***
Ночь на Великом Медведе наступала рано, поэтому сидеть до темноты не означает сидеть действительно долго. Когда стемнело, через порядка четырех часов, они расположились полукругом на полу около камина перед распечатанными картами-брошюрами, на которых было множество рисованных Виктором пометок: — Таких туристических штук можно найти много по острову, я часто на них натыкаюсь, но вот эти — мои собственные, — он ткнул пальцам в сложенную пачку карт. — Я отдам их вам. Когда вы закончите со своими делами здесь, оставьте их на маяке. Я через пару месяцев приду, погляжу, улетели ли вы. А в Милтоне бояться нечего. Волков мало, медведи и лоси только на севере. — А мы где? — прервал Джексон, всматриваясь в карту неизвестной местности, где тут и там черным грифелем порой были нарисованы медвежьи морды или широкие рога. — Мы в центре. Путь в Зону Запустения отсюда лежит либо через юго-запад, либо через юго-восток, в зависимости от ваших возможностей передвижения. — Что вы имеете в виду? — вновь перебил Ван, поднимая на него удивленный и уже значительно более спокойный, чем прежде, взгляд. Теплый дом, вкусная еда и размеренная беседа угомонили его, и он чувствовал себя начинающим уставать — особенно, сидя подле жаркого камина — единственного источника света. — Вот, смотрите, — Виктор раскрыл шире карту и показал на две точки на ней. — Один путь — по тросу вверх, он самый прямой, но нужна сноровка. Вы когда-нибудь поднимались по тросу? — Марк с Джексоном переглянулись, и Джексон, переводя взгляд на Виктора, угрюмо мотнул головой. — Ладно, — отмахнулся и обратился к другой точке на карте. — Второй — по двум тросам вниз, это значительно легче, но опять есть «но» — во-первых, это все еще трос; во-вторых, это окольная дорога, вам придется потратить лишние сутки на ходьбу, и это значительно задержит вас. Решайте сами. Я просто предупреждаю. — А какой путь безопаснее? — с опаской спросил Марк, лежащий чуть дальше от карт, разместив голову, как на подушку, дремлющей Тилле на бок. — Они… — он надул щеки и выпучил глаза, глядя в пространство перед собой и подбирая правильные слова, чтобы никого не запугать сильнее уровня необходимого предостережения, — они оба могут быть одинаково… одинаково хлопотны, я бы сказал, — Виктор неловко улыбнулся, извиняюще глядя на них, а потом добавил более серьезно: — Я не возьмусь ничего советовать, потому что это может стоить вам жизни. Трос — дело непростое, понимаете? — А если мы… а если мы просто на вертолете поднимемся? Или вообще долетим до Зоны Запустения? Нам должно хватить топлива, — вдруг просияв и просветлев лицом, почти воскликнул Джексон и восторженно посмотрел на Марка, поднявшего голову с Тилли и взирающего на него в ответном изумлении. — Вы, быть может, и долетите, но что вы будете там делать без сигнального пистолета? — Виктор резким тоном и жестом прервал это всеобщее ликование. — Пропустить трос — идея замечательная, и я даже советую вам действительно долететь до Озера, но потом оставить вертолет, потому что вам нужно искать сигнальный пистолет. Вам нужно по ходу прочесывать каждое возможное здание, понимаете? Что вы будете делать на маяке, когда прилетите туда? Стоять и глазеть на небо? К тому же, я бы… я бы посоветовал вам на всякий случай приберечь топливо и вертолет. Кто знает, как судьба распорядится вами на этом острове? По крайней мере, я бы так сделал… можете меня не слушать. Но факт есть факт, опуская всю лирику, — вам нужно найти сигнальный пистолет, и в вертолете вы этого не сделаете, — безапелляционно подытожил он и поднял на них решительный взгляд, чтобы посмотреть, какой эффект произвела его речь, более продолжительная, чем вся сумма его реплик за последние годы до встречи с гостями. Джексон в смятении кусал губы. Соблазнительная идея просто долететь до маяка, не тратя времени и не переживая трудностей от возможных столкновений с животными, метелями и морозами, уже вцепилась ему в голову, и расставаться ему с ней было до боли обидно; он отчаянно искал пути употребить вертолет в дело, но ничего толкового не приходило на ум, а то, что приходило — он отметал за невозможностью или еще большим неудобством. Остаться одним на этом острове, не имея спасительного вертолета, вдруг показалось в разы более