О, Генерал, мой Генерал

Се Лянь выслушал их обоих, не перебивая. Когда и Фэн Синь, и Му Цин замолчали, он потер лоб пальцами, прикрыв глаза. — Безголосый демон, — выдохнул он и покачал головой. — Отвратительная тварь. Му Цин бросил на него взгляд, но ничего не сказал. Книги описывали Безголосого демона как сущность с сотней тысяч масок, у которой не было ни истинного обличья, ни собственного голоса. Его коварные иллюзии было сложно распознать, потому что они отличались удивительной правдоподобностью. Он знал о своих жертвах все, мог принимать любую форму и умел проникать очень глубоко в подсознание, потому что оно его и создавало. — Вот почему мои верующие не помнили, как портили подношение храма Сюаньчжэня, — сказал Фэн Синь. — Они просто находились под влиянием иллюзий. Се Лянь взглянул сначала на него, потом — на Му Цина. — Вы же оба знаете, как и почему появляется Безголосый демон? Они синхронно кивнули. — Вы сказали друг другу за эти столетия столько пустых слов и угроз, что даже ваши верующие оказались под ударом, — вздохнул Се Лянь. Безголосый демон не появлялся просто так. Чтобы зародилась тварь такой силы, как та, с которой они имели дело, нужны годы, века вот такой вражды — когда в сердцах говоришь то, что не думаешь на самом деле. Угрожаешь тем, что никогда не сделаешь. Так как люди куда слабее небожителей и совершенствующихся, демон начал именно с них. Задурить головы смертным для него — проще простого. Пара иллюзий, тяжелая, напряженная атмосфера, которую ощущал даже Фэн Синь, находясь в храме Сюаньчжэня, — и вот они уже готовы идти друг на друга войной. Цель этой сущности — заставить жертву, наконец, сделать то, что она обещала, довести до состояния, когда все сказанное впустую станет реальностью. — Но ведь мы… никогда не ругались всерьез, — тихо сказал Фэн Синь. — В смысле… я не ненавижу его. — Он мотнул головой в сторону Му Цина. — Но под действием иллюзии готов был его убить. — В том-то и дело. Безголосый демон не заинтересован в тех, кто действительно враждует и ненавидит друг друга. Его мишень — злословящие попусту, — объяснил Се Лянь. — Пока не уничтожим его, не сможем остановить вражду верующих, — добавил Му Цин. — Есть лишь один способ это сделать — не поддаться ему. — Но как убедить столько людей в том, что это лишь иллюзия? — спросил Фэн Синь. Се Лянь погладил свою чашку кончиком пальца. — А их и не нужно в этом убеждать, — сказал он. — От вас требуется лишь убедить в этом самих себя. Это не так легко, как кажется, и помочь вам в этом не могу даже я. * * * Всю ночь Фэн Синь не мог ни сидеть, ни стоять на одном месте. Он слонялся по храму Му Цина до самого рассвета, наблюдая за каждой тенью, прислушиваясь к каждому вздоху ветра за тяжелыми стенами. Слова Се Ляня и то, что он сам знал из древних книг, не шли из головы. Сколько раз за эти столетия они с Му Цином осыпали друг друга бранью, сколько в пылу битвы угрожали друг другу жестокой расправой? Их верующие, зная о происхождении своих богов и их отношениях, соревновались между собой в числе фонариков к празднику Середины Осени да горделиво вскидывали головы при встрече. И к чему все это привело? Фэн Синь собственными руками перерезал Му Цину горло. Да, в тот момент он понял, что это был не он, а лишь иллюзия, доводившая его до исступленной ярости, но точно ли эта уверенность была абсолютной? Была, с нажимом думал Фэн Синь, стискивая пальцы в кулаки. Он бы никогда не пошел на такое, не будучи до конца уверенным, что перед ним не Му Цин. Даже в их ссорах существовали границы, которые они ни за что не переступали. Эта тварь исчезнет, не добившись от них ничего. Стены храма продолжали давить, становились теснее и темнее, несмотря на золотившие своды окон лучи осеннего солнца. Фэн Синь вышел на улицу и украдкой вздохнул с облегчением, увидев сидевшую на крыльце Ши Юйлань. Голову девушки покрывала шляпа с легкой вуалью, которая была приподнята, чтобы не мешала. — Даочжан, тоже просыпаетесь на заре, — сказала она, услышав его шаги и обернувшись через плечо. Фэн Синь подошел и опустился рядом. Ши Юйлань вернулась к прерванному занятию. Тонким острым лезвием она вырезала из заготовок деревянные таблички для прошений и не останавливалась, пока края не становились безукоризненно ровными. Ее старательность напомнила Фэн Синю светлые годы при дворе, когда Му Цин не отпускал от себя Се Ляня, пока не уложит должным образом каждую складочку его одеяний. Это иногда даже раздражало, потому что Фэн Синю приходилось долго ждать их у дверей. Да и зачем было это делать, если Се Лянь и двух улиц пройти не мог, чтобы не замять одежду или, что еще лучше, не начать самозабвенно рассказывать о боевых искусствах, показывая все на практике? Все плоды усилий Му Цина держались в лучшем случае пару часов. — Ты живешь при этом храме с детства? — спросил он девушку. Ши Юйлань кивнула, не отвлекаясь от табличек. — С рождения. Меня