Даже когда погаснет солнце

      Пробуждение Чимина можно было отнести к худшему в его жизни. Его трясло, хотя здесь было жарко, тело болело, кровь неприятно запеклась на ранах. Желание умереть ударило в голову с удвоенной силой, когда он полностью вспомнил вчерашний вечер. То, что так хотелось забыть, уничтожить в своем мозгу и убить в реальности, проплывало перед глазами до тошноты четко. То, что так хотелось забыть, кажется, будет до конца жизни напоминанием о том, какой он слабак. Чимину хотелось сейчас к маме, чтобы она обняла, погладила его по голове, как когда-то в детстве. Он на дрожащих ногах поднялся, одеваясь в кое-где порванную одежду, и медленно начал идти на ощупь к лестнице. Было темно. Даже работающая вчера лампочка уже не светила. Парень чуть не упал несколько раз на темной лестнице, но вышел, наконец, в небольшую комнату, оттуда — на кухню. Была полная тишина, из окон лился равномерный, но слишком резкий солнечный свет. Он списал это на то, что провел очень много времени в темноте. Что-то неприятно пахло. Чимин медленно прошёл через кухню, заваленную мусором, ощущая, как на каждом шагу поясницу простреливало тупой болью, и остановился посреди арки в гостиную. Сразу захотелось закричать и закрыть глаза. Чимина согнуло в новом приступе тошноты и он вырвал прямо на пол. Слёзы появились в уголках глаз. Он быстро развернулся, проходя через кухню к умывальнику, чтобы открыть воду и омыть лицо. Подставив рот под поток воды, он жадно её пил, будто вчера выпил весь алкоголь, который был на вечеринке. — Этого просто не может быть... — прошептал сам себе парень, сжимая пальцами умывальник и закрыв глаза. На той части тела, которую освещал падающий через окно солнечный луч, стало очень жарко. Кожа сразу покрылась потом, поэтому он поспешил отойти в тень. Парень ещё раз выглянул в гостиную, но картина не изменилась, а желание опорожнить желудок снова подступило. Неприятный запах ещё раз ударил по носовым рецепторам и он только сейчас смог понять, что это. По всей гостиной валялись обугленные тела. У некоторых кожа покрылась волдырями или разорвалась, открывая мышцы. Некоторые так и застыли с руками на лице, будто пытались разорвать его. Казалось, они пытались снять с себя абсолютно всю одежду, а потом и кожу. Вонь пережаренного мяса разъедала обонятельные рецепторы. От запаха хотелось спрятаться, закрыть нос и глаза тоже, чтобы не видеть всего этого ужаса. Хотелось выбежать из дома, но для этого нужно было пройти возле трупов, которые, казалось, до сих пор хотели спастись тем, что пытались снять кожу. Чимин отвернулся, подходя снова к окну, но возле него было аномально жарко. Всё же, необходимо было попробовать открыть его и вылезти наружу. Всё ещё оставаясь в тени, Чимин протянулся к оконной ручке. — Ай! — воскликнул парень, прижимая руку к себе, дуя на неё. Легкий ожог появлялся на ладони в виде отпечатка от оконной ручки. — Что за нахуй? — чуть ли не впервые матюкнулся он. Парень ещё раз взглянул на ручку, но повторно обжечься желания не было никакого. Чимин вытащил телефон, но тот, как назло, был разряжен. Чертыхнувшись, он сполз по стене на пол, пряча лицо на коленях. — За что мне это? Его снова начало легонько трясти, но уже не от боли, а от отчаяния. Слёзы вновь потекли по щекам и он почувствовал себя очень слабым. Физически, морально, психологически... Хосока нет рядом. И он не знает, где старший находится. Нет ли его среди тел, лежащих в гостиной? И... это страшно! Чимину просто страшно, потому что это не укладывается в голове. Каким бы умным он ни был, он не может понять абсолютно ничего. Единственное, что он точно осознаёт: нужно дождаться вечера, чтобы выйти из этого дома, а к тому времени... Он встал и на ровных ногах пошёл в сторону двери, что ведёт в подвал. Плотно закрыв дверь на кухню, чтобы запах не просачивался, он сел в темной комнате, обнимая себя за колени, и снова дал себе волю. Волю своим слезам и мыслям, жалости к самому себе. Чимин не заметил, как снова уснул, а проснулся он только от того, что его кто-то настойчиво тормошил за плечи. — Минни! Минни, блять! Он медленно открыл глаза и увидел перед собой обеспокоенного Хосока. — Хо, — хрипло сказал он. — Чимин, это пиздец! — начал Хосок, уже подняв парня на ноги и потянув его на выход из дома. — Это долбаный пиздец! Я очень рад видеть тебя живым! Они как раз проходили через гостиную и Чимина