страшным, чем оно выглядело прежде. Ища идей или поддержку, он посмотрел на Марка — его лицо было столь же озадаченным, сколь он полагал свое; однако, поймав его взгляд, Туан смягчился и легко улыбнулся, осторожно, чтобы не увидел Виктор, находя ладонь Джексона и сжимая ее в своей. «Я не знаю» — произнес он одними губами. Разочарованно, с раздраженной огорченностью Ван кивнул и, на секунду сжав, отпустил его руку. — Я отметил лучший маршрут, на карте все ясно. Нам нужно еще о многом поговорить, ребята. Вы не устали? Голова соображает? Или до завтра? Джексон посмотрел на Марка тем же оценивающим взглядом, но сразу убедился, что на сегодня разговоров достаточно, по крайней мере, для него: Туан вновь улегся, как только Виктор начал говорить, и, отвернувшись от камина, закрыл глаза; его хмурое лицо отражало внутреннюю усталость, капризность и тошность; такое выражение он часто видел, когда они долго говорили о чем-то и в конце у Марка не оставалось сил слушать или спорить; только в этот раз хуже, бледнее и измученнее обычного. Туан обхватил себя руками, выпячивая вперед обиженную нижнюю губу. — Я думаю, мы устали, — начал он, и Марк поднял на него взгляд, старавшийся быть несогласным, но в котором Джексон ясно читал притворство и желание скорее уйти из этой гостиной. — По крайней мере, нам нужно пару часов отдыха. Вы же можете приютить нас на ночь? Виктор встал и махнул рукой, показывая, что они говорят и спрашивают глупости. — Если вы идете отдыхать, мне нужно завершить дела, пока не началась метель. У нас кончаются дрова, и — нет, — твердо сказал он, предугадывая, почему у Джексона открылся рот, — я не хочу, чтобы вы мне помогали. Знаю я, как вы благодарны, — Виктор резко рассек ладонью воздух в категорическом отрицании и, не смягчая тона, раздражаясь на непонимание, кивнул им на лестницу. — Берегите силы. Уже завтра или послезавтра вам предстоит дорога, а сейчас идите наверх, там тепло. Выбирайте, какую угодно комнату и ложитесь, хоть все займите. Я сплю внизу. Еда, вода, кров — все в вашем распоряжении. Чем богаты, — повторил он с большей отчужденностью. Марк и Джексон стали рассыпаться в благодарностях, предлагать ему последовать за ними к маяку, но тот от всего со спокойной решительностью отказывался, гнал их пойти отдыхать и поглядывал на запотевшее окно, торопясь завершить дневные дела; и те, видя, что докучают хозяину, побрели наверх, куда уже убежала Тилля. Джексон поднялся на первую ступеньку, ободряюще взглянул на Марка и, убедившись, что Виктор уже отвернулся, чтобы уйти из комнаты, приобнял за талию. Ему и самому с гордостью чувствовалось, что в этот раз у него получилось преодолеть грань собственного отчуждения, всегда возникавшего у него в тех редких патовых ситуациях, которые они пережили. Положение, в которое они попали, в этот раз было необыкновенно общим, обобщающим, когда не могло и не должно было возникнуть противостояния, потому что проблема и мнение на нее у них было, очевидно, одно и то же; он почувствовал, как сложившееся слило их в одну живую субстанцию, заботящуюся о самой себе. Марк был то же самое, что и он сам, а он сам — был Марк. И он так любил Марка… — Я люблю тебя, Марк, — шепнул он ему на ухо, останавливаясь на все той же первой ступеньке. В просиявшем взгляде он увидел его же собственную радость преодоления, которой он был счастлив и горд, и это только утвердило в его глазах, что они теперь одно. — Джексон, — позвал, секунду назад закрыв за собой дверь в кухню и тут же выходя обратно, Виктор. Рука Вана соскользнула с Марка, и он обернулся в легкой растерянности. — Можно тебя на пару слов? На секунду смешавшись, он кивнул и, отправив Марка наверх, чуть заплетающимися от удивления ногами выбрался из узкого проема лестницы. Он прошел за Виктором на кухню, с тем же едва заметным замешательством пронаблюдал, как тот закрыл за ними дверь, а потом отошел к открытому, неработающему холодильнику и прислонился к нему плечом. — Вы ведь не братья, верно? Предчувствуя подобный вопрос, Джексон резко выдохнул носом и отвел взгляд. За этот вечер он еще не понял, насколько этот человек спокойно сможет отнестись к ним, если уверится в том, кем они являются друг другу; это был взрослый и состоявшийся мужчина, очевидно, выросший