растил и воспитывал настоятель. Он умер три года назад. — Ты преуспеваешь в самосовершенствовании. Это сложно не заметить, — сказал Фэн Синь, глядя на нее. — Тебе стоит подумать о том, чтобы найти учителя и посвящать этому больше времени. Ши Юйлань не улыбнулась, но лицо ее посветлело, когда она покачала головой. — Я нужна здесь. Мой наставник обучил меня всему, что нужно. Остальное зависит лишь от меня самой. Знаете, чем этот храм отличается от многих других, даочжан? — Чем же? Девушка на мгновение подняла на него темные глаза. — Сюда пускают даже тех, у кого ничего нет. Ни подношений, ни денег. Все мы хорошо знаем происхождение своего божества. И кому, как не нам, заботиться о том, чтобы шанс был у каждого? — Она слегка качнула табличкой в руке. — Мой учитель настаивал на том, чтобы в этот храм мог прийти любой и попросить, о чем угодно. Фэн Синь отвел взгляд и посмотрел на тихий осенний сад, что подбирался совсем близко к храму. За ним находились оживленные городские улицы, но сейчас было еще слишком рано, чтобы их наполнил привычный шум. На маленьких желтых яблоках, упавших с тяжелых веток, блестели капли росы. Разумеется, верующие Му Цина знали о его прошлом. Даже спустя столько лет, эта история передавалась от одного поколения к другому, да и сколько книг о них всех написано. Половина — уже красивые домыслы, но суть от этого не менялась. Под руками Ши Юйлань тихо поскрипывало дерево. У ног девушки образовалась аккуратная горка мелкой стружки. — Что будет, когда ты выйдешь замуж? — спросил Фэн Синь, прочистив горло. Она подняла голову. Колыхнулась мягкая прядь волос, что выбилась из-под ее шляпы и легла тенью на высокий лоб. — Я не выйду замуж. Мой путь — служение моему Генералу. Ши Юйлань сказала это таким тоном, что Фэн Синь невольно потупился. — Ты… Девушка еле слышно усмехнулась и легким движением набросила на лицо вуаль. — Даочжан, нет верующего преданнее, чем любящий. — Она оправила юбку и села поудобнее. — А где ваш соученик? Фэн Синь стиснул зубы, но все же ответил: — У него появились дела в храме Генерала Наньяна. Ши Юйлань, вы все должны прекратить эту вражду. Мы здесь именно для этого. Рука девушки дрогнула, и лезвие срезало больше дерева, чем было нужно. Ее пальцы замерли. — В храме Генерала Наньяна? Фэн Синь развернулся к ней. Ее лицо было плохо видно за вуалью, но он почувствовал ее взгляд. — Если ты так хорошо знаешь историю Генерала Сюаньчжэня, должна знать и это. Соперничество между богами войны — лишь соперничество. Не вражда. И ее между ними никогда не было. Так к чему враждовать вам? — Не мы это начали, — упрямо сказала Ши Юйлань. — Это сложно объяснить. — Фэн Синь коснулся пальцами лба, чувствуя, как снова тяжелеет внутри. — Это… как наваждение. Верующие дворца Наньяна не сами пошли на этот поступок и сожалеют о нем. Вы должны услышать друг друга. И да, простить. Ши Юйлань отложила испорченную табличку и отвернула голову, глядя теперь на сад. — Услышать и простить? — переспросила она. — И что вы хотите, чтобы мы сделали, даочжан? — Не предпринимайте ничего. Люди уважают тебя и верят тебе. Тебя они послушают. Убеди их дать нам немного времени. — И что случится, когда это время выйдет? Фэн Синь не знал ответа на этот вопрос, как не знал и того, сколько на самом деле потребуется времени. Он чувствовал влияние Безголосого демона. Оно было везде: пропитало стены этого храма, таилось в каждом углу, в каждом витке дыма с курительной палочки. Ощущает ли Му Цин то же самое? — Все наладится, — сказал он Ши Юйлань. — Когда это время выйдет, вы и сами поймете, что враждовать бессмысленно. Ваши боги… не враги. И никогда ими не были. — Откуда вам это известно, даочжан? — спросила девушка, сцепив пальцы в замок. — Больше восьмисот лет назад они сражались спина к спине на войне за Сяньлэ. Сама подумай — разве могут они быть врагами? — тише, чем собирался, произнес Фэн Синь. Ши Юйлань опустила голову. Легкий ветер колыхнул вуаль, скрывавшую ее лицо. Она ничего не ответила и больше в этот день ни словом не обмолвилась с Фэн Синем, но до самого вечера в храме было, казалось, чуть светлее, чем накануне. Прошло три дня, в которые Фэн Синь всеми силами старался почувствовать хоть что-нибудь странное, но не мог уловить и намека на прежнюю злость. Безголосый демон никак не проявлял себя. Все будто успокоилось, замерло, точно стоячая вода. Чтобы бороться, чтобы разбить иллюзию, она должна хотя бы быть, однако не происходило ничего подозрительного. Смертные вели себя тихо. Перешептывания не прекратились, но стали реже. Все ждали, как и просил Фэн Синь, однако терпение людей не бесконечно. Они с Му Цином больше не связывались. Фэн Синь несколько раз зажигал курительную палочку, но ничего не произносил, даже не начинал молитву, просто стоял и смотрел, как взвивается дым благовоний, делая сизой и полупрозрачной темноту ночного храма. Это затишье давило едва ли