Хроники дракона из пентхауса. Книга вторая. Король

      Танюша, конечно, предполагала, что ничем хорошим услуги хитроопых эльфов не заканчиваются. Но, как говорят англичане, «beggars can’t be choosers». Или, как намного ярче изъясняются русские, «на безрыбье и рак рыба».       Ворон, как только они с переводчицей ударили по рукам (в буквальном смысле – пришлось жать потную ладошку вновь «откатившегося к заводским настройкам» зелёного человечка), материализовал из воздуха и произрастающего в лесу лопуха пару карт, компас и удобную заплечную суму (спасибо за «бонус от фирмы»).       Терпеливо, тыкая палочками-пальцами в пергамент, провёл с переводчицей ликбез по спортивному ориентированию на сказочной местности. И, главное, под белы рученьки сопроводил к самой кромке воды, деловитым тоном велев дожидаться ночи строго тут.       Что будет ночью, и каким образом воплотится услуга транспортировки чародейки к Черте, за которой можно будет, наконец, погрузиться в привычную и долгожданную серость столичных будней, Ворон пояснить отказался.       И вот, безбожно марая шикарное платье о мокрый песок, Муха ожидала ночи, мучаясь мыслью о том, что при всём волшебстве Затридевятьземелья простая и такая необходимая сотовая связь здесь ой как бы пригодилась: черкнуть СМС Шапочке, Зосику и Фаолу, а если храбрости хватит, то и позвонить Вардену, может, даже по фэйстайму, – поблагодарить за всё и извиниться, что вот так… бросила. Оставила одних хоть и не в беде – Ворон клятвенно обещал, что просто подзадержит друзей-товарищей до её отбытия, а потом сам лично проводит, куда попросят, – а всё равно на сердце было неспокойно.       Как они тут без неё? Справятся ли?       Но, тут же одёргивала Таня саму себя, справлялись же они как-то и без одной отдельно взятой чародейки.       А с ней – что? Одни неприятности. То от пряничной ведьмы её спасай, то от недоброй тёти. То от дракона.       При мысли о последнем Танюша сжала кулаки, шумно выдохнув пару раз полезный морской воздух. Не время сейчас оглядываться: нужно идти вперёд, думая о долгожданно возвращении домой. Да, зацепиться за эту мысль, как за спасательный круг, и будь что будет!       Волны лизали песок, убаюкивая, но вечерние сумерки несли с собой прохладу, так что подремать чародейке, страдающей в своём декольте на солёном ветру и проклинающей дурацкую Затридевятьземельную моду, не удавалось. Да и боялась она сомкнуть глаза, пропустить того, кого тут ожидала.       И, когда последний солнечный луч растаял в набирающих лиловую тягу тучах, собирающихся за замком Русалочки, напоследок позолотив причудливые крыши башен, «он» появился – и от такого зрелища Муха мгновенно проснулась.       На самом деле чародейка, подобравшаяся и решающая, то ли приветственно помахать рукой, то ли с воплями бежать прочь, даже не была уверена, что то, что подплывало сейчас на уродливой посудине к самому берегу, было мужского пола.       Длинная узловатая фигура, картинно изломанная и несуразная в своей худобе, завёрнутая в какие-то длинные лохмотья – что-то вроде давно пришедшего в негодность дождевика – гребла размеренно и ровно, с невероятной лёгкостью вспарывая веслом забурлившее предчувствием скорой бури море. Лицо частично пряталось в тени надвинутого капюшона, но Танюша, всё также не определившаяся, бежать ли от такого чудного видения, кажется мельком увидела что-то вроде средневековой чумной маски с длинным птичьим клювом.       Посудина, с которой пока не проронивший ни слова паромщик обращался так лихо, была под стать своему хозяину: сложенные из плавуна, наспех подогнанного друг к другу, невысокие борта наверняка пропускали огромное количество воды, и тем более невероятным казалось то, что это вообще плавает, причём, плавает достаточно быстро.       Хотя, как пронеслось в голове ошалевшей Тани, особо «хорошие» вещи, как говорится, не тонут.       