начинают трястись, он прикладывает ладонь ко рту, и отходит на шаг. — Лу у-уронил кружку, и я- я испугался, и-и Лу начал плакать, — Ренджун заикается, пока пытается объяснить, а Лу с Чаном так и не успокаиваются, альфы хмурятся, пытаясь собрать всю картину, — я-я дал им эти кружки. — Заикается, всхлипывая в ладонь. — Джуни, что с твоим пальцем, — Джемин пытается подойти, бросая взгляд от бледного лица к пальцам в крови, но Лухан или услышавший или еще что, хлюпает носом, что-то бормоча про ранку, — Ренджун. — Ты не понимаешь, — трясет головой, — Я. Я дал им эти кружки. Джено тоже пытается подойти, но Ренджун дергается, качая головой, и почти наступает на валяющийся нож, тут же хватается пальцами одной руки за столешницу, скатываясь на пол. — Черт, — шепчет Джено, паникующее метая взгляд. — Их надо успокоить, — шепчет Ренджун, все еще зажимая рот ладонью. — Хорошо, хорошо, — Джемин тянет Джено за рукав, — Ренджун, никуда не уходи, понял? Кто-то из нас вернется через пару минут, — говорит он, но Ренджун будто остолбенев, так и смотрит в эту кучу осколков, — Ренджун, — уже на выходе из кухни, — Ренджун, кивни если понял, — тот снова на автомате кивает, и только после этого Ли и На выходят из кухни. А Ренджун сидит еще некоторое время, всхлипывает, зажимая рот, и несется к выходу в чем есть. Дверь за ним хлопает громко, и он сам не понимает, куда идет, в итоге оказываясь на знакомом пороге. Донхек открывает почти сразу, смотрит широко раскрытыми глазами и тихо шепчет: — Ренджун-и… — затаскивая его в дом. Хуан ходит по кругу, трясет руками, и мотает головой на каждый вопрос. Слезы продолжают литься по его щекам, а он снова пытается сдержаться. Донхек мечется за ним, смотрит с испугом, потому что рука у Ренджуна вся в крови, а у самого пострадавшего, кажется, самая настоящая истерика. Донхек спешит на кухню, хватает несколько склянок, и успокаивающий чай, после чего толкает почти не сопротивляющегося друга в спальню. Садит на кровать, всучив в руки стакан и обхватывает руку, тщательно промывая, замазывая и заматывая, скрывая свой собственный мандраж. За это время Ренджун перестает ерзать и метать взгляд, кусая губу, откладывает стакан и падает на постель. — А теперь расскажи мне что случилось, — просит Донхек. Ренджун сглатывает, двигается на постели и смотрит на Донхека призывно. Ли вздыхает, тянется за пледом и ложится, укрывая их обоих. Ренджун все кусает губы, и Донхеку на секунду кажется, что он в них вгрызается, а Ренджун мягко укладывает ладони на чужой животик, уже достаточно большой. — Лу случайно разбил кружку, я испугался и порезался, а потом он начал плакать, за ним Чан, и я следом, и я просто не мог их успокоить и- — Ренджун заикается, утыкаясь носом в чужое плечо. — Ох, Джуни, — Донхек старается сдержать выдох, гладя руками его спину. — Я знаю, ты не хочешь, но Ренджун, тебе нужно поговорить об этом. — Я знаю, — ломаным голосом говорит Хуан, а Донхек ощущает, как намокает рубашка. — Если ты не хочешь причинять боль Джено и Джемину, поговори со мной, поделись этой болью со мной, и я разделю ее с тобой, но поговори, не ломай себя. Ренджун кивает, хлюпает носом, и тихо, надрывно плачет. Донхек понимает, что разговора не будет, точно не сегодня, но только потому что Ренджун уже все решил. Поэтому Донхек лишь гладит его спину, крепко обнимает и шепчет, что он рядом. Стук в дверь раздается где-то через полчаса, Ренджун уже тихо сопит, уткнувшись в живот Донхека, и ему почти жаль выбираться из его объятий, но Джено, стоявший за дверью, выглядит до чертиков напуганным и обеспокоенным. — Он спит, все хорошо, — относительно — понимают оба. Джено лишь кивает, и следует за Донхеком, выдыхая от облегчения, когда видит свернувшегося калачиком, взъерошенного Ренджуна. Его носочки, в которых он и выбежал, почти слезли, а рубашка вся извернулась, и Джено поправляет его одежду, прежде чем поднять на руки. Ренджун, чувствуя знакомые объятия, жмется ближе, зарываясь носом в шею, еще больше расслабляясь. Джено кивает Донхеку, как бы говоря спасибо, и идет на выход. Джемин, уже уложивший малышей, ждет их у самого порога, но увидев спящего Ренджуна лишь идет в комнату, чтобы расстелить постель. Они, слишком уставшие за день, молча переодеваются, натягивая на Ренджуна только рубашку, дабы не тревожить лишний раз, и засыпают почти сразу, как только оказываются рядом с ним. А Ренджун вот спит не спокойно, ворочается и просыпает почти через час, после этого. Он кусает губы, ведя ладонью по лицу Джемина, быстро целует его в уголок губ и рвется встать. Сделать это получается с трудом, но он все же поднимается, быстро целует Джено и идет в соседнюю комнату, он не смог бы спать спокойно, не убедившись, что все в порядке. Огибает на выходе из комнаты долгожданную ванну, и тихо открывает дверь. Что Лухан, что Чан — тихо посапывают, на этот раз в одной кроватке, обнимая друг друга маленькими ладошками. Ренджун подходит ближе, боится прикоснуться, чтобы не разбудить, но не удерживается от легкого чмока в макушки. Поправляет одеяло, а потом отходит. Но из комнаты не выходит. Все бродит вокруг. Пока не останавливает у стены, скатываясь на пол. И так и смотрит на кроватки, пока с двух сторон не садятся Джено и Джемин. Оба молчат. Ждут. А Ренджун… Ренджун сломался. — Я пугаю их, — шепчет Ренджун. — Нет, Ренджун- — Нет, пугаю. Я обещал им и себе, что они больше не будут плакать из-за- из-за меня. — Не говори об этом так, будто они боятся тебя, как монстра из темноты, — говорит Джемин достаточно сердито. — Они чувствуют, что ты нервничаешь и нервничают тоже, беспокоятся не из-за тебя, а за тебя, не путай эти вещи. Ренджун замолкает, но только на пару секунд, чтобы собраться с духом и произнести: — У меня проблема, — старшие замирают, оба поворачивают голову к нему, но он смотрит на кроватки, — и я не знаю, как мне справиться. — Мы поможем, Джуни, — Джено двигается ближе, пытается поймать взгляд, но все безуспешно, пока он не целует его в висок, а Ренджун не поворачивает голову, чтобы кончиком носа потереться о подбородок. — Мы здесь, Джуни, рядом с тобой, — Джемин тоже подбирается ближе, усаживаясь за его спину. — Но я не знаю с чего начать. — Мы можем начать с малого, расскажи что-то, о чем будет не слишком больно говорить, — Джемин шепчет, обхватывая его ладонь, как и Джено с другой стороны. Ренджун чувствует покой, защиту, и как маленькими каплями из его плотины что-то вытекает. — Самый постоянный сон — это темнота, — начинает он тихо, но не надломлено, не боясь, будто повествует о чем-то стороннем, просто темнота уже не кажется такой страшной, а Джено и Джемин рядом.