не хуже, чем бессильная ярость, что он испытывал с самого начала. Но одним вечером все изменилось. Фэн Синь услышал на улице крик и вышел из храма, обнаружив у его дверей взволнованную толпу. За возгласами и гомоном невозможно было разобрать хоть что-то внятное, чтобы выяснить, что произошло. Оглядевшись, Фэн Синь нигде не увидел Ши Юйлань. — Где Ши Юйлань? — спросил он, но никто не обратил на него внимания. Наконец, Фэн Синь увидел мужчину, что в первый день показал ему испорченный фонарик. — Где она? Где Ши Юйлань? — повторил он свой вопрос, схватив смертного за рукав. — Беда, даочжан! Ее схватили последователи с востока! Она просила нас подождать, просила ничего не делать, и вот, чем все обернулось! Эти люди творят бесчинства, а мы должны просто сидеть, сложа руки? Фэн Синь отпустил его и бросился обратно в храм. Установив курительную палочку, хлопнул в ладоши, опустившись прямо на каменный пол, потому что подушки рядом не оказалось. — Молюсь Генералу Сюаньчжэню! Тишина. Беспросветная и тягучая, как на дне ледяного озера. — Му Цин, — позвал Фэн Синь, глядя на пепельный дым, что тугой струйкой утекал под самый потолок. — Му Цин! Он не стал дожидаться, пока благовония прогорят, потому что в этом уже не было смысла. Поднявшись на ноги, Фэн Синь вернулся на улицу и отошел прочь от галдящих верующих, приложив два пальца к виску. — Ваше Высочество! — сказал он, когда Се Лянь ответил. — С тобой связывался Му Цин? — Нет, — голос Се Ляня стал взволнованным. — Что у вас случилось? — Пока не знаю, но тебе лучше прийти сюда. Я не могу быть в двух местах одновременно. Здесь… — Фэн Синь замолчал, услышав какой-то приглушенный звук со стороны сада. — Фэн Синь? — позвал Се Лянь. — Даочжан! — раздалось среди густых ветвей. Ши Юйлань. Фэн Синь дернулся было побежать на ее голос, но остановился и пошел медленно, продолжая поддерживать связь с Се Лянем. Девушка по-прежнему звала его, но ее нигде не было видно. — Это иллюзия, — сказал Фэн Синь, когда дошел почти до самого конца сада. — Мелко играешь, сукин сын! — крикнул он в глухую темноту. — Не теряй бдительности, — напряженно произнес по сети Се Лянь. — Иллюзии Безголосого демона не так просты. — По-моему, здесь и ребенок догадается, Ваше Высочество, — раздраженно сказал Фэн Синь. — Нам нужно встретиться на границе, пока верующие не переубивали друг друга. И я не могу сам связаться с Му Цином! Я же говорил тебе: это заклятье — плохая идея, если что-то случится! — Не уверен, — отозвался Се Лянь. — В каком смысле?! — Так вы сможете отличить иллюзию от реальности. Безголосый демон может принимать любую форму, но он не способен воссоздать действие заклятья или повлиять на него. Встретимся на постоялом дворе. Фэн Синь выдохнул и опустился на землю. Прокусив ладонь, он кровью начертил на ковре из листьев печать Сжатия Тысячи Ли. Попав в комнату, где они виделись с Се Лянем и Му Цином, он огляделся, но никого не увидел. От жаровни шло тепло, будто ее установили совсем недавно, но свечи на столе не горели. — Ваше Высочество, — обратился он снова по сети духовного общения. — Тебя что-то задержало? — Нет, — ответил Се Лянь. — А тебя? Фэн Синь нахмурился и опять окинул взглядом комнату. — Ты связался с Му Цином? — Да. И он только что сказал мне, что на месте. Открылась дверь, и Фэн Синь резко повернулся на звук. Это действительно был Му Цин. Нахмурившись, он прошел в комнату, точно так же держа пальцы у виска. Горло сжалось от уже знакомого жара, когда Фэн Синь только захотел заговорить с ним. — Ваше Высочество, а ты где? — спросил он Се Ляня. Му Цин внимательно посмотрел на него. — Боюсь, у нас не получится встретиться, — озадаченно произнес Се Лянь. — Я не могу проникнуть в иллюзию. Вероятно, Му Цин в следующее мгновение услышал от него то же самое, потому что опустил руку вдоль тела и окинул взглядом убранство комнаты. Жаровня почти не давала света, так что они едва видели друг друга в полумраке. — Какая приятная встреча, — послышалось от окна, и Фэн Синя продрало дрожью по спине, когда он узнал этот голос. Обернувшись, он увидел Цзянь Лань. Она стояла, опираясь обеими руками на подоконник, заведя их за спину, и с улыбкой смотрела на него. Она была даже одета точно так же, как в последнюю их встречу. — Хорошая попытка, — сказал Фэн Синь. — И ты думаешь, я поверю в такую дешевую подделку? Цзянь Лань усмехнулась и по-птичьи наклонила голову набок. — Дорогой, как думаешь, насколько сложно бороться с иллюзией, когда знаешь, что это иллюзия? — Она играючи оттолкнулась от окна и сделала несколько шагов к нему. — Весь вопрос не в том, как я выгляжу, а в том, что я знаю. Фэн Синь посмотрел на Му Цина. Тот молчал, напряженно глядя на Цзянь Лань. Се Лянь говорил, что основная сложность — убедить в том, что это иллюзия, самих себя. И разве сейчас не очевидно, что все это — именно она? В чем же подвох? — Тебе хочется знать, почему я ушла от