Тем временем паромщик, причалив к берегу, распрямился, едва заметно поводив клювом маски из стороны в сторону. Поняв, что замечена, Муха, перекинув суму через плечо, решилась и робко сделала маленький шажок к плавсредству.       Паромщик молчал.       Таня молчала.       Решив, что начинать беседу придётся всё же ей как заинтересованной стороне, Муха прочистила горло и, дружелюбно помахав рукой, брякнула:       — Привет! Вы тут к Черте желающих переправляете?       Паромщик молчал, а Татьяна Сергеевна, пугаясь всё больше, отчаянно пыталась рассмотреть за маской глаза очередного сказочного чуда-юда, от которого теперь зависел исход – её исход из этой долбанной сказки.       Наконец, скрипя суставами, словно несмазанными шестерёнками, паромщик вместо ответа протянул в её сторону руку – Муха пискнула, сжавшись от вида самых настоящих костей, напрочь лишённых плоти.       Паромщик требовал плату за проезд, через долгую секунду дошло до отшатнувшейся чародейки.       И чем же ему платить?       Вот Ворон, вот хитрая эльфийская морда: Танюша отмотала назад их разговор, конечно, про плату ничего сказано не было.       Но домой очень хотелось, вот прямо очень-очень! А, значит, придётся договариваться с транспортной компанией.       Муха похлопала по платью – конечно, никаких карманов, сунулась в суму – карты, компас, сама сумка. Что же предложить в качестве оплаты?       — Уважаемый… Компас не интересует? Новенький, блестящий! Вот ещё карты – загляденье, какие карты, лучше контурных за 8-й класс! Нет? Тогда сумка – модная, кроссбоди, реплика под ЛуиВиттон… Тоже нет? Эй, куда?       Паромщик, не заинтересовавшись ни одним из Таниных щедрых предложений, взялся за весло, намереваясь уплывать восвояси. Осталось одно.       — Сто-ой! – закричала Танюша, подбегая вплотную к кромке воды. – Тебе, наверное, скучно вот так, без магнитолы или, я не знаю, стереосистемы плавать? А я знаешь, сколько песен знаю? У меня в школе по пению «пятёрка» всегда была, а ещё в хоре потом пела… Всю дорогу тебя развлекать буду, не пожалеешь, честно! Только доставь меня к Черте, ну пожа-алуйста!       Муха не успела даже взвизгнуть, когда костлявая рука схватила её, как котёнка, за шкирку и, без видимых усилий подняв в воздух, практически втянула в отчалившую от берега лодку. Оказавшись к паромщику гораздо ближе, чем раньше, Таня снова попыталась разглядеть за маской глаза – но их не было.       За странной средневековой маской была лишь тьма, а от самой фигуры веяло холодом и ужасом.       Икнув, чародейка, отползла на корму, как можно дальше от расположившегося на носу судна паромщика, и сжалась в испуганный комок.       Но, кажется, никто её убивать и, вообще, возможным членовредительством заниматься не собирался. Паромщик мерно грёб, не обращая никакого внимания на испуганную пассажирку, прижимающую хилые пожитки к груди. Лишь однажды, когда Таня отдышалась и решилась выпустить из замерзающих пальцев сумку, снова протянул к ней руку, махнув сжавшимися пальцами – мол, а где положенные в качестве платы песни?       Утлое, но чудесным образом вовсе не дырявое судёнышко покачивалось на волнах, живо устремляясь в неизвестность. Паромщик на носу зажёг фонарь, и лента света разрезала надвигающуюся ночную тьму.       А на корме, обхватив себя руками и проклиная дурацкое декольте, во всю силу своих вокальных данных Татьяна Сергеевна Мухина исполняла незабвенный хит Аллы Борисовны Пугачёвой, показавшийся ей наиболее уместным в сложившихся обстоятельствах:       — Упала ранняя звезда, в полях прохлада,       Плывёт паром, поёт вода о чём-то рядом.       И там, где светится река у тихой рощи,       Соединяет берега седой паромщик.       Разлук так много на земле и разных судеб,       Надежду дарит на заре паромщик людям.       То берег левый нужен им, то берег правый.       Влюбленных много – он один у перепра-авы…