на этом отдаленном от всего мира арктическом островке — разве могла быть в его культуре толерантность по отношению к ним? Разве не должен он быть образцом консерватизма? В конце концов, подумал Джексон… в конце концов, он видел нас сегодня, когда мы сидели на диване; разве не должен он был как-то проявить свою неприязнь? Это не могло не быть очевидным. Тогда зачем он вообще спрашивает? — возмущался в своей голове Джексон, пытаясь как можно скорее нащупать правильное решение и паникуя, что оно не приходит. Ван пытливо взглянул в его глаза и, не заметив в них осуждения либо холодности, бессознательно, не успев ничего обдумать и чувствуя давление времени, кивнул. — Вы поэтому уехали с материка? — Виктор широко и добродушно улыбнулся. — Чтобы быть свободными? Ободренный, с замершим от удивления дыханием, Ван вновь кивнул и озадаченно и смущенно ухмыльнулся. Изумившись ответу Виктора, он вдруг потерялся в течении разговора — совершенно перестал отдавать себе отчет в ответах: они стали рождаться сами собой, а он будто бы наблюдал за ними со стороны. — В каком-то смысле. — Не подумай, я не ругать тебя позвал. Мне безразлично. Вернее, не совсем, я даже в определенной степени рад… потому что… ну, потому что одному, без человека, которому можно доверять абсолютно, который был бы для тебя важнее всего прочего, по началу тут… — он задержал дыхание, — не знаю, как быть. Первые недели самые трудные, так что вам, в общем, повезло. Почувствовав, что Виктор закончил говорить, Джексон впал в большее замешательство, и никакой ответ на это не приходил в голову; ему хотелось поблагодарить за понимание, но что-то внутри останавливало сказать это. Поэтому он стоял молча, словно ожидая, что Виктор продолжит говорить, но тот тоже молчал; и только Джексону подумалось спросить его, как так случилось, что он сам оказался один на острове и кто помогал ему в самом начале, как Виктор своим ответом опередил его вопрос: — Когда остров опустел, как я сказал, со мной осталось несколько человек, включая мою жену, — при упоминании его супруги Джексон поднял тревожный и любопытный взгляд; на секунду он представил, что их с Виктором судьбы могут быть подобны, и нужда узнать, что случилось с его женой, понималась как нужда узнать что может случиться с его Марком. — Мы жили в этом доме. Мы оба отлично знали остров, умели вести хозяйство, шить одежду, охотиться, поэтому решили, что не уедем, как все остальные. Тут был наш дом, — произнес он таким тоном, будто бы это исчерпывающе объясняло их невозможность покинуть это место. — Она умерла не так давно, не пережив метель, когда мы шли к подножью Волчьей горы по Отрадной Долине. Заболела, слегла, у меня не получилось ее выходить, — глуше произнес он и отошел к окну, принялся протирать запотевшее и мокрое от каминного жара стекло. Джексон с потрясенным ужасом следил за ним взглядом, как на себе переживая сказанное и не на секунду не выпуская из мыслей образ Марка. — Но если бы я был один сначала, я не знаю, что бы я делал. Наверное, мне не для чего было бы выжить. — Мне очень… — начал Джексон, но Виктор освободил его от этой необходимости произносить банальность, замотав головой и повышая голос, чтобы перебить: — Старикам приятно поболтать. К тому же, я давно ни с кем не говорил, — он обернулся, и Джексон увидел некоторое подобие натянутой ухмылки на его лице. — Просто знайте, что я вас не осуждаю. Мне нет до этого дела. А вам это поможет выжить. Так что… просто вы всё так глядели на меня, будто я вас за это выставить из дома должен, — он рассмеялся, не открывая губ, словно кашляя. — Идите отдыхать. — Спа… — Не нужно. Просто идите отдыхать. Джексон, смиренно поджав губы, кивнул и поклонился, стараясь вложить в это все то почтение, которое ему не дали выразить в словах. Не сказав более ничего, Виктор отвернулся, а Джексон вышел, закрыл за собой дверь и в свете и треске камина побрел наверх — к Марку.Глава 3
24 октября 2020 г. в 23:31
Единственный звук, встретивший их в большой и полупустой гостиной, был треск горящей древесины и угля — резкий лопающийся звук, от которого хочется зажмуриться, словно на тебя вот-вот брызнет пучок искр. На плите у основания зажженного камина стояло три кружки; над ними поднимался быстрый и плотный пар.