тебя? — прищурилась Цзянь Лань. — Я и без тебя это знаю, — ответил Фэн Синь. — О, нет. Слова хороши тем, что их можно воспринимать так, как нравится. Додумать. Вложить в них тот смысл, с которым будет комфортно жить дальше. А истинный смысл может быть крайне далек. Думаешь, я ни о чем не догадывалась? Когда ты лежал на моей груди и говорил, говорил, говорил. Как ты устал со всем справляться один. Как тяжело быть при Наследном Принце, когда он сам никак не может выбросить из своей головы, что он Принц, чтобы выжить. И как признался мне, что чуть-чуть, самую каплю понимаешь бросившего вас Му Цина. Му Цин за спиной тихо выдохнул. — Замолчи, — напряженно сказал Фэн Синь. Цзянь Лань звонко рассмеялась. Совсем как настоящая. У нее был такой же смех, легкий, как переливы качающихся на ветру фуринов. — Ты топил во мне свое одиночество, как в колодце. Делился со мной слабостями, которые росли из твоих обид. Ты правда думал, что я не знала, почему так нравлюсь тебе? Я тебя слушала. И любила. Имя Му Цина звучало в нашей комнате так же часто, как твои стоны, когда ты делил со мной постель. Потому… что… — Цзянь Лань вынула из складок одежды тонкую короткую палочку благовоний. — Помнишь вот это? Ты так часто просил меня зажечь их. Говорил, что этот аромат тебя успокаивает. Ее глаза блеснули в полумраке. Фэн Синь схватился за кинжал, но так и не мог заставить руку сдвинуться, хотя перерезать ей горло не составило бы никакого труда. — Это благовония, которые жгли в ученических покоях храма Хуанцзи. И мои волосы пахли так же, как одежды того самого юноши, что Его Высочество пригрел на своей груди, как ядовитую змею. — Заткнись! — закричал Фэн Синь, одним движением доставая кинжал и разрезая им воздух перед собой. Цзянь Лань отскочила назад и снова рассмеялась. — Цин-эр, — послышался другой голос, на этот раз от двери. Фэн Синь развернулся так быстро, что закружилась голова. В ледяной ладони он до боли продолжал стискивать рукоять кинжала. Лицо Му Цина застыло маской. Даже в приглушенной темноте Фэн Синь заметил, как побледнела его кожа. — Хорошеешь с каждой новой луной, — сказала женщина, появившаяся с другого конца комнаты, приближаясь к Му Цину. — Мой милый мальчик. Фэн Синь сглотнул. Несложно было догадаться, что это была его мать. Он никогда не видел ее, пока она еще была жива, но Му Цин так сильно походил на нее внешне, что сомнений не оставалось. — Разве ты не мечтал столько лет поговорить со мной снова? — спросила она, остановившись в нескольких шагах от Му Цина. — Я была слаба глазами, но это не мешало мне видеть тебя насквозь. Все казалось таким простым — для любого! Его Высочество Наследный Принц был так к тебе добр. Ты даже выбрал тот же путь совершенствования, что и он. Стоило ему один раз похвалить тебя за умение обращаться с саблей, ты расцвел, как весенний сад. Хотел быть с ним на равных. Но зачем? Зачем, Цин-эр? — Мама… — еле шевельнув губами, проговорил Му Цин. — Это не твоя… — начал Фэн Синь, но горло тут же сдавило тисками так, что он захлебнулся воздухом. — Кто угодно сказал бы: все просто! Юноша влюбился в своего покровителя. Везде следовал за ним, тянулся к нему, как к солнцу. Ревновал. Знал, что разница в положении никогда не позволит стоять на одной ступени. Злился из-за этого и старался только еще больше. — Женщина улыбнулась с такой горечью, что даже у Фэн Синя встал ком в горле. — Но я-то знала. Я твоя мама. Я все о тебе знаю. Все эти годы ты видел, как предан ему юноша, что с четырнадцати лет был его правой рукой. И мечтал только об одном — чтобы именно он хоть раз поговорил с тобой так же легко, как с Его Высочеством. Улыбнулся с такой же теплотой. Встал за тебя горой, как за кого-то дорогого и важного. Чтобы увидел в тебе то же, что видит в Наследном Принце Сяньлэ. А, Цин-эр? Не это ли тебе сказал Цзюнь У, призывая тебя предать Се Ляня? Что ты видел от Фэн Синя, кроме презрения и бесконечных упреков? Ничего. А первая любовь коварна ровно настолько же, насколько сладка. У Му Цина дрожали губы. Фэн Синь смотрел на него во все глаза, забыв о том, что за его спиной по-прежнему стояла Цзянь Лань. — Я отказал Цзюнь У, — произнес Му Цин. — Я не предавал их. Его мать кивнула. — Мне это известно. Как горько — любить кого-то так сильно с такого нежного возраста, а потом… — Она широко распахнула глаза. — …согласиться на проклятые оковы, что перечеркнут все, чего ты достиг, лишь бы не предавать своих друзей. Которые… никогда… не считали тебя другом. — Она всплеснула руками. — Се Лянь — может быть. Добрая душа Наследного Принца не вызывала у тебя сомнений. А вот Фэн Синь. Ты знал, что Се Лянь все же рассказал ему об истории с золотым листком? Еще в ваши шестнадцать. Все это время ты скрывал свои чувства с таким усердием, что едва сам не поверил в вашу вражду. Что тебе заклятье, которое наложил Его Высочество на вас обоих, если и без того каждое его прикосновение было подобно