снова начало тошнить, но он просто закрыл глаза, позволив старшему себя вести. Снаружи уже было темно, солнце давно скрылось за горизонт, когда младший смог, наконец, сделать нормальный вдох. Но не тут-то было. Раскалённый воздух попал в лёгкие вместе с тем же запахом, не таким острым, как в помещении, но, всё же, довольно ощутимым. Чимин открыл глаза и едва не потерял сознание. Трупы... По всему газону валялись тела — обугленные чуть ли не до черного. Несколько машин, сгоревших почти дотла, врезавшихся друг в друга или в здания. Воздух до сих пор был раскалённым, но дышать можно было нормально. Просто создавалось впечатление, будто они чудом переместились на экватор. Младший не выдержал, вырвав руку с хосоковой, и прижался к горячей стене дома, пряча свое лицо. Слёзы снова начинали течь по лицу, его колотило от того, что произошло вчера, сегодня... Что с его мамой?! Голова разболелась с удвоенной силой, сжимая черепную коробку, будто в тиски. — Чимин, — раздался голос Хосока возле него. — Нет. Нет, нет, нет! Не хочу, не хочу ни видеть, ни слышать! — с надрывом кричал Чимин. — Это все какой-то дебильный сон! И изнасилования, и трупы! Сон! — Какое изнасилования? — переспросил Хосок. — Ты! — Чимин поднял глаза на старшего. — Ты оставил меня вчера! И какие-то два идиота изнасиловали меня! Затащили в подвал и изнасиловали! А тебя не было! Ты оставил меня одного! — Ты серьезно? — Хосок поднялся, прожигая взглядом младшего. — Ты сейчас серьезно?! Чимин, тебе, блять, двадцать лет! Нам не по десять, что я постоянно должен за тебя заступаться! Тебе двадцать, а ты даже постоять за себя не можешь! Вокруг творится пиздец, потому что умерли почти все дорогие нам люди, а ты упиваешься жалостью к себе из-за того, что ты пострадал из-за себя же?! Изнасиловали тебя? — Хосок разошелся. — А ты хоть что-то сделал? Ты хоть попытался ударить тех, кто тебя тянул? Хоть попытался закричать?! У них остался хоть один синяк или укус от тебя?! — кричал парень. Его пробирала злость за все годы их дружбы. — Ты пошёл за ними как покорная овца, ничего не делая для того, чтобы хоть что-то изменить! Ты не закричал, не желая излишнего внимания к себе! Ты получил то, что хотел! Лишнего внимания не было! Перестань быть слабаком, иначе в этом новом мире — непонятном и опасном — ты сразу же умрешь. И я не всегда буду возле тебя, чтобы защитить! Научись сам защищаться! Научись себя защищать, потому что станешь ещё одним таким трупом, которых сейчас просто нереальное количество! Хосок тяжело дышал к концу своего монолога. Крик души. Он бы пожалел Чимина, он бы нашел тех, кто это сделал и убил их. Но сейчас... В этой ситуации, в которой они оказались, Хосок не мог думать ни о чём другом, кроме страха. Страха потерять ещё и Чимина, который у него остался единственным. То, что он сказал, было больно, но он так больше не мог. Что, если его не будет рядом? Что Чимин тогда будет делать? Ему надо было дать этот пинок под зад другу, даже если он сейчас обиделся страшно. Но Чимин умный мальчик, он поймет это. Хосок потерял всех, он уже проверял. У него не осталось абсолютно никого, как и, к сожалению, у Чимина. Но тот об этом ещё не знает. Для него это будет большим ударом. — Пошли, — сказал Хосок парню, который плакал не переставая. За что Хосок с ним так поступил? За что он так резко высказался об этом? Разве Чимин виноват, что он не может постоять за себя? Обида на друга (а друга ли?) накрывала его. Последнее «пошли», что он бросил безэмоционально, просто не оставляло ничего в душе. Хотелось послать его, остаться здесь! Но Чимин понимал, что в нём говорит простая детская обида, ведь сам он точно не справится. Он даже не знает, что происходит! Зато Хосок, кажется, знает. Потому что тот блеск, который ранее был в его глазах, бесследно исчез. Даже несмотря на то, что они буквально стоят среди горы трупов, исчез этот блеск точно не из-за этого. Значит, нужно готовиться к худшему. Чимин медленно поднялся. Спину жгло от нагретого дома, к которому он был всё это время прислонённым. Он стал ровно, стерев слёзы, и посмотрел прямо на Хосока. Старший ухмыльнулся, увидев обиду в глазах младшего. Чимин понимал, что Хосок сейчас его единственный путь к спасению, пока сам Хоби не знал, есть ли хоть какой-то выход из ситуации, в которой они оказались заложниками. Ведь пособий по такому точно нет. Следовательно, нужно импровизировать.