— Присаживайтесь на диван. Чай на травах. Вы наверняка замерзли.
Виктор надел изодранную, старую прихватку, взял две кружки и поставил их на деревянную ручку дивана.
— Спасибо, — поблагодарил Марк, неловко усаживаясь в уголке и склоняясь над чаем, пахнущим — почему-то это его удивило — травами. Этот запах проассоциировался с успокоительными, которые он некогда принимал перед сном, и контрастом в очередной раз уныло напомнил о кофе — особенно том, который готовил в Ванкувере Джексон, когда бы им ни захотелось.
Джексон присел в полуметре от него и, склонившись, положил локти себе на колени. Тилля прилегла рядом и навострила уши.
В волнительной и напряженной ситуации, Марк знал, Джексон всегда замыкается и делает вид, что не обращает на него внимания, и чем больше времени проходит, тем сильнее это усугубляется: сколько бы с пристальностью Туан ни смотрел на него, Ван не отводил взгляда от противоположного угла комнаты, и если бы он что-то сказал, Джексон бы сделал вид, что ничего не услышал, если это не было обращено прямым образом к нему. Марку это казалось непостижимым, потому что во всякой подобной ситуации он сам особенно нуждался в том, чтобы льнуть к нему.
Так и сейчас, Туан робко взглянул на его склоненную голову с опущенными в пространном размышлении глазами, надеясь, что Джексон посмотрит на него в ответ, но тот оставался столь же неподвижным и даже не дотрагивался до чая.
Когда Виктор вышел, сказав, что оставит их на минуту, Марк нерешительно придвинулся ближе и протянул ему кружку, чья ручка стала уже почти не горячей, так, чтобы за нее можно было спокойно держаться. Туан попытался ободряюще улыбнуться, но расстройство от возникшей отстраненности неизбежно рождало в нем призрачную, однако все же болезненную обиду.
— Спасибо, — кивнул Джексон. Принимая кружку, он на секунду повернул голову на Марка и тут же опустил ее, возвращая в прежнее положение.
Собравшись с силами, торопя себя, пока Виктор еще не пришел, Туан придвинулся еще ближе и прижался к его напряженной руке, крепко обхватывая ее своими двумя. Его улыбка стала просящей и особенно ласковой, как всегда в такие моменты намекающей, взывающей к ответной, хотя бы маленькой-маленькой улыбочке, словно само ее появление должно было ознаменовать скорое спокойствие и восстановление порядка.
— Ммм? — вопросительно, невольно повышая высоту голоса, протянул Марк, подталкивая его плечом. Джексон не пошевелился. — Ну, ммм? — повторил он еще разок, менее навязчиво, избегая и боясь быть чрезмерным.
Ван тяжело вздохнул и повернулся на Туана, тут же просиявшего, заметив, что взгляд в коричнево-черных глазах напротив него потеплел и глядел теперь с ноткой ласковости, словно признавая свое поражение против давления этих приставаний и робкой нежности. Джексон устало приподнял уголок рта в улыбке, и Марк, уложив подбородок у него на плече, с восторгом наблюдал за этим и за тем, как мыслительный поток отражался эмоциями у него на лице: как неглубокая ямочка на щеке, больше похожая на морщинку, образовывалась и вдруг пропадала, в зависимости от того, насколько успешно у Джексона получилось привести себя в более привычное расположение духа.