раскаленной игле? Женщина шагнула к Му Цину и положила ладонь на его грудь, накрыв сердце. — Прямо сюда. Фэн Синь дернулся раньше, чем успел подумать. Он в два шага сократил расстояние между ними и встал перед Му Цином, оттолкнув чужую руку. — Чего ты этим добиваешься, тварь? — выплюнул он, выставив перед собой кинжал. Позади рассмеялась Цзянь Лань. — У меня нет собственного голоса и истинного обличья, вы же читали книги и знаете об этом. Все это — ваша жизнь, полная пустых угроз и брани. Я — это вы. Иллюзию невозможно разрушить, если она — отражение реальности. Как убедить себя в том, что это иллюзия, если вокруг — лишь горькая правда? Фэн Синь почувствовал движение позади себя и повернул голову. Му Цин встал к нему спиной, развернувшись к Цзянь Лань. Это было так знакомо. «Больше восьмисот лет назад они сражались спина к спине на войне за Сяньлэ. Сама подумай — разве могут они быть врагами?» Он сам сказал это Ши Юйлань. «Даочжан, нет верующего преданнее, чем любящий». — Это правда, Цзянь Лань, — произнес Фэн Синь, глядя на мать Му Цина перед собой. — Когда твои волосы пахли этими благовониями, я хотел тебя сильнее. Му Цин за спиной не двигался. Фэн Синь слышал, как дрогнуло его дыхание, и больше всего ему хотелось сделать шаг назад, чтобы встать к нему вплотную. — Ого, отличный ход, — усмехнулась Цзянь Лань. Фэн Синь не видел ее, но мог представить отчетливо выражение ее лица. — У тебя хватило смелости впервые за столетия отбросить пустословие. Но это не поможет. — Отчего же? — сквозь зубы проговорил Фэн Синь. — Цин-эр даже мне не говорил, что любит меня, — ответила за Цзянь Лань мать Му Цина. — И какими бы ни были его чувства к тебе, он ни за что не признается в них. А значит — правда никогда не прозвучит из его уст. Что говорил ему Се Лянь? «Так вы сможете отличить иллюзию от реальности. Безголосый демон может принимать любую форму, но он не способен воссоздать действие заклятья или повлиять на него». Вряд ли Се Лянь имел в виду именно это, но… — И не надо, — выдохнул Фэн Синь. Он развернулся к Му Цину. Встретил насмешливый взгляд Цзянь Лань. У Му Цина напряглись плечи, когда Фэн Синь потянул его за рукав, заставляя повернуться к себе лицом. Се Лянь своим заклятьем натолкнул его на осознание — слова и касания бывают пусты. В них порой не больше смысла, чем в ругани и драках. У чувств нет голоса. Фэн Синь улыбнулся, глядя на Му Цина перед собой. Тот не смотрел на него, низко опустив голову. Ну же, посмотри на меня, подумал Фэн Синь. Тронул серебряную заколку, удерживавшую волосы Му Цина, покачал ее пальцем, погладив прохладный металл. Ладони горели от желания прикоснуться к его лицу, но это причинило бы боль им обоим, так что Фэн Синь лишь очертил воздух рядом с чужой скулой. Посмотри на меня. Се Лянь был прав. Во всем. Если они могут узнать друг друга по гребаной тени, что им стоит понять без слов и касаний? Они столько друг другу уже наговорили, что пришла пора помолчать. Фэн Синь чуть наклонил голову, пытаясь заглянуть Му Цину в глаза, которые он так упорно прятал. Пожалуйста. Пожалуйста, просто посмотри на меня. — У вас такой красивый сын, — тихо сказал Фэн Синь, обращаясь к матери Му Цина, когда тот все же поднял на него глаза. Угли в жаровне окончательно прогорели, и комната погрузилась в кромешную тьму. * * * Жое вертелась на руках и мешала разбирать почерк Саньлана. Он стал чуть лучше, но Се Лянь все равно внутренне вздрагивал на некоторых косых чертах, которые были наклонены больше, чем нужно, а то и вообще плясали во все стороны, точно их выводили на трясущейся телеге. Когда Жое чуть не угодила в только что растертые чернила, Се Лянь прихлопнул ее ладонью, поймав под пальцы самый кончик. — Лежи смирно, — попросил он. Лента обмякла, свесившись со стола. — Ваше Высочество, — наконец, произнес Фэн Синь, сидевший на подушке прямо на полу его дворца с фолиантом на коленях. Се Лянь поднял голову и посмотрел на него. — Да? — Ты… можешь снять заклятье? Все ведь уже закончилось. Се Лянь вздохнул и решил промолчать о том, что точно такая же сцена уже разворачивалась перед ним всего пару дней назад. Му Цин также пришел под предлогом, что ему нужно почитать о заклятье Тысяч Игл. Так, на всякий случай. Се Ляню было известно, что в книгах ни слова не говорилось о том, как его снимать. Как и не писали там ничего, что могло бы натолкнуть на мысль, что это способен сделать тот, кто его наложил. — Не могу, — ответил он. Глаза Фэн Синя округлились. — Нам что, теперь до скончания времен общаться через курительные палочки? Улыбнувшись, Се Лянь покачал головой. — Можно же просто спросить, прежде чем делать такие выводы. Его действие прекратится само, когда пройдет нужное время. — И какое? — с опаской уточнил Фэн Синь. — Год. — Год?! Сейчас начало весны! Я что, еще полгода не смогу… — он запнулся и с досадой коснулся лба ладонью. Подавив смешок, Се Лянь расправил написанный