Со стороны кухни послышались приближающиеся шаги, заставившие его нахмуриться. Не уверенный, как много времени у них есть, Ван все же рискнул — поспешным, неряшливым движением поддался вперед и оставил быстрый поцелуй у виска Марка, тут же делая ему знак головой, чтобы он отстранился.
Туан вернулся в свой уголок и, пряча улыбку, прикрыл губы чашкой.
— На случай, если вы голодные, у меня есть лосятина. Не первой свежести, но я хранил ее на улице, так что, все должно быть в порядке, — произнес Виктор, входя в комнату и неся большую тарелку с жареными кусками мяса — тем, за чем он уходил на кухню. — Небось и лосятину никогда не ели, столичные, а?
Эта добродушная насмешка успокоила Марка еще больше, и он в ответ широко и дружелюбно улыбнулся:
— Нет, не ели, а вкусно?
— Ну, так вот и попробуйте, — хохотнул тот и положил тарелку на деревянный пол перед ними: стола в комнате не было. — Так сказать, чем богаты.
Чтобы дотянуться до мяса, Марк подсел ближе к Джексону и, украдкой взглянув, заметил, что его взгляд почти все также тепл, хотя и склонился к большей задумчивости; от этого ему захотелось засмеяться и, не зная, куда деть, как объяснить вспышку радости, он отправил в рот кусок нарезанной горячей лосятины — по вкусу большей вареной, чем жареной.
Облизав липкие пальцы, Марк потянулся за другим и протянул его Джексону, попутно благодаря Виктора за «такое объеденье».
— Будет вам, — засмущался тот, сам не притрагиваясь к еде и наблюдая со своего места у камина за кушающими гостями.
Джексон съел несколько кусочков и замер, притихнув; в наступившем затишье Марк почувствовал приближение серьезного и трудного разговора, и ему стало страшно и неловко, так что дожевывал он, стараясь не производить ни единого звука и движения, попеременно глядя то на Джексона, то на Виктора. Через несколько секунд боковым зрением он уловил движение подбородка Вана и внутренне сжался, опуская взгляд в пол.
— Так что же нам делать?
— Я думаю об этом с момента, когда увидел садящийся вертолет, — произнес Виктор с внезапной тяжеловесностью и угрюмостью и поднялся со своего места. Встав, он отвернулся к камину, спиной к гостям, и сложил руки на груди. — У меня, в общем-то, было несколько догадок, и самая очевидная подтвердилась. Как я сказал, топлива вы не найдете, — сказал он и тут же добавил, отвечая на прозвучавший прежде вопрос Джексона: — даже немножко. Никаких экстренных служб здесь нет, потому что остров с недавних пор стал нежилым; люди уехали, забрали все, что могли. А что до радиосигнала, то местная линия и без того барахлила, а теперь весь остров просто обесточен, и ни одного исправного радио вы тут не найдете. Вы, конечно, можете построить плот и добраться до материка вплавь, но ваша жизнь так окончится даже быстрее, чем если вы останетесь на Медведе, — мрачно пошутил он и, не сдержав смешка, обернулся на них, преграждая большую часть каминного освещения. — Но…
— Но? — быстро подхватил Ван, прежде сидевший крепко стиснув зубы и упрямо уставившись в пол.
— Но ваш случай напоминает мне кое-что, — заметил он вкрадчиво и склонил голову, глядя на них. — Медведь, в общем, когда-то был заселен, несмотря на то, что поводов не желать тут жить всегда было предостаточно. Ну, там, метели, землетрясения, звери, и так далее. Здесь была китобойная промышленность и шахты, люди приезжали на вахтовую работу, понимаете? Потом по материку пробежался кризис, большинство островов оказалось заброшенными, за работу на них никто не платил. Так случилось и с нами, и несколько лет назад большинство людей покинули остров. Кто-то остался, не успев выбраться.
— Вы тоже? — прервал Джексон, и его голос прозвучал с таким надрывом и треском, что Марк, прежде внимательно и поглощенно слушавший, обернулся и уставился на него в непонимании. Туан не мог объяснить этого и чувствовал, что Джексон страшно разозлился — он выглядел так, словно готов поднять голос и закатить скандал.