Саньланом свиток. Му Цин на это заявление отреагировал куда спокойнее. С виду, разумеется. — Я не знал, сколько времени займет решение вопроса с вашими верующими, — объяснил он Фэн Синю. — Поэтому год. — И его нельзя снять? — Нет. — Вообще никак? — Фэн Синь… Тот запустил пальцы в волосы и выдохнул. Кивнул. Ну вот и хорошо, подумал Се Лянь. Вам это обоим на пользу. Как бы ни было жалко и как бы его ни терзала совесть, это заклятье по сути спасло их положение в борьбе с Безголосым демоном. Сам Се Лянь не знал заранее, чем это закончится, но все сложилось как нельзя лучше. Вот уже почти полгода на юге было спокойно. Избавившись от влияния иллюзий, последователи дворца Наньяна вернули Ши Юйлань из храма Сюаньчжэня домой, а потом преподнесли щедрые дары за свое преступление в праздник Середины Осени. Постепенно лед таял, а месяц назад верующие в честь своего славного примирения решили воздвигнуть на границе запада и востока общий храм, куда могут приходить молиться обе стороны. Се Лянь сам еще не спускался, чтобы посмотреть на это великолепие, но, как говорили другие небожители, зрелище поражало красотой. Храм был разделен на две половины, каждая из которых была украшена должным образом и имела свою статую. Половина Му Цина была сдержанной и изящной, а Фэн Синя — монументальной и строгой. Подушки для коленопреклонения справа вышивали серебряными нитями, а слева — золотыми. Верующие самозабвенно готовили фонарики к грядущей осени и порой путали их между собой. Вот с этим им лучше быть осторожнее — не ровен час возникнет очередной казус на праздник. Но для этого там была Ши Юйлань. Она точно не допустит подобных ошибок. — Фэн Синь, — с улыбкой произнес Се Лянь, когда снова поднял взгляд и увидел его понурое лицо. — У вас теперь есть общий храм. Фэн Синь махнул рукой, нахмурив брови. — Знаю. Му Цин уже дважды являлся во сне местному старейшине, потому что ему не нравилась статуя. Причем не его собственная, а моя! Се Лянь усмехнулся. — Я не об этом. Это ваш храм. — И? Удивительная сообразительность явно работала у двоих его друзей только в момент смертельной опасности. — И там есть две половины, где можно молиться как тебе, так и Му Цину, — терпеливо объяснил Се Лянь. Выражение лица Фэн Синя медленно менялось от хмурого к удивленному. Наконец, он вскочил, едва не уронив тяжелый фолиант, который читал, и бросился вон из дворца. Жое подняла кончик и дернула им, словно проводив его взглядом. — Ну вот, — сказал Се Лянь, снова принимаясь за свиток. — Так и до осени доживем. Жое, не лезь в чернила! * * * Ранним весенним утром храм Генералов Наньяна и Сюаньчжэня на юге был пуст. Он действительно, как и говорили, был разделен на две половины. Границей служил стык темного и светлого дерева на полу. Фэн Синь внимательно проследил, чтобы подушка, на которой он разместился, не заходила за эту черту, и зажег курительную палочку. Му Цин напротив сделал то же самое. — Молюсь Генералу Сюаньчжэню. — Молюсь Генералу Наньяну. Так они и общались, словно это было какое-то заклинание, без которого чуда не случится. Фэн Синь скучал по голосу Му Цина, потому что тот пропадал на заданиях на своих территориях, где не было храмов Наньяна. Эту грань верующие не переступали. Их владения по-прежнему соседствовали, но не перетекали одно в другое. Если бы Се Лянь не подкинул Фэн Синю эту идею, неизвестно, когда это пришло бы в голову ему самому. И как он не догадался? Это же было очевидно! Он был так занят попытками найти способ снять заклятье, что потерял столько времени, когда мог общаться с Му Цином лицом к лицу. Они не разговаривали вот так, казалось, целую вечность. Да, вечность. Когда они вообще разговаривали без ругани и драк? — Получилось, — улыбнулся Фэн Синь, поднося зажженные благовония к палочке в руке Му Цина. Выглядело так, словно они скрестили два очень маленьких и тонких меча. — Так будет до Середины Осени, — сказал Фэн Синь. — Заклятье действует год. — Я знаю, — буркнул Му Цин, не глядя на него. — Знаешь? Тоже приходил к Се Ляню, значит? А вот про храм ничего не сказал! Фэн Синю, чтобы привлечь его внимание в Чертогах Верхних Небес и уговорить спуститься сюда, пришлось выпускать стрелу из лука, которая пролетела у него точно мимо уха. Конечно, Му Цин поймал ее одной рукой и разозлился, потому что она задела волосы. Но оно того стоило. Фэн Синь протянул к нему свободную руку. Му Цин замер, не убирая свою даже тогда, когда его пальцы остановились в цуне от его кожи. — Знаешь, что первое я сделаю, когда действие заклятья закончится? — спросил Фэн Синь. — Понятия не имею. — Обниму тебя. Му Цин выдохнул. Сделать это хотелось прямо сейчас, наплевав на боль. Фэн Синь бы так и поступил, если бы заклятье действовало только на него. Потерпеть хотя бы несколько мгновений можно, но он не хотел причинять такую боль Му Цину. Даже если бы он был на это согласен. Все равно ведь никогда не признается. Сколько у него было таких шансов за эти столетия? Чего ему не хватало? Знания, что Му Цин был в него влюблен с четырнадцати лет? Они не говорили ни разу о том, что услышали от Безголосого демона. И вряд ли когда-то поговорят. И все же… — И поцелую, — продолжил Фэн Синь, глядя на курительную палочку в тонких пальцах Му Цина. — И плевать мне на твой путь непорочности. Я не женщина, я бог. Слыхал про парное совершенствование? Му Цин сверкнул глазами. — Что ты несешь?! — Правду! Отныне только правда, хватит с меня пустословия. Му Цин отвернулся и сел к нему спиной, но курительную палочку из руки не выпустил. Фэн Синь уставился на водопад его волос, сцепленных высоко на затылке серебряной заколкой. К ней можно было прикасаться, что он и сделал — тронул пальцем, как в ту ночь, покачав в плотно собранных густых прядях. У Му Цина покраснела шея, которую было видно за воротом одежды. В груди сдавило. Фэн Синь прикусил нижнюю губу, проводя согнутыми пальцами вдоль чужих волос до самой поясницы. Ну и пытку им устроил Се Лянь. Какими бы ни были его намерения, сейчас это казалось более жестоким, чем сама Небесная Кара. Му Цин чуть повернул голову, но не обернулся. Завел за спину свободную руку. — Давай попробуем? — тихо спросил он. — Не такая уж это боль, чтобы… Фэн Синь посмотрел на его ладонь. Потянул за длинный рукав, смяв пальцами ткань до ломоты в костяшках. — Нет, — ответил он. — Не должно это быть так. — Тогда зачем ты меня сюда позвал? — передернул плечами Му Цин. Он собрался убрать руку, но Фэн Синь не дал, крепче схватившись за его одежду. — Говорить позвал, зачем же еще? Увидеть. Есть и другие способы. Он чуть придвинулся к краю подушки, сунулся носом почти к самой шее Му Цина. Глянул на залившую чужую скулу краску. — Я хочу тебя трогать. Хочу обнимать. Хочу… слышать, как ты стонешь. И даже если ты будешь сдерживаться, долго делать это у тебя все равно не получится. — Фэн Синь! У Му Цина покраснело ухо. Фэн Синь дунул на тонкую прядь, которая его прикрывала. Подумал, что Му Цина так никто и никогда не касался. Каким чувствительным может быть тело, не знающее такой ласки? Если поцеловать его в шею, провести языком по коже до самой ложбинки над ключицей, обхватить талию обеими руками. Сгрести волосы в кулак у затылка… И всей руки не хватит, чтобы их вот так собрать. Фэн Синь зажмурился, уронил голову, чуть не задев плечо Му Цина. Так близко, что сам испугался. Воздух стал горячим и тугим, как натянутая шелковая лента, а в горле пересохло. — Это правда? — спросил вдруг Му Цин, шумно выдохнув. — Что? — еле заставив шевелиться губы, отозвался Фэн Синь. — Про благовония… из храма Хуанцзи. Фэн Синь хотел ответить, но вовремя посмотрел на курительную палочку, что сжимал в пальцах. Она потухла, прогорев. Через мгновение Му Цин заметил то же самое. Он повернулся. Фэн Синь встретил его взгляд. И кивнул. Правда. Все правда. Как и то, что говорила иллюзия твоей матери. Но мы никогда не будем это обсуждать. Мне хватит отчаяния и потерянности в твоих глазах, что я увидел в ту ночь, до конца вечности. * * * Чертоги Верхних Небес. 12-й год после восстановления Небесной Столицы Фэн Синь так не нервничал и в годы, когда был простым человеком. Даже когда его впервые привели во дворец и представили родителям Се Ляня, правящей династии Сяньлэ, не нервничал. А сейчас холодели кончики пальцев, что не помогала никакая духовная сила, и в животе все поджималось и сдавливало. Небожители, следуя давней традиции, собрались на главной площади в Чертогах Верхних Небес, чтобы произвести подсчет фонариков от верующих. Кто-то ликовал, кто-то надувал губы и отворачивался, недовольный результатами. Где-то то ли на третьем, то ли на четвертом месте прозвучали его, Фэн Синя, имя и титул, но он слышал все словно сквозь каменную стену. Когда действие заклятья закончится? Как они это поймут? Он видел Му Цина на другой стороне. Видел Се Ляня, который поглядывал на него время от времени и прятал улыбку. Будь Жое шире, он бы завернулся в нее, подтянув повыше с шеи и скрыв половину лица. Взгляд Му Цина смягчился, когда Се Лянь объявил девятьсот пятьдесят два фонарика от его главного храма. Фэн Синь не удивился — от Ши Юйлань сложно было ожидать чего-то другого. Небо горело огнем, как перевернутая вверх дном жаровня. Фэн Синь сжал зубы и обогнул собравшихся небожителей по большой дуге, приближаясь к Му Цину. Встал рядом, убрав руки за спину. Начал считать фонарики Се Ляня, хотя за него их уже прекрасно посчитали чиновники Средних Небес. Сбился на двести шестом. Стал считать снова. Му Цин бросил на него взгляд, но тут же снова отвернулся, не расцепив скрещенных на груди рук. Внутри будто что-то пузырилось и лопалось с глухим звуком, тянуло в разные стороны, распирая грудную клетку. — Общий храм Генералов Сюаньчжэня и Наньяна преподнес в дар небесный фонарик долголетия в честь примирения юго-восточных и юго-западных земель, — оповестил Се Лянь. Фэн Синь усмехнулся и покачал головой, наблюдая за поднимающимся в небо куполом из тонкого и очень дорогого материала. Верующие тактично не стали собирать общее подношение, зная о соперничестве между небожителями, но не могли не отпраздновать такое свое объединение. Му Цин повернул к нему голову. Поймав его взгляд, Фэн Синь осторожно коснулся его рукава. Опустил руку ниже и провел по самому краю плотной ткани. В черных глазах напротив мелькнул какой-то странный блеск, и вдруг пальцы окутало приятной прохладой прикосновения. Фэн Синь чуть не подавился воздухом, но на этот раз не от боли. Будто все узлы развязались разом, а горло окутало жаром, как от жажды, и это было совсем не похоже на раскаленные угли от действия заклятья Тысяч Игл. Взяв Му Цина за руки, Фэн Синь дернул его на себя, отступая в темноту пустых галерей, что уводили путаными коридорами к дворцам небожителей. Едва оказавшись за широкой колонной, привлек его к себе и чуть не запутался в ткани поясов, обхватывая за талию. В голове будто взрывался порох, не успевая прогорать. Му Цин обнял его за шею. Пэй Мин на площади громко зазывал всех продолжить праздник в своем дворце, но его голос звучал словно из-за границы трех миров. Фэн Синь прижал Му Цина к колонне собственным телом, погладил, задыхаясь, ладонями лицо, волосы, подрагивающую шею. У него тряслись руки, перед глазами то темнело, то появлялись цветные пятна, будто долго-долго смотрел на солнечный свет. Он так много думал о том, что и как сделает, когда станет можно, что теперь вообще не знал, куда девать руки. Их у него было всего две, а Му Цина хотелось буквально вдавить в себя, забрать и не отпускать. Сейчас было совершенно непонятно, как он мог злиться на него или думать, что ненавидит. Фэн Синь так его хотел, что подгибались колени. И Му Цин нисколько не облегчал это состояние, потому что льнул к нему всем телом, позволял целовать себя в шею, впиваться в губы, путать идеально забранные волосы, с которых съехала к уху серебряная заколка. У обоих так дрожали руки, что все движения получались торопливыми и рваными. Поняв, что они просто не успокоятся, Фэн Синь обнял Му Цина, как и обещал ранней весной в их общем храме, сжал так крепко, как только мог — за все годы, когда тот думал, что он никогда не отнесется к нему и с каплей того же тепла, той же преданности, с какими относился к Се Ляню. Подумать только, как он скучал по нему. Год, всего год среди сотен лет сотворил такое, что сейчас это походило на какую-то тихую истерику. — Молюсь Генералу Сюаньчжэню, — произнес Фэн Синь слова, с которых начинались все их разговоры в эти долгие месяцы. Му Цин вцепился пальцами в одежду на его спине. Он был весь напряженный, как тетива боевого лука. Фэн Синь чуть отстранился, взял его лицо в ладони. — Посмотри на меня. Му Цин, пожалуйста. Едва встретив этот упрямый взгляд, не сдержался и даже не пытался — смял губами губы, целуя снова и снова, изучая заново того, кого, казалось, должен был знать, как самого себя. И это было больно. Даже без заклятья — больно, потому что столько лет они тратили на то, чтобы осуждать друг друга, врать и верить в это вранье самим, хотя все было так просто, так по-дурацки просто. Му Цин отвернулся от нового поцелуя. Фэн Синь прижался лбом к его виску, запустил пальцы в волосы. — Это правда, — сказал Му Цин еле слышно. — Я знаю. — Моя мать говорила правду. — Это была не твоя мать. Не нужно… Му Цин покачал головой. Фэн Синь вздохнул, касаясь губами его щеки. Прижал к себе снова уже спокойнее, погладил по волосам, едва дотрагиваясь, как делал в их храме, когда только и мог, что думать о том, чтобы, наконец, прикоснуться. — Нас ждут, — сказал Му Цин. Фэн Синь закрыл глаза. — Я тебя не отпущу сегодня. Не смогу просто. — Представь, что заклятье все еще действует. — Лучше я представлю, как ты зовешь меня в свой дворец, и мы занимаемся там тем, о чем я тебе говорил все это время. — Мечтай. — Тогда в мой дворец? — Тем более! * * * Се Лянь с улыбкой смотрел на поднявшиеся так высоко в небо фонарики, что их уже нельзя было отличить от звезд. Стоявший рядом Хуа Чэн обнял его за плечи. — Что скажешь, гэгэ? — спросил он. — Моя идея оказалась хорошей? — Как всегда, Саньлан. У тебя не бывает плохих идей. — И все же ты меня не послушал, — вздохнул Хуа Чэн. — Я предлагал восемьсот лет, а ты наложил заклятье всего лишь на год. Разве это испытание? — У них уже были восемьсот лет. Года оказалось более, чем достаточно. — Я бы за этим понаблюдал. — Лучше перепиши свиток, который я тебе дал. — Опять? — Он красивый, но ты уверен, что писал его за столом? — Абсолютно, — уверенно сказал Хуа Чэн. — Но, если гэгэ хочет, я перепишу его хоть тысячу раз. Се Лянь усмехнулся и покачал головой. — Нет. Одного раза хватит. Некоторые вещи достаточно переделать один раз особо старательно, чтобы вышло хорошо. А вышло ведь и правда неплохо.