— Нет, — ответил Виктор, не придавая большого значения интонации Вана и лишь слегка смешавшись. — Я остался по своему желанию, и со мной несколько других. А те, остальные, искали выход, и они все пошли на юго-восток, к Зоне Запустения, как она тут зовется. Там находится маяк, с которого они намеревались сигнальными пистолетами привлечь внимание самолетов. Я не знаю, что с ними случилось, но кто-то определенно выбрался — ну, или бросился в океан. Во всяком случае, я их больше не видел, — он замолк и спустя несколько секунд добавил, осторожно следя за реакцией, обводя взглядом Марка и Джексона по очереди: — Многих я нашел замерзшими заживо.
Запустив пальцы в волосы и сцепив их на затылке, Ван глубоко втянул носом воздух и откинулся спиной на диван; задрав голову, оттягивая вниз светлые локоны, он продолжал звучно дышать, вздымая и опуская ходящую ходуном грудь. Марк видел, как трясся его подбородок из-за неконтролируемо крепко сжатых челюстей; перепуганный за него, не успев ужаснуться сказанному, он обхватил его обеими руками, одной осторожно втискиваясь между спиной и диваном, и уперся лбом у него под ключицей.
— Тшш, пожалуйста, Джекс, пожалуйста, — шепнул он, боясь, что от чрезмерного напряжения тот взорвется и начнет кричать.
Ничего не сказав, Ван бросил обвинительный и пристыженный взгляд на Виктора, словно упрекая его в том, что он здесь сидит и смотрит на них, резко отпустил свои волосы и, обхватив Марка, с силой прижал к себе; Туан почувствовал, как пальцы Джексона панически вцепились ему в плечи, ослабляя нажатие и усиливая его по мере того, как они скользили вверх и вниз, не в силах остановиться на одном месте.
Он шептал успокаивающие слова ему в кожу лба и виска, думая, что Марк испугался сильнее него, а тот в немом и глупом изумлении слушал, сам не зная, чего он действительно боится — страха Джексона, его внезапной нежности или положения, в котором они оказались.
Когда Виктор развернул свое кресло к камину и сел, отвернувшись от них, Ван бросил на него последний возмущенно-смущенный взгляд и, склонившись к губам Марка, тихо, с жадностью поцеловал их, после чего шепнул ничего не бояться и поднялся с диванчика. Подойдя к каменной стенке камина, он прислонился к ней плечом и посмотрел на Виктора, крутящего большие пальцы и уставившегося в огонь.
— Где нам найти сигнальный пистолет? Как попасть в Зону Запустения? — спросил он и, помедлив несколько секунд, продолжил более сдержанно, сдавленным голосом, пытающимся казаться спокойным. — Мы очень нуждаемся в вашей помощи.
Виктор поднял на него взгляд и мельком кивнул.
— Я все понимаю. Вы оба как? В порядке?
Джексон ответил кивком, не отрывая от него внимательных глаз.
— Дела решать, как, можете? Я имею в виду, с болтовней покончено. Вам нужно воспринимать и переваривать. Можете? Или оставить вас отдохнуть?
Джексон повернул голову на Марка и посмотрел оценивающе, не зная, насколько тот будет способен после узнанного перейти к ключевым проблемам: как им здесь теперь жить и что именно делать. Тот не глядел на него: он слез с дивана на пол и положил лапы Тилли себе на ноги, руками поглаживая ее по макушке и что-то бубня; та в ответ верещала — то ли скулила, то ли потяфкивала — но глаза ее беспокойно сверкали и нос, не находя покоя, шарил по штанинам Марка.
— Я готов. Марк, ты со мной? — спросил он, наблюдая за ними с Тиллей.
Туан поднял взгляд и кивнул. Он все еще не знал, что чувствовал и чего боялся, если, и правда, испугался, но ему стало грустно и молчаливо, не хотелось чем-либо заниматься. Несмотря на это, не имея права остаться в стороне, он поднялся на ноги, и они вдвоем последовали за